Ни слова в простоте
Автор: Евгения Лифантьева. Алексей ТокаревВчера была встреча ЛИТО при Омском отделении СПР – руководитель Марина Александровна Безденежных. Но я, собственно, не о ЛИТО и даже не о рассказах парня, которые там разбирали, а о канцелярите. Потому что этого в тех рассказах было с избытком – автор, видимо, еще не различает литературную речь и «чиновничье-нормативную». Видимо, его в школе учили «говорить и писать правильно». Так вот – я об этом «правильно».
Не стала рассказывать на встрече мою любимую байку от одного телеоператора про «правильную речь». Решила, что не к месту, все-таки – разбор рассказов того парня, а не мое шоу.
А байка такая. Довольно банальная ситуация. В одном из райцентров кто-то украл крышку канализационного люка. Видимо, сдали в металлолом, весит она порядком. Впрочем, самое страшное не это, а то, что в райцентрах канализация – так называемая «местная», то есть септики. Поэтому под крышкой – не переплетение труб, как в городе, а яма с дерьмо.
Так вот, кто-то украл крышку, и в яму провалилась десятилетняя девочка. Не знаю уж, как ее туда занесло, почему не заметила дырку, но ухнула в это самое, которое в септиках. Ничего себе не сломала, но удовольствия все равно мало. Родители подняли шум, приехала съемочная бригада с местного ТВ, возбудилась прокуратура. В смысле – начала проверку.
И тут – сама байка. Тележурналист решил для новости поставить сотрудника прокуратуры на фоне уже огороженной сигнальными лентами ямы и записать его рассказ про происшествие. Ну – нормально, стандарт. Помощник прокурора – нормальный мужик, пока ехали на место съемки, человеческим языком рассказывал о том, что «уголовки» не будет, у девочки – ни одной царапины, главный ущерб – психике бабушки. Та, так увидела свою кровиночку с ног до головы – в слезах, соплях и дерьме, чуть с инфарктом не слегла. Поэтому родители пострадавшей бушуют и грозят написать Путину, если никого не накажут.
Ладно. Приехали на место съемки. Прокурорский становится в мужественную позу и выдает текст: «Третьего числа октября месяца текущего года межрайонной прокуратурой зафиксирован факт попадания несовершеннолетней гражданки 2013 года рождения в техническое отверстие очистного сооружения, расположенного по адресу: Лесная, восемь, в связи с недобросовестным исполнением своих должностных обязанностей сотрудниками МУП "Районное ЖКХ". Прокуратурой проводится проверка данного факта на предмет установления доли ответственности…»
У журналиста отваливается челюсть, он понимает, что ЭТО пускать в эфир нельзя, и орет: «Погоди!»
«Чего еще? – удивляется прокурорский. – Я все правильно сказал».
«Ты эту девку как-нибудь по-другому назвать можешь? Ну, школьница там… девочка… чтобы зрители поняли, что она – человек».
«Там мы не уточняли, в какой школе она учится… И вообще – я про нашу работу говорю, про чужое – не могу».
«То, что девочка в септик свалилась, вы установили? Что с ней случилось? Что она сделала?»
«Это… ё***лась в говно. Но так же в телик нельзя…»
«Так найди нормальное слово!»
«Ладно!»
Прокурорский делает вдох-выдох и доверительно сообщает камере:
«Юная жительница нашего поселка совершила упадание в жидкие бытовые отходы!»
Журналист издает вопль бабуина на случке, потому что цензурных слов у него тоже не остается, но он – представитель СМИ, и ему матом нельзя. Оператор бьется головой о камеру, потому что понимает, что минутная работа превращается в бесконечную жвачку. Прокурорский хлопает глазами, пытаясь сообразить, чего же от него хотят.
В общем, счастье, что в мире существуют инженеры видеомонтажа, сумевшие сделать нарезку буквально по слову, так что в сюжете было понятно, кто куда стоял. Но мораль не в этом, а в том, что прокурорский был абсолютно прав, выдавая спич про «несовершеннолетнюю жительницу». Он говорил, используя наиболее точные и полные формулировки. Говорил правильно – каждое его слово полностью соответствовало объективной реальности.
Но, черт возьми, насколько это «правильно» отличается от человеческого языка!