Память и национальность

...Что меня особенно смущает в Израиле – постоянно будируемый вопрос о национальности. Человек, долго проживший в условиях почти полного отсутствия даже такого понятия, как национальность, трудно с подобным свыкнуться.

Родился-учился в Сибири около Байкала. Там все нации делились на две: бурят и русский.  Бурят дразнили узкоглазыми. Иногда дрались кучкой на кучку, с соблюдением джентльменских правил «не бить лежащих». Буряты на праздниках танцевали нечто, вроде хоровода и напевали ритмично: «Ёхар-ёхар ши, ши, ши. Наши девки хороши!», пукая оглушительно. Как у казахов не стыдно рыгать, так у бурят не стыдно пердеть.

Уже в универе меня доставал Бадмаев – кандидат наук (!). Он требовал отвечать по его предмету (Основы журналистики) дословно по тем лекциям, записывать кои тоже было обязательно. Так что, достаточно было пробежать записи перед экзаменом и зачет обеспечен.  Я, к стыду, всегда старался отвечать в свободном стиле, опираясь на собственный опыт, так как работал в газете и учился заочно. Поэтому при первой попытке Даши Бадмаевич изрек:

- Выйдите и прочитайте мою лекцию о том, что такое информация, информационная заметка.

Я вышел, мне сунули тетрадь, я прочитал, вновь зашел и процитировал:

- Информация, однако, эта такой информационный заметка, который должна отвечать на три вопроса: что, где, когда. 

Молодец, сказал кандидат наук и поставил зачет.

Он вообще-то заочников не старался резать, понимая, что от них можно огрести неприятностей.

В школе я дружил с двумя бурятами, один из которых был самбистом, а второй – шахматистом. У этой нации всегда были быстрые успехи в шахматах и борьбе. В шахматы мы с ним играли на равных, где-то на уровне 2-го взрослого, а в самбо я заметно уступал. Мне лучше давался бокс.

То, что я не просто еврей, но еще и жид узнал в армии, в учебке. От ефрейтора – хохла. 

- Ти подивись, - сказал ефрейтор, - жид, а сало жере від пуза.

Был этот ефрейтор стукачем и не раз ему устраивали темную. Заметно много было в шестидесятые у нас в армии хохлов на сержантских должностях, младшие командиры так сказать.

В армии у меня в друзьях были татары, узбеки, таджики... почти все нации тогдашнего СССР. Не было друзей молдаван и хохлов. Зато был настоящий цыган, мы с ним лихо бегали в самоволки. А еще была целая группа баптистов, которые часто водили меня в гости к единоверцам и там нас всех вкусно кормили печенушками или жареной картошкой с куриной ножкой. Баптистов внимательно изучали особисты, изредка устраивая собрания по поводу вредности веры для советского солдата. 

Более или менее, но о своей национальности я стал слышать чаще после отъезда их Сибири. В Питере, в Москве, в Вязьме. Впрочем, бывал я в тех местах в молодости редко, предпочитая края интернациональные: Дальний Восток, Крайний Север, Заполярье. От Красноярска до Норильска через Курейку, Игарку и Дудинку; от Хабаровска до Владивостока, не минуя Биробиджан, Спасск-Дальний, Полины Осипенко, Березовый,  Уссурийск... 

Сибирь я тоже своими визитами не обидел. Ах, например, как хорошо было в Хакасии, в Туве – уникальных по разнообразию климатических зон и ландшафтов,  по степным дорогам Тувы - древней дороге кочевников, чтоб через несколько часов вкушать абаканские арбузы

И нигде никто не подразумевал во мне страшного и жадного еврея!

Позже, стоило пересечь водораздел Уральских гор, как в советской Европе во мне безошибочно различали иудея.

И это при том, что иудейской крови во мне было меньше половины, да и внешне я больше взял от мамы – наследницы древнего княжеского армянского рода, близкого художнику Айвазовскому и внучки академика искусствоведа и писателя Дживелегова. 

(Ива́н Константи́нович Айвазо́вский (арм.Հովհաննես Այվազյան, Ованнес Айвазян;)

(Алексей Карпович (Карапетович) Дживелегов — русский и советский историк, политический деятель, член ЦК партии кадетов...)