Написанное в разном настроении

В рамках флэшмоба от Павла Маркова.

Показать написанное в разной степени веселости я, кажется, не смогу: по-настоящему хорошего настроения у меня не было уже давно. Но есть легко и трудно писавшиеся куски впроцессника. Отражает эта разница, правда, не степень моей бодрости или подавленности, а степень общего эмоционального возбуждения.

Вот "медленный" кусок -- труд одного дня (за исключением первого предложения: оно от предыдущего дня). 475 слов.

А на второй день пути к жажде добавилась новая беда. Видимо, не успевший должным образом освоить искусство верховой езды, Здравко умудрился сбить себе до крови внутреннюю сторону бедер. Сначала он все-таки крепился, не подавал виду, что с ним случилось неладное. Но на дневном привале едва слез с мулицы, а на земле поначалу не смог сделать и шагу.

Сэр Владимир смеяться над Здравко не стал – спасибо и на том – но уж точно не обрадовался.

Сначала он сполна отчитал Здравко за «неправильные» штаны – можно подумать, у того был выбор, что надеть! Затем отправил в обоз:

– Посидишь вон на той подводе до привала – а завтра обратно в седло!

Под конец сэр Владимир протянул ему прозрачный пузырек, до половины наполненный вязким зеленовато-бурым зельем. Распорядился:

– На. Намажешь, где стер, – и, вдруг улыбнувшись, добавил: – Танькино снадобье – проверенное!

Тут Здравко невольно напрягся. Каэл называл Владимирову сестру-колдунью Танни, а превратить это имя в «Таньку» для славянина труда не составило. «Возьму, чтобы не спорить, – а мазать не стану!» – решил он для себя. Сестра сэра Владимира упорно казалась ему подозрительной и опасной.

Так он и ехал до самого заката на обозной подводе с непочатым пузырьком в руке. Возница – старый одноглазый копт в замызганной некогда белой тунике – на го́ре Здравко, был словоохотлив и умел немного говорить по-латыни. Копт, разумеется, сразу же понял, что за болезнь приключилась с неопытным наездником, и потом добрую половину пути Здравко не было спасения от его поучений и беззлобных, но все равно неприятных насмешек. Как назло, ни вернуться в седло, ни пойти пешком он не мог – всё из-за тех же стертых бедер. Более того, перебраться на другую подводу Здравко тоже не надеялся: все они казались ему доверху забитыми грузом.

И тогда он решил схитрить – переменить тему разговора. И заодно задать старику-копту тот самый вопрос, ответа на который так и не дождался от сэра Владимира.

– А правда ли, почтеннейший, – спросил Здравко, улучив подходящий момент, – будто бы у блеммиев нет голов, а рты и глаза прямо на груди?

– Пф-ф... – фыркнул копт в ответ. – Откуда такое взял?

– Ну в городе говорят... – промямлил в ответ Здравко. Собственно говоря, он и сам уже толком не помнил, откуда услышал о безголовости блеммиев.

Копт в ответ громко хохотнул. Затем презрительно хмыкнул:

– Баб на рынке слушал? Пхе! – и продолжил, отчаянно коверкая латынь: – Слушай их дальше, парень – еще не такое узнаешь!

– Каких таких баб?.. – пробормотал Здравко.

Но копт, похоже, даже не обратил внимания на его вопрос.

– Я всяких нубийцев видывал, – увлеченно продолжил он. – Бишари – по-твоему, блеммиев – тоже. Их работа! – С этими словами копт показал узловатым пальцем на свою пустую глазницу.

Здравко хлопнул глазами. А копт, распалясь еще больше, вдруг воскликнул:

– Нет, парень! Головы у бишари на плечах растут – с глазами, с ушами! Это они на щитах рожи малевали – как раз тут получалось. – И он ткнул себя в грудь свободной от вожжей рукой.

Разочарованно вздохнув, Здравко кивнул. В ответ копт самодовольно хмыкнул – а затем вдруг заявил:

– Теперь там колесо малюют. Не рожи!

А вот "быстрый кусок" -- тоже труд одного дня, но в более удачном состоянии духа. 667 слов.

Внезапно сэр Гарван поймал себя на том, что давно уже перестал писать. Вроде бы он по-прежнему размышлял о насущных корабельных делах, продумывал возможные действия на случай нештатных ситуаций – а между тем стило выводило на воске вместо букв странные завитушки, похожие на пиктские узоры и совершенно бессмысленные.

Сэр Гарван недовольно поморщился. Вполголоса выругал себя за ребячество, за впустую потраченное время. Поспешно, словно кто-нибудь мог бы это подсмотреть, затер завитушки обратной стороной стила. Повертел стило в руке, затем аккуратно положил его рядом с церой. И, медленно поднявшись из-за стола, подошел к окну.

За окном царила ночь. На угольно-черном небе сияли крупные южные звезды. Водная гладь вторила небу их подрагивающими отражениями. Созвездия были хорошо знакомыми, родными – разве что не совсем привычно располагались. Сэр Гарван легко отыскал странно наклоненный, словно собирающийся зачерпнуть воды, но все равно узнаваемый ковш Большой Медведицы. Затем нашлись и верная помощница моряков Полярная звезда, и завалившийся на бок узкий серп Луны. Как раз посередине между Луной и Полярной звездой смутно угадывался абрис «Махи». На носу яхты, где-то возле бушприта, сэр Гарван углядел теплящийся огонек фонаря. Тоже кому-то не спится, подумалось ему.

Конечно, сэр Гарван тут же вспомнил о недавних непрошеных гостях. Улыбнулся: вот уж кто наверняка не спит! Безотчетно прислушался к корабельным звукам. И неожиданно удивился: а у пассажиров-то тишина! Выходит, не стали устраивать свадебных посиделок? Или, может быть, уже их закончили?

Сэр Гарван отступил от окна, обернулся. Задумчиво посмотрел на хронометр. Ну да, четвертый час ночи по Кер-Мирддину – значит, так же и по местному времени. Примерно часа три до рассвета, а сна – ни в одном глазу...

Затем он перевел взгляд на круглый циферблат барометра. Стрелка на нем задралась почти до предела и нацелилась в небо, суля ясную погоду и полный штиль. Увидев это, сэр Гарван недовольно поморщился: придется все-таки поутру запускать машину! А затем, безнадежно махнув рукой, вновь направился к столу.

Возле стола он остановился. Задумчиво дотронулся до дубовой спинки капитанского кресла, побарабанил по ней пальцами. Затем обвел взглядом каюту. Всё было как всегда: стол, стулья, рундук с картами и письменными принадлежностями...

И все-таки какое-то нехорошее предчувствие тревожило сэра Гарвана, не давало ему покоя. Пожалуй, оно появилось уже много дней назад – по меньшей мере после Порту, а может, даже после Инис-Вайра, с появлением на корабле рыжего плута. Но именно сейчас, в бессонную ночь, оно стало ощущаться особенно остро.

Повинуясь этому загадочному чувству, сэр Гарван осторожно выбрался из каюты. И, аккуратно притворив за собой дверь, двинулся по коридору к выходу на палубу.

* * *

На море уже стоял полный штиль, и снаружи оказалось так же жарко и душно, как и в каюте. Зато теперь взору сэра Гарвана был доступен не только кусочек неба, видимый из окна. Небо – ночное, звездное – окружало его со всех сторон.

Медленно, нащупывая ногой каждую ступеньку, сэр Гарван поднялся на ют. А оказавшись наверху – задрал голову и потом долго, со странным волнением рассматривал раскинувшийся над ним небосвод. 

В конце концов он облегченно вздохнул. Все созвездия оказались знакомыми – хотя бы по астрономическому атласу. Лира, Пес, Антиной, Орел, Скорпион... И конечно же, нигде – в том числе и над совсем близким южным континентом, над почти неразличимыми в ночной темноте Атласскими горами, – не было видно зловещего и величественного Колеса.

«Небо как небо... – пробормотал себе под нос сэр Гарван. – Вот ведь вздор какой придумали! А ведь кто-то в него верит...»

И он воспрянул духом. Пусть мир на глазах становился иным, преображаясь усилиями множества людей, овладевших сидовским волшебством, пусть в нем вновь поселились старые боги и появились совсем новые герои, затмившие и Артура, и Кухулина, – все равно в мире по-прежнему оставалось нечто вечное и незыблемое – вот как это звездное небо!

В каюту сэр Гарван вернулся в приподнятом настроении. И сразу же легко отогнал вновь заворочавшуюся было в голове назойливую мысль о возможных сложностях в Ликсусе. Ну всполошатся местные жители и всполошатся – пусть привыкают к сидовским чудесам, в конце концов! Да и воды в цистернах «Дон» осталось не так уж мало: уж до вестготской Оссонобы хватит точно – даже с большим запасом!

Затем он достал из рундука принадлежности для черчения. И, разложив на столе карту, принялся уверенно прокладывать курс на Придайн.