Отзыв на книгу Шамиля Идиатуллина "Убыр"

“Убыр”, как знают прочитавшие одноименную книгу Шамиля Идиатуллина — это не упырь, это создание гораздо более древнее, и живущее по старому обычаю: вселился в человека, изглодал его изнутри, перешел к следующему. А уж если нашел беременную женщину, то будет убыру прибавление в роду - сожрав нерожденного ребенка, он сможет размножиться.  “Убыр” — татарский текст, но у него отчаянно всеобщий культурный посыл: знай свои корни, молодой — или погибнешь. Автор профессионально наращивает напряжение текста, и уже к середине четко видна разница между классическим западным хоррором и “Убыром”. 

Не будем вдаваться в детали, посмотрим сразу на слона в комнате. Хоррор делится на два типа, по принципу “все умерли” или “кто-то выжил”. Хоррор “все умерли” редок, потому что довольно часто такого рода сюжет — перебор для любых писательских целей. Поэтому в 99% случаев кто-то из героев сюжета ужасов должен выжить, чтобы (1) рассказать оставшимся, что происходит, или (2) продемонстрировать набор верований и навыков, необходимых для передачи необходимого для выживания знания слушателям и читателям. Иногда это знание “понарошку” (ну чем вам поможет знание, как обмануть Фредди Крюгера?), но это не главное, главное здесь — причастность к выживанию, пусть даже она иногда и иллюзорна. И в третьих, текст должен завершить цикл сопереживания герою, а в случае хоррора всегда есть, чему сопереживать.

Стратегия выживания и реализация ее — это уникальная примета, по которой стоит классифицировать хоррор. 

Возьмем сказки Братьев Гримм: там стратегия выживания прет из каждой щели. Люди, не следующие ей, и сами мрут страшной смертью, и семья их тоже (см. оригинал сказки “Красная Шапочка” — никого там из брюха охотники не доставали. Фарш невозможно провернуть назад.), потому что нужно следовать правилам. Этот хоррор несет четкий посыл: если ты “не как все” — ты умрешь.

Полная противоположность “Красной Шапочке” — книга “Бегущий в лабиринте”, где ужас сконструирован так, чтобы выхода не было. Стратегия выживания в данном случае — нарушать правила, выходить за пределы системы, думать непредсказуемо. (см. также видео игру “Портал”) Этот хоррор наоборот, говорит — если ты будешь “как все”, ты умрешь, потому что все уже умерли. Делай наоборот, может и получится.

Вы уже, наверное, заметили, что для классификации хорроров выше я использую три основных фактора: герой, общество и хоррор-проблема (хоррор-конфликт, если угодно). Иногда хоррор — порождение индивидуального ума, и тогда герой (плюс его знания как члена общества) - протагонисты. А иногда наоборот — общество породило громадную машину смерти, и индивид должен “перевернуть” свои знания, полученные от социума-предателя, чтобы выжить.

А теперь давайте кратко вспомним “ужастик всея русской литературы”, то есть “Вий” Гоголя. Чем “Вий” так зацепил всех, что по нему до сих пор снимают кино? Даже “Страшная Месть” того же автора далеко не так популярна (может быть, потому что слишком страшная?).

“Вий” интересен в первую очередь тем, что плохо поддается классификации в рамках тройки герой-общество-проблема. Глядите сами: Хома Брут ведет себя, как классический бурсак, не лучше и не хуже, а потом напарывается на ведьму-панночку. Вопрос первый: ведьма-панночка — это хоррор-проблема индивидуального порождения или уродливый артефакт, порожденный социумом?

Далее Хома использует свои навыки как бурсака, чтобы успешно водить за нос нечисть в течение двух с лишним ночей. Он явно не действует “вопреки социуму”, он плоть от плоти как все, у него всё, как у людей. А в середине третьей ночи нечисть приводит некоего Вия, от взора которого никто не может укрыться, а потому глаза его всегда закрыты неподъемными веками. И это ведь не помогло, пока Хома не осмелел сверх меры и не глянул Вию прямо в глаза. И тогда умер Хома Брут, причем не от нечисти. Он умер от страха. В эпилоге, на тот случай, если мы не заметили, нам опять говорят, что “пропал он оттого, что побоялся”. Вопрос второй: какие знания и мораль пытается донести до нас этот финал?

Очевидно, что ответ на второй вопрос напрямую зависит от того, что мы думаем о панночке. А то, что мы думаем о панночке, напрямую зависит от того, что мы прочитали в финале. Гоголь все-таки был великий писатель. Итак, давайте вернемся к финалу “Вия”. Общество, то есть “все знают”, говорит нам что бояться как раз не надо. И именно это роковое знание, выученное Хомой, не дало ему спрятать свой взор от Вия. “Вий” — не черно-белый текст, социум в нем вполне живой и настоящий, который одной рукой лечит, другой калечит. И панночка в тексте — ужас не только индивидуальный, но и логически порожденный этим самым социумом. То есть Хома действительно встрял, “как кур в ощип”, потому что знания, внушенные ему обществом, они часто правильные, но часто и ложные. 

Именно в этом состоит настоящий ужас “Вия” — словно ты идешь по своему родному дому и не знаешь, на каком шаге под тобой провалится пол. Представьте, как взвоют какие-нибудь игроки в Dungeons&Dragons, если окажется, что сакральное знание, с которым предлагается победить главного злодея многомесячной арки приключений группы, окажется поддельным?! Вполне возможно, придется вызывать полицию, чтобы уберечь мастера игры от телесных повреждений.

Теперь давайте вернемся к “Убыру”. Главный герой текста — подросток Наиль, а второстепенные - это его мама, папа, сестра Дилька (Дильнара?), бабушка с дедушкой и другие родственники. Все действие текста происходит на школьных каникулах, поэтому из школьных друзей и приятелей Наиля ясно нам описывают только Леху. 

Помощник героя здесь — старая ubırlı qarçıq, архетипическая “мудрая женщина”, которых обычно рисуют в избушках на курьих ножках.

Антагонист же один во многих лицах: это убыр, и не один — их оказывается много. Любители фантастики вспомнят “Кукловодов” Хайнлайна, и недалеко промахнутся. Вот только убыр был раньше, намного, намного раньше. Нам с Наилем об этом прочтут целую лекцию где-то в середине книги.

Что же это за ужас такой — убыр? В отличие от традиционных для нас монстров, созданный для уничтожения индивидуальности, убыр, словно инфекционное заболевание, выедает общество изнутри целиком. Убыр может существовать сам по себе, но предпочитает жить внутри своих жертв, постепенно выедая их изнутри, как в физиологическом, так и в ментальном смыслах. Убыр не съедает жертв по очереди, он “обживает локацию”, питаясь сразу несколькими людьми, находящимися в географической близости друг к другу. Если попадается нерожденный ребенок, убыр съедает его и размножается. Таким образом ограниченное количество убыров может контролировать сразу целую популяцию людей, постепенно съедая их изнутри. Если попадается слабовольная жертва, то убыр начинает полностью контролировать ее и через нее расширять свою зону контроля. Единственное ограничение для убыра — он не может вселиться в мальчика-девственника. (Похожее возрастное ограничение использовано Идиатуллиным в “Возвращении Пионера”, но слегка в других целях).

Что же происходит с поселением, зараженным убырами? Во-первых, всем там плохо. Люди теряют дни своей жизни, люди на ходу превращаются в идиотов, люди умирают. Когда селение опустевает, убыр ищет способ, чтобы перебраться в другое место, где живут люди. Убыр — идеальный паразит социумов.

Каким же образом убыр появился в современном мире? Идиатуллин не дает прямого ответа на этот вопрос. Нам известно, что убыров эффективно убивали и, похоже что, извели всех, потому что если бы убыры продолжали зверствовать, то был бы постоянный спрос на мудрых женщин, и они бы не канули в неизвестность. Откуда же он вылез, убыр этот? Что изменилось? Давайте поставим здесь “галочку” и продолжим разбор, а потом вернемся и ответим.

Потому что сейчас нам нужно разобраться в самом главном качестве убыра. Убыр воспроизводит вокруг себя магическую реальность. Все, кого каким-то боком касается убыр, обречены навсегда остаться в мире, где древние наговоры работают, а домовой может запросто убить тебя тарелкой за отсутствие объедков. Господи, что-то мне знакомое здесь… да это же та же концепция, что и в “Никогде” (Neverwhere) Нила Геймана, написанном в 1996 году. Не переживайте, это не уникальная идея, она же использована в книге “Ариэль” Стива Бойетта (1983), и много где еще, она восходит к старинному мифу о людях, которые могли видеть “невидимый мир духов вокруг нас”. 

На самом деле, конечно, это неправда. Убыр — это и есть реальность, не менее реальная, чем сотовый телефон Наиля. Идиатуллин здесь ловко обходит вопрос “если все кругом магическое, то почему файерболов нет?”. Вся магия, словно некая условная эктоплазма, в тексте по сути нужна исключительно для контроля и борьбы с убырами или против тех, кто борется с убырами. Нет убыров — нет и эффекта от магических заклинаний, наговоров и наворотов, причем эффект отсутствует совсем. Неудивительно, что мудрые женщины остались у фигуративного разбитого корыта, ведь без убыров они просто старушки-долгожительницы. И да, эта идея тоже не уникальная, ее использовали, например, в “Madoкa Magica” (2011), где без энергии, получаемой при убийстве ведьм, девочки-волшебницы не могли нормально жить.

Этот эффект “липкой магии” позволяет Идиатуллину жонглировать кусками магической и обычной реальности вокруг Наиля, каждый раз вводя его (и читателей) в состояние беспомощного ужаса. Даже когда Наиль добирается до мудрой женщины и получает одним глотком кучу знаний старых следопытов (ну прямо как в “Матрице”), он все равно еще мальчик-подросток и не может толком разобраться когда и какое знание следует применять. Таким образом Идиатуллин достигает небывалого накала саспенса, когда от книги буквально невозможно оторваться, а жуть пробирает до костей. “Убыр”, как и романы Стивена Кинга, написан на коренном материале и остается верным коренным мифам татарского народа, а поэтому, как и романы Кинга, чертовски убедителен.

Стоп! — скажете вы, но Кинг же не очень в мифологию, у него половина книг про обыденное, ну там собачка взбесилась, или там муж приковал жену к кровати и умер. При чем здесь “Убыр”, где мифология сочится из страниц? А при том, что помимо мифологии, нужно еще быть хорошим писателем. Оба они — и Идиаттулин, и Кинг — чертовски хорошие писатели, и раскручивают внутренний мир персонажей, который очень важен именно в жанре хоррор, потому что какой-то давний “ментальный таракан” в голове может погубить или спасти главного героя. 

Так похвалив Идиатуллина (а ему приятно, чо), вынырнем “из Матрицы” убыра и посмотрим на всю конструкцию издали.

Итак, современная Россия, где никто особо не разбирается, почему опустели многие деревни, а старики умерли раньше времени. Где полиция, если не повезет, ведет себя не лучше убырлы (одержимых убыром), но в целом же вроде нормально все, всё как у людей… а на самом деле нет. Если одержимые убыром люди воспринимаются, как небольшое отклонение от нормы, то с нормой что-то явно не так.

Убыр, как таракан в неубранной квартире, возник там, где святые места в пустоте, где из многообразия культуры осталась одна единственная культура — потребления. Возьмем Наиля, он умный мальчик, учится неплохо (когда не ленится), социален и не является “мальчиком для битья”, потому что ходит на бокс. К культуре же он относится совершенно спустя рукава, он с одной стороны вроде бы и татарский сын, а с другой стороны — дитя онлайн игр и сетевой культуры, которой он, впрочем, тоже не интересуется вне пределов сетевых стрелялок. Четкий посыл автора — показать, как отсутствие культурной идентичности открывает дорогу паразитам мозга. Святое место не должно быть пустым, иначе там поселится убыр.

Идиатуллин — очень честный писатель, поэтому Наиль не очень желает держаться корней и не несет свою заново обретенную татарскость, как пресловутую фофудью. Он все еще подросток, поэтому совершенно не представляет, что с этим делать. Играть онлайн в это нельзя, поэтому знание такое обычно является мертвым грузом. Эта древняя магия нужна исключительно при катастрофах, пожарах и нашествиях убыров, нормальному подростку от нее пользы нет. Но “Убыр” на самом деле и есть роман-катастрофа. (Продолжение “Убыра” это подтверждает, там конфликт становится экспоненциально шире, и в случае неудачи героев может привести к полному вымиранию страны, как в финале японского фильма ужасов “Ju On” (Проклятие). Наиль-подросток отходит на второй план, остается Наиль-сын-Рустама, молодой следопыт, прошедший древний обряд посвящения в мужчины. И, что самое интересное, этот Наиль нужен современной России. 

Вспомним, что мы обсуждали в начале статьи и посмотрим на “Убыр” с точки зрения герой-общество-проблема. Хоррор убыра явно, однозначно порожден состоянием общества, хотя Идиатуллин настолько упрямо об этом умалчивает, что из обреза книги при попытках докопаться до истины начинает идти дым. 

Наиль — герой пост-модернистский, он “склеен” из древнего следопыта и современного подростка, и проблема его не в том, что часть этого знания может быть ложным (царствие небесное бедному Хоме Бруту), а в том, что живя в двух мирах одновременно, сложно определить, какое именно знание применять. (В продолжении “Убыра” Идиатуллин даже кое-где использует это для определенного комического эффекта). 

Самое же сложное здесь — это общество. Автор не зря вводит такое количество глубоких второстепенных персонажей, он раскрывает для нас картину мира глазами Наиля, а Наиль здесь — надежный свидетель. Он может не понимать, что он видит, но рассказывает он все честно. Перед нами проплывает хоровод разных, но в целом нормальных людей, и все они беззащитны перед мозговой гнилью, а некоторые даже привычны к ней. 

Основная работа текста — это научить нас говорить “древнее зло” серьезно. Да, мы встретили древнее зло. Да, мы беззащитны перед ним, пока не вспомним, кто мы, пока не вернемся к нашим корням, к древней магии, которая с одной стороны говорит “не убий”, и “не возжелай чужого”, а с другой стороны учит нас, что вовремя разодранная на части черемуховая ветка остановит врага. Что-то из этого явно ложно, но у нас, как и у Хомы Брута, нет второго шанса, приходится пробовать на ходу. Мы, как эмиссары(envoys) в романе Моргана “Видоизмененный углерод”: должны брать, что дадено и победить.

И кстати, в отличие от Хомы, Наиль не боялся, никогда не боялся за себя. Потому что его вырастили правильно и он боялся за других, за Дильку, за маму с папой, за бабушку с дедушкой, за друга Леху. 

Подводя итоги, определим стратегию выживания героя, заданную автором “Убыра”: знать старую культуру, знать новое знание, защищать родных и друзей, и не бояться. Ни в коем случае не бояться безумным страхом, а то сожрут или поработят.

Вроде бы похоже на “Вий”, но в “Вие” Хома оказывается жертвой практически греческой трагедии, где предчувствуемый финал невозможно изменить, а в “Убыре” Наиль не “плывет по течению” ни разу. Ни разу Наиль не думает “Что ж делать? Чему быть, тому не миновать!”, не произносит он и мусульманское “иншалла”, сдаваясь выученной беспомощности. Подростковое бравадо и избыток тестостерона? Может быть. А может быть, и нет. Может быть, это автор немножко помог Наилю прийти к подросткам-читателям со страниц книги и рассказать им, что нельзя сдаваться убыру.

P.S. Продолжение “Убыра” дает ответы на многие вопросы, но не вносит никаких новых смыслов, это действительно хронологическое продолжение “хроник Наиля”, и должно читаться, как таковое.

P.P.S. Публикую на АТ то, что уже опубликовано в моем блоге https://anunaher.substack.com/p/deb