Пара слов о новой книге -- герои романа (Мавра Шепелева)

У меня пошёл обратный отсчёт — шесть дней до старта))) Продолжаю знакомить тех, кто собирается его читать, с персонажами.

Ещё одним “живым” героем романа является Мавра Егоровна Шепелева.

Мавра  Егоровна была близкой подругой Елизаветы. Пожалуй что, самой близкой.  Службу при дворе начала в одиннадцать лет — один из дальних  родственников, вхожий в придворные круги, пристроил её в штат придворных  дам цесаревны Анны Петровны, старшей сестры Елизаветы.
Мавра  происходила из старинного — столбового — дворянского рода, предок её  служил в полку, оставшемся в верным Петру Первому во время стрелецкого  бунта. И это тоже сыграло в назначении немаловажную роль.
По возрасту она была чуть старше Елизаветы и чуть моложе Анны, так что девочки быстро сдружились.

Надо  сказать, что современники характеризовали Мавру не слишком лицеприятно.  Во-первых, она была очень некрасива внешне — должно быть, именно тем и  объяснялась её многолетняя близость с Елизаветой: красивых женщин та  рядом не терпела. Во-вторых, прослыв в кругу близких ей людей душой  компании, и будучи умной, острой на язык и весёлой среди “ровни” и тех,  кто был выше рангом, Мавра отличалась грубостью, резкостью,  нетерпимостью, почти жестокостью, с теми, кто был ниже по статусу и от  неё зависел. Фрейлины императрицы Елизаветы, которыми командовала Мавра,  ненавидели и боялись ту, как огня. Врагам своим Мавра мстила жестоко и  неутомимо, успокаиваясь, лишь окончательно уничтожив и втоптав в грязь.

Есть  ещё один штришок, характеризующий эту даму, который задел мой личный,  как нынче модно говорить, “триггер”. Изначально, как я уже писала, Мавра  Егоровна служила в штате придворных дам Анны Петровны. По  свидетельствам современников старшая Елизаветина сестра была очень  мягкой, милой, романтичной и скромной. Несмотря на то, что её, как и  любую девицу императорской фамилии, выдавали замуж, исходя из державных  политических интересов, мужа своего, герцога Голштинского, Анна, судя по  всему, любила. Когда после свадьбы и смерти Екатерины Первой Меншиков  выпроводил загостившуюся в России молодую чету ”по месту прописки”, Анна  взяла с собой в Голштинию и своих придворных, в том числе Мавру. А  потом, уже будучи беременной, плакала и жаловалась в письмах Елизавете,  что их общая подружка залезла в постель к её мужу. Причём, ни сам  герцог, вся любовь которого к юной жене испарилась после смерти Петра и  Екатерины, на поддержку коих он рассчитывал в конфронтации с Данией; ни  Мавра, вроде как, дружившая с Анной и Елизаветой, даже не озаботились  тем, чтобы скрывать свои амуры от посторонних глаз и не причинять боли  ни чем их не обидевшей беременной женщине.
В общем, как человек госпожа Шепелева симпатии у меня не вызывает.

Однако,  несмотря на некоторые, мягко говоря, предосудительные вещи, которые  творит “моя” Мавра, персонаж этот получился на удивление обаятельным и  симпатичным. И чуть ли не самым ярким в романе. Можно было бы этому  порадоваться, но тут встало на дыбы чувство справедливости. Я мучилась  полгода, решая, имею ли право выводить реального, хоть и не слишком  морально опрятного, человека в той спорной роли, что я ему уготовила.  Казалось бы, чего проще — делай вымышленного героя и измывайся над ним,  как заблагорассудится, но отчего-то Мавра желала быть именно Маврой и  никем иным. В какой-то момент я решила, что не буду забивать себе голову  нравственными терзаниями, а настоящая Мавра сама виновата — нечего было  шуры-муры с герцогом разводить! Но неделю назад всё же совесть моя не  выдержала — сделала я из своей героини полувымышленный персонаж, поменяв  пару букв в фамилии.
Ладно уж, госпожа Шепелева, спите спокойно…

***

И снова шалости с нейросетью…

Портретов  молодой Мавры Егоровны в природе не существует, во всяком случае, мне  про них ничего выяснить не удалось. Есть пара "парсун": одна кисти  Алексея Антропова, вторая — Фёдора Рокотова, но обе они конца 1750-х  годов, и даме там, соответственно, около пятидесяти лет. Поэтому, а ещё  потому, что я всё же сделала свою Мавру не вполне “настоящей”, внешним  сходством я особо не заморачивалась.

Портрет кисти Алексея Антропова, предположительно, 1757-1759 года.
Мавре Егоровне на нём, соответственно, сорок девять-пятьдесят один год.

Мавра от нейросети. Не совсем то, что мне бы хотелось, но некрасивых женщин нейросеть рисовать почему-то упорно не желает.

Ещё одно нейро-воплощение моей героини. Не красавица, конечно, но и  совсем уж "страхолюдной" назвать нельзя. А вот характер в глазах  светится.

В принципе, этим портретом я даже довольна.