О кораблях. Доп: для друзей про "девочку"

Спасибо Владе за тему про корабли :-)

Как я, волжанка, могла бы обойти такую тему?!  

В "Каменной Воде" - эпической научной фентези - мир очень суров. Жаркое солнце, выгорающая к середине лета земля, степь, степь, степь... Одна большая река прорезает землю, неся мрачные, грязные, опасные для жизни воды - Великая Волья. 

По Волье ходят ладьи и один паром. Паром особый  - похоронный, ведь здесь, как в греческой мифологии, тоже считается, что души должны уйти на другой берег реки, разделяющей мир. Вот и отправляют своих мертвецов водным путём на другой берег в Башню Смерти, Дахму, где палящее солнце сжигает останки...  

А ещё по Волье ходят ладьи. И не всегда - по воле вёсел или ветра. Подчас командует их движением магическая сила правителей-сарей. 

Ладейщик боевой лодки метнулся к сходням как ужаленный:

- Вриос! Нельзя туда! – тоскливо махнул он рукой на кружащийся над долиной круговорот туч. – Смерч идёт! 

Карт прищурился навстречу ветру. Да, прав опытный водоходец. Небо напилось черноты, вобрало в себя всю ту ярость, что не смог растратить или пустить в дело в заклятом месте младо-лец. Теперь эта клятова круговерть отрастит хобот, вытянет до земли и пойдёт буянить, пока не выплеснет всё взятое наружу. Но до того много дел наворотит. Будут стоять дома с сорванным крышами, будут выворочены деревья из песчаника, мелкое зверьё убито, а где и люди. А уж скольких обожжёт злым маревом… 

Карт улыбнулся и почувствовал, что снова подвела старая рана – скривился рот в таком безумном оскале, что ладейщик, оплывая лицом, сдал назад, поясницей в борт, чуть ли не опрокидываясь спиной в воду. 

- Я – лец, я – благо! - напомнил Карт и больше ничего говорить не стал. 

Пусть их. Позабыли многие, что до чёрного марева, которым стал он известен недавно, его силой хоронилась эта благодатная земля. 

Он прошёл на нос и встал там, где привык когда-то ходить на отцовой лодке. Давно это было… С тех пор седло и возничья седёлка стали привычнее, а уж ноги-то отходили сколько! 

...

Ветер навалился такой, что воины припали ко дну ладьи. Заметало лодку по волнам. Ладейщик кричал на своих людей, тянущих жилы на снастях, распоряжался трубачу гудеть в гудок, передавая приказы на другие корабли. 

Карт смотрел вперёд и ухмылялся. Лицо уже давно залило брызгами так, что вода стекала по бороде, капая на такую же мокрую грудь. Холодом охватывало, дрожью от недавней раны и студёного ветра. Но было хорошо. Впервые за долгие годы руки не стягивало веригами… И радость от внезапной свободы – больно взятой, сурово стиснутой собственной волей свободы – пьянила. Хотелось обнять небо и приказать ветру обратиться вспять. Хотелось повернуть реку, заставляя её саму нести на горбах волн ладью до дальнего берега. Хотелось, воя от восторга и бешено хохоча, распахнуть руки и чтобы сила сама высвободилась. Но он сдерживался. Не время ещё. Да и Дим за спиной весь, словно натянутая струна – гудела его внутренняя ось от напряжённого ожидания, и весь эфир вокруг пронизывался этим глухим гулом.

Ладья с трудом взбиралась на волны, но ухала вниз, в провалы воды, будто санки с горки! Летели брызги. И Карт усмехался бессилию мёртвой воды. Хоть как ярись, а люди останутся невредимы. Здесь – благ! Истинный! Настоящий! И не стянутый оковами! Ему достаточно просто дышать маревом в мир, чтобы все, кто стоял рядом, мерно и незаметно для себя пронизывались благим незримым светом. И, попадая в этот свет, вода уже не могла быть мёртвой. Её структура, её заряд менялись ещё в воздухе. Брызги падали на людей уже неспособными нанести им урона. 

Одно тревожило – так было на его ладье. А две, идущие следом, марево не накрывало. Побаивался настолько развернуть его – как бы из повиновения не вышло? Потому себя настраивал – не забыть дать людям благодать, когда всё закончится. И выписать на каждого живой воды в дар. 

Но ладьи - не единственное, что ходит по тем землям. 

Есть там особый корабль - ладорь.  Это буер - колёсный корабль на парусном вооружении. Ходят на таких кораблях степные разбойники- ладоринги. Командир их - Брадир Сандр.

И вот так видит свой первый гон на ладорях герой Макс-Калаш, когда на степных буерах они переплывают Волью: 

Драккар! Настоящий драккар! 

Макс с тихим восторгом впитывал ощущение от езды. Удивительное чувство воплощения самых дерзких детских мечтаний. Викинги всегда были для него где-то в одном ряду с Дедом Морозом – волшебство, которое недостижимо. А оказалось – вот оно!

Он уже знал, что плечо и ноги после гона будут болеть – нелегка оказалась лямка ладоринга! - чуял, что седалище натрёт, может, и похлеще, чем после велосипедной гонки, видел, что непривычные к здешнему солнцу и ветру кисти сушит до болезненности, но всё это было такими пустяками по сравнению с дивным чувством дороги, ложащейся под колёса степного драккара!

Было так удивительно и упоительно привыкать к этому новому ощущению. Может быть, впервые не захотелось искать аналогий своего времени, не тянуть из вот этого дивного мира мостков туда, куда уже не вернёшься. Словно решился-таки отгрызть пуповину, тянущую назад все соки. Захотелось окунуться в эту реальность, окружающую сказкой и, одновременно с этим, суровым бытом. Он начал жадно запоминать слова и понятия. Вслушиваться в разговоры ладорингов. Искать понимание поступкам и связям. И с головой ушёл в это ощущение новизны, раскрывающее сердце для восхитительного принятия свежего смысла в новой жизни. Пока ещё он не видел – зачем. Но уже знал – как – он хочет жить дальше…  

Его место было на «Варене». Брадир далеко не отпустил – посадил в седло сразу за собой. Следом за ним дали место Каену. Ая с Карушем устроили на «Соляне». Та шла следом, словно привязанная – не отстала ни на спуске, ни в реке на переправе, ни после, когда вкатывались на противоположный берег Вольи, чтобы встать рядом со стоящим там уже таким же судном-амфибией. То было повнушительнее в размерах и ощущалась его диковинная стать и роскошность в деталях. Сверкающий крест-навершие на мачте, до блеска надраенные металлические клёпки, отделка резьбой по дереву, меховые сёдла, подобранные в один цвет.  

Когда по колесу закарябало дно, брадир приказал всем спешиваться и рявкнул, как уже стало привычно – «на гон!». И Макс соскочил с седла, сразу подхватывая свою лямку. И почуял, что тело уже успело закостенеть от непривычной позиции на бревне. За ним легко в воду спрыгнул Каен. И лямку взял бестрепетно. Макс поморщился, снова бросив ношу на плечо, а вот юному самураю, кажется, всё было нипочём! Макс хотел поглядеть, как там Ай с Карушем, но даже шанса на это не оставалось – с усилием пришлось поволочь ладорь вместе с остальными солянами. 

Выгнать ладори из воды подхватились помочь люди, ждущие на берегу. Раздавая зычные приказы, ими руководил одноглазый дедок, лихо сидящий на корме старшей ладори. Дедок, перемежая речь местной руганью, покрикивал на пасынков, и даже разок рявкнул на брадира, когда тот что-то высказал поперёк. Удивительно, но Сандр в ответ только добродушно усмехнулся и позволил деду докомандывать. В результате ладори удалось установить на берег. Удачно или нет, Макс оценить не мог – имея хорошую туристическую подготовку по земле, лесам, степям и горам, по воде он в своей жизни практически не ходил. 

А потом было воссоединение команды. Это было так же просто и душевно, как, наверное, встречались бы два туротряда, вернувшиеся с гор. Ничем не отличалось от привычного общения. Обнимались, шутили, хлопали друг друга по плечу, угощали друг друга какими-то местными яствами, ухмылялись в бороды, вместе разбирали вещи. 

Сандр за своими людьми не торопился. Прошёлся вокруг поставленных ладорей, осмотрел колёса, проверил тросы. 

А после подступил сбоку какой-то излишни хмурной и сразу кивнул на ладори:

- Что скажешь? Хороша? 

Макс неторопливо пригладил подросшую щетину - неплохо было бы отрастить бороду, как у ладорингов! И от солнца с ветром закроет, и поможет скрыть лишние эмоции. Как минимум, вот эту идиотскую улыбку довольства и радости – уж точно. 

- Хороша, - с удовольствием протянул Макс.

- Пошли, - позвал Сандр. – Покажу. 

И повёл к большой ладори, по пути рассказывая:

- Ванга! Моя красавица! Самая быстроходная в Соля! Я взял её с боя. И она отдалась мне, как своему брадиру. Смотри! Колёса – настоящая резина из-под Сабуровки! И не одно-два, как у многих, а все! Как сто лет назад поставили – так и ходят. Сноса им нет! А гондолы – глянь! – слоённое дерево. Когда идёшь – так и играют под тобой, вот-вот запоют. На таких буграх прогибаются, ах! Я на своей красавице ходовал в таких местах, куда другие и не суются. Ванга моя играет, словно лук в дугу сгибается, а всё равно жива! Это ещё и потому, что становые жилы у неё из костей древних летучих тварей! Их первые брадиры собирали по степи, когда твари однажды сели и не смогли подняться в небо. Тут лучшие жилы! Самые длинные. Такое только на древних ладорях бывает. 

Макс итак смотрел во все глаза. И замечал то, что и не гадал увидеть. Ладорь была произведение кустарного искусства. Собранная из остатков других техник. В ней угадывались углепластиковые детали, синтетические тросы, сложные металлические механизмы, а на колёсах стояли обрезанные и притёртые покрышки явно не автомобильного происхождения. 

- На сёдла глянь! – продолжал брадир. - Такая красота не у каждого на ладори! На меха особо косуль выхаживали, одного выводка, лучшего руна. А вот, глянь! Рес-сора! – он значимо поднял палец вверх. – Древняя! С бегучих тварей снята! Смягчает ход, без падения скорости. А там, гляди, парус не абы-какой. На вольгардских станках плели двенадцать девственниц. В них вплетены нити луны и сияния всех звездомов! А основа непростая! Жила, вытянутая из бесов речного саря! С такими парусами – только удача.  

Брадир лихо запрыгнул на выступающий нос центральный гондолы, сел и уверенно положил ладонь на огромную башку ящера. Макс сглотнул. Голова ящера издала сухой шелест, и вдруг стало ясно, что это никакая не поделка, а самая настоящая сушёная голова, прилаженная на нос – то ли удачу приманивать, то ли отгонять зло. Глянул на другие ладори – из них торчали спереди такие же. И всё бы ничего, но вот размеры этих голов намекали на то, что мир этот посетил когда-то змей горыныч о трёх головах. 

- Хороша, - кивнул Макс, подходя ближе и с удовольствием проводя по полированному тысячами прикосновений дереву. – Только почему – ладорь? У нас такие называли буерами… 

Сандр равнодушно пожал плечами, но тут же задумчиво покусал губу:

- Знаешь… Есть предание. Соля тогда ещё лежала вся едва остывшая. Люди только приходили на её землю. И был тогда первый брадир. Тот, кто в самую короткую ночь под взглядами всех звездомов создал первую ладорь. Он собирал её из песен Сварги, костей павших бесов, жил летучих вранов, мышц бегучих тварей и своей бороды. Он натянул на ней парус из савана древней блаженной девы. И назвал Ладой. И первым стал бороздить степь в поисках удачи и доброй воды. С тех пор, видимо…

А так брадира Сандра изобразила Валеда Сонварина

И если приглядеться, то можно увидеть на песчаном обрыве нос его любимой ладори - старшицы "Ванги"

Всем - ЗДОРОВЬЯ!