Порох и соль

Чем пахнет приключение? Настоящее, не шибко фальшивое? Оружейной смазкой, сгоревшим порохом, въевшимся потом, вражьей кровью, доброй сталью, неизвестным берегом, просмоленным деревом, мокрой парусиной, трофейным вином, листовым табаком и бескрайним морем-океаном? Именно так. Настоящее приключение измеряется узлами, морскими милями и звенящими золотыми, взятыми в абордаже.
По местам стоять, псы соленые, корабль будет наш, ху!

Новое приключение в мире Освальда, охотника за головами, перед началом работы с последней книгой трилогии. С новыми героями, уже встречавшимися с ним в "Алой ярости". Здесь тоже сталь соседствует с магией, но вместо камня, песка или земли, под ногами лишь палуба и темная пропасть морской глубины:
... - Хорошо... - сьер Ламон красиво и куртуазно достал табакерку, выточенную из кости и украшенную крохотными зелеными каплями.
Лисс кашлянула, посмотрев на Хорне. Да, милая, так и есть, эти самые полупрозрачные слезки стоят как весь такелаж "Мариона". А у флейкка не просто парусина. У корабля и дома шкипера Хорне с ветром спорят полотна, тканные родственницами его старпома. То есть такими же красивыми опасными кошками мар-ши, и?.. А цена их труда очень высока. Хорне не платил за паруса золотом или камнями. Его цена вышла другой. Вспоминать ему не хотелось. Чересчур высока и чересчур красного цвета она была.
- Вы направитесь к Зеенсмарке, где через два дня, в полнолуние, встретите две глекки из Доккенгарма.
Так-та-а-ак... трость согласилась со своим хозяином. Доккенгарм, значит. Соседи, северяне еще большие, чем Стреендам. Моряки, разбойники, наемники. Суровое побережье, скудная каменистая земля, лишь к восточным границам дающая урожай. Северные хозяева морей не любили друг друга, но уважали. Потому как союзы они заключали чаще, чем дрались. Из-за тех, кто жил еще севернее. Из-за Абиссы, чертовой проклятой колыбели безумных колдунов и их подруг. Таких же, как живущая на "Марионе".
Хорне уважал мар-витт. Как и все северяне, живущие морем. Ты можешь набрать лучшую команду и заказать в Бирке лучшее судно. Ты можешь поставить на каждый борт по пять, семь, десять орудий, стоящих по половине своего веса золотом. Ты можешь бороздить все изведанные моря с самого детства и ловить ветер парусиной из Тотемонда. Можешь... Но если прогневишь мар-витт, то пойдешь ко дну. Абисса рожала детей-демонов, а колыбелью им, каждому и каждой, становилась соленая темная бездна.
- Доккенгарм? - Хорне посмотрел на сьера Ламон. - И?
- На ваше судно сойдут пассажиры. Три человека.
- Куда должно их доставить?
- В Сеехавен.
Вольный город на Зеркальном озере. Так-так... трость стукнула негромко. Хорне думал. Ничего сложного? Ай-ай, не бывает такого.
- Кто мои пассажиры.
- Вы получите три тысячи золотых. Первую тысячу задатка прямо сейчас.
- Кто мои пассажиры?
Ярл кивнул аристократу. Да-да, красавчик, ты говоришь с Хорне, так говори сразу и все.
- Высокородная девушка и ее сопровождающие.
Ясно... Высокородная? Тайком и на судне корсара, пусть и ходящего капером, имеющим все необходимые бумаги.
- Пять тысяч. И четыре медные легкие пушки, по двадцать зарядов на каждую, по двадцать мер бурого пороха из Тотемонда. Это мои условия. Думайте. За ответом вернусь завтра. К обеду.
Лисс усмехнулась. Именно так, милая. Мы же им нужны.
- Согласен.
Не торгуясь? Дурачок ты высокородный, вот ты кто...

Ночь пахла солью, факелами на улицах и цветами. Солью город пах всегда, цветы ему подарила Лисс, а вот к факелам она не имела никакого отношения. Хотя тут Хорне мог поспорить. Ее страсть явно отдавала пламенем, жадным, буйным и обжигающим. Так что спальня вдобавок пахла и любовью. Плотской, сладкой и уж точно греховной. 

Кёре Пропт, служивший в соборе Мученика у Рыбного рынка, никак не мог привыкнуть к мар-ши, жившим в Стреендаме вольно и как им хотелось. А уж Лисс, с ее привычкой расстегивать сорочку почти до пупка, хитрыми прозрачно-нефритовыми глазами и нежно-розовым языком, как на грех облизывающим губы каждый раз, как встретит священника... В его Лисс глазах являлась самим олицетворением искушения хозяина преисподних. Да и блоддер с ним, лысым тощим пеликаном, изподтишка пялившимся на крепко-задастых молочниц. Греховная демоница, ну-ну...
Хорне усмехнулся в полутьме, поняв - ему не хватает трости. Так-так, отозвалась та в голове, так-так.
- М-м-м, вспомнил веселое? - Лисс, темнеющая на простынях смуглым тонким и прекрасным сосудом греха, укусила плечо шкипера. Острые мелкие зубки впивались больно... даже очень больно... да... но... Хорне любил ее укусы. Потом вспышку на коже тушили ласковые мягкие губы, потом к ним на помощь приходил язык, потом...
- Люблю моряков. - поделилась Лисс. - Бушприт всегда наготове. Так ты вспомнил веселое?
- Без бушприта моряку никак... А уж корсару так особенно. Люблю, когда бушприт смотрит в корму судна с призом. Мало ли интересного и неожиданного может ждать? Не вспомнил ничего, только этого, лысого дурня, что тащит всех ныть молитвы в церкви, подаренной Морской палатой.
Лисс перестала заниматься его, Хорне... такелажем. Шлепнула по нагло потянувшимся рукам. Села, откинувшись на спинку кровати. Старой-доброй баронской кровати, с резными украшениями, привезенной дедом Хорне из похода на магистратуру Шварценхаффен. Спинка скрипнула, благородным звуком красного дерева.
- Они опасны, эти лысые серые святоши... Моих братьев и сестер не отыщешь на юге. Их сожгли почти всех.
Хорне не ответил. Мир менялся. Места альвам находилось все меньше.
- Тебе не кажется, что мы продешевили, шкипер?
Так-так... стукнула трость в голове Хорне. Лисс очень легко превращалась из тягучей и невыносимо прекрасной мечты в свою настоящую реальность. Холодного, опасного и острого, как ее рапира, старшего помощника "Мариона". И очень-очень часто делала это вовремя и верно. Как бы не хотелось... 

Хорне кашлянул. Ночь длинная, вино не закончилось, радуйся жизни, шкипер.
- Не кажется. Я уверен в этом.
- Что будем делать?
Хорне встал, привычно лапнул собственное бедро, ожидая боли. Но она пожалела, лишь чуть куснула оставшиеся и еле сросшиеся клочки мышц. Прохромал к окну, глотнул воздуха. Подоконник, широкая сланцевая доска, холодила ладони.
Дерево в Стреендаме мало и оно дорого. Камня куда больше. Да и удобнее же строить из него, холодного, прочного и не горючего. С такими соседями, как у вольного города на взморье, это весьма насущный вопрос.
- Возьмем груз и идем в Сеехавен. Южное море узкое, потеряться сложно, но это море...
- Мы там должны, Хайни. - Лисс сейчас смотрела на него. Ее глаза Хорне всегда ощущал кожей, острыми мурашками, бегающими по ней. - Ты же помнишь.
Он помнил. Они должны, это верно. Еще один долг, что не закроешь, открыв сундук или кошель.
- Прорвемся, не впервой. И сыграем с этим щенком и всей его родней, решившей провернуть свои фокусы с нашей помощью. У нас есть флейкк, команда, сталь и порох. И у нас с тобой есть мы.
Лисс не ответила. Да и не стоило. Хорне знал это и так.
Мар-ши ветрены, своенравны и свободны. Морские альвы страшны в бою, прекрасны в любви и невыносимы в обычной жизни. Это знают все. Об этом рассказывают сказки детям. Об этом маленькому Хорне рассказывала старшая сестра его бабушки, единственная старшая родственница, оставшаяся у него. Хорне любил слушать сказки, любил представлять альв-ярлу, прекрасную, тонкую, пояс ладонями обхватишь и облитую серебром парчи. И даже мечтал о...
Выросший хмурый Хорне не любил вспоминать детские мечты. И взамен ярлы в невесомой ткани у него случилась Лисс. И он верил ей как себе. Мар-ши стояла на палубе с ним еще с "Дикого Кота". И если уходила, то все равно возвращалась. Надежная, опасная, близкая.
А смотреть на нее и любоваться? Хорне любил ее в кожаной вонючей штормовке и шляпе-зюйдвестке. В абордажном жилете и сорочке, багровой от запекшейся крови. В платье из той самой, прямо рыбья чешуя, серебристой парчи, больше открывающее, чем прячущее. И любил ее без одежды.
- Шкипер, как всегда, прав и суров, - Лисс явно усмехнулась, - хорошо. Мы идем на Зеркальное озеро, через Южное море, зная, что нас считают пешками и понимая, что драки не избежать. Блоддер им в задницу, всем и каждому. Ты прав, Хорне. А теперь, будь так добр, вернись к женщине. Ибо красивых и чертовски грешных женщин, особенно таких дочерей зла, как я, нельзя оставлять одних надолго. Ибо грех точит меня изнутри и не дает заснуть. А молиться я не люблю. Как там твой бушприт?
Лунное серебро стекало по ней, мягко и ласково. Кралось по узкому сильному смуглому корпусу ее собственного корабля с дивными обводами. Пряталось в рассыпанном по подушке льне шелковых парусов и совершенно не скрывало идеально изогнутой кормы.
Хорне вздохнул, понимая, что может даже стар для нее. Но точно не сегодняшней ночью.

Скоро.