Лоустонская конка: частицы реальных фактов в мозаике сюжета I.

Теперь, когда роман выложен в сети полностью, я, пожалуй, раскрою некоторые секреты.

С тех самых пор, как я неожиданно для себя посмотрела знаменитый фильм Харолда Ллойда «SafetyLast!» и влюбилась — и в актера, и в весь этот уникальный тип кинематографа, который является основой всего и в то же время неповторим, я принялась изучать эпоху немого кино. Изучать и — делиться обретенными знаниями на авторских лекциях в библиотеках города и на встречах творческого сообщества Dark Romantic Club, в котором имею счастье состоять.

«Лоустонская конка» в большой мере является результатом этих исследований и вобрала в себя многие факты, крупные и незначительные, о которых я обычно рассказываю на своих выступлениях. 

И в нескольких статьях я собираюсь рассказать о некоторых эпизодах из истории, которые стоят за сюжетом моего романа. 

Для затравки, обратимся к началу карьеры Тони. 

Потратив без всякого толка неделю в «загонах» разных кинокомпаний, после очередного безуспешного штурма главного входа «Юнивёрсал» Тони сидел на груде ящиков с реквизитом, водруженной перед воротами, и не сводил с них глаз, словно надеялся взглядом заставить их отвориться. Он уже поигрывал с мыслью как-нибудь упаковаться внутрь ящика — в детстве он не упускал возможности ассистировать заезжим фокусникам, — когда его внимание привлекла удивительная компания, что со смехом и громкими разговорами шествовала мимо него по улице. 

Появись такое на улицах Лоустона — все население сбежалось бы поглазеть, здесь же группа людей с расписанными самым странным образом лицами не удивляла даже Тони, всего неделю как прибывшего в город. Фея в балетной пачке, открывавшей соблазнительные ножки; дикарь с кольцом в носу и в юбке из пальмовых листьев, чьи нижние конечности вряд ли были столь же привлекательны, так что он натянул прямо под свой наряд грубые мешковатые штаны; медведь; старик с фальшивой бородой, откинутой за плечо, чтобы не мешала… Статисты спешили в ближайшую закусочную, не тратя время на то, чтобы снять грим. Не переставая весело болтать, они прошли через вахту, некоторые улыбались суровому стражу или махали рукой, другие вовсе не обращали на него внимания — как и он на них. 

Тони резко выпрямился, пораженный внезапной идеей, но в этот момент ящик под ним начал двигаться: грузчики, вероятно, окликали его, но он не заметил, отвлекшись на статистов, и теперь его собирались погрузить на платформу вместе с ящиками. Возможно, это был его долгожданный шанс, однако Тони спрыгнул с ящика, вежливо приподнял шляпу в ответ на ругань рабочих и удалился своей быстрой упругой походкой. Его идея была изящнее. 

Час спустя группа статистов прошла на студию после обеденного перерыва, и ни вахтер, ни кто-нибудь из них самих не обратил внимания на то, что к ним ненавязчиво присоединился еще один персонаж — с пышнейшими, явно фальшивыми мушкетерскими усами и бородкой и сильно, на древнеегипетский манер, подведенными глазами. Проходя мимо старика, усач что-то озабоченно выспрашивал у девушки-горничной, помахивая старым темно-рыжим портфелем в руке. В портфеле заключалась главная опасность: вахтер уже видел его в руках Тони, а оставить его было негде, однако старик, чего и следовало ожидать, его даже не заметил. 

Ранние этапы карьеры Тони в романе довольно плотно следуют реальным событиям из биографии Харолда Ллойда, и этот эпизод — как раз практически списан «с натуры». По крайней мере, если верить самому Ллойду. Так он описывает свое первое проникновение на заветную территорию в своей автобиографии «Американская комедия»: 

«Пожилой привратник, придирчивая душа, дал мне понять, что ему будет приятнее, если я останусь снаружи. Рыская вокруг, я обратил внимание на то, что в полдень толпа актеров и статистов прямо в гриме выходила со студии пообедать в закусочной через улицу, и они проходили мимо привратника без вопросов и туда, и обратно. На следующее утро я захватил с собой ящик с гримом. В полдень я спрятался за доской для афиш, наложил грим, смешался с толпой идущих из закусочной и без проблем прошел вместе с ними в ворота. Внутри меня принимали за нанятого статиста. Работы я не получил — да на это я и не рассчитывал, — зато узнал кое-что полезное о распорядке дел на студии, познакомился с заслуженными статистами, узнал имена режиссеров и помощников режиссеров и вскоре уже примелькался как свой человек. На выходе я не забыл поболтать с привратником, и в другие разы, если он смотрел не слишком подозрительно, я просто небрежно бросал: «Я к Смолли» — Филип Смолли был одним из режиссеров». 

И после этого Ллойд на самом деле уговорил статистов, постоянно занятых на студии, отворять ему окно. 

Мотив сложности проникновения на фабрику развлечений — правда, в случае театра — Ллойд впоследствии обыграл в одном из наиболее значимых для его карьеры короткометражных фильмов «Прорыв на Бродвей» (Bumping into Broadway, 1919).