Арест!

Тощий крючкотвор-докладчик привычно открывает и закрывает бледногубый рот, зачитывая длинный, как зима на Севере, документ. Самих заранее осужденных преступников сюда даже не приводят. Экономят ценное время короля, королевы-матери… и даже, может, его, Верховного Понтифика. Зачем тратить часы на бесполезные объяснения и оправдания приговоренных, если окончательное решение уже принято? И даже распланировано, куда потратить конфискованное имущество.

После двух осужденных на казнь нетитулованных дворян (еще в прошлом поколении - купцов первой гильдии) накатил внезапный приступ головной боли. Травят Главу Церкви, что ли, по-тихому? Надо будет усилить охрану особняка и перешерстить верных людей. И получше проверять всё, что подают на стол. Правда, как это сделать, если блюдо пришлют на пиру? В качестве дара с королевского стола?

- А сейчас обвинения будут впервые предъявлены лицу, возможно, считающему себя неподсудным королевской власти… - торжественно объявила разряженная в пух и прах Лорелея. Скорее для бала, чем для Королевского Совета. 

Ей идут изумруды и открытые платья. И оборотню еще далеко до старости. Но надо же понимать место и время. 

А она сейчас даже подала монарший голос лично. Не удержалась – крючкотворам не доверила. Как же ей нравится править! Когда король Морган занят в основном лишь своим безумием.

Все-таки Кэтлин в королевах – это настоящая удача. Вот уж у кого нет честолюбия. Кто ничем пока не помешает Лорелее. Любую другую королева-мать уже бы сожрала. 

Верховный Понтифик подавил усталый зевок. Прекрасная и опасная королева-мать слегка переигрывает. Молодой, богатый (и бездетный!) холостяк граф Нарцисс Дюррем – счастливый (доселе) владелец трех богатейших замков и обширных охотничьих угодий. Но при всей его надменности, неподвластным королевской власти он себя считает вряд ли. Хоть порой и позволяет себе дерзкие речи, что с некоторой натяжкой можно счесть изменой. Ну, если, конечно, намеки на бесплодие юного короля – это именно измена, а не врачебный диагноз, о котором уже шепчется весь дворец. Дюррем просто проболтался об этом громче, чем прочие. И слышали его не только слуги и смазливые служанки. Свои и чужие. 

Да и после осужденных целых принца и королевы (неважно, за что) – как может считать себя чему-то «неподвластным» пусть сказочно богатый, но всего лишь граф? Даже не герцог. 

Лорелея торжествующе перечисляет кучу нелепых и неправдоподобных обвинений. Причем половина явно звучит сегодня впервые. Почему у нее не хватило ума хоть это согласовать? Заранее понимала, что будут возражения? Причем, разумные?

Дюррема можно осудить и за треть всего этого – раз уж стыдно назвать истинную причину королевской немилости. 

Наконец, довольная королева-мать соизволила повернуться к Верховному Понтифику – за формальным подтверждением.  Деваться некуда – не станет же он прилюдно спорить с ней из-за зарвавшегося графа Нарцисса. Не слишком полезный Дюррем не стоит публичного скандала. Значит, Глава Церкви уступит. Чего королева-мать и добивалась. Вон как торжествующе усмехается. Она ничего не простила и не забыла. И готова мстить даже в мелочах – при каждом удобном случае.

Хорошо, что никогда не решится на большее, но всё же он попал сегодня в западню. Мелочь, но неприятно. Портит настроение. А так хорошо всё складывалось… 

Лорелея жестко усмехнулась и добавила:

- Что вы скажете на эти обвинения в ваш адрес, господин Верховный Понтифик?