Память моей крови

На вокзале было шумно.

Гулко свистели паровозы, откуда-то из депо вторили им маневровые "кукушки", дребезжали моторы полуторок на привокзальной площади, басовито порыкивали тяжёлые ЗиСы, слышался стрёкот мотоциклов. А главное - стоял общий гул, который всегда есть при большом скоплении людей. А что вы хотите - ещё не прифронтовой город, но бои, если задуматься, идут не так уж далеко - за день на машине можно доехать...

Массовых бомбёжек, как на западных границах, о каких писали в газетах, ещё не было, но почему-то Лёшка не сомневался, что они будут - тем более, в небе уже несколько раз появлялись несуразные немецкие "рамы", паря на высоте, недоступной для прицельного выстрела, и они словно подстёгивали людей - скоро, скоро... 

Большинство жителей городка были брошены на строительство укреплений вдоль берега реки - вдоль правого, чтобы не пустить фашистов за реку. Лёшка не был стратегом, но понимал: значит, врага ждут именно со стороны Ленинграда. Неужели думают, что Ленинград можно сдать?

Он никогда не говорил такого вслух. Кажется, никто даже и не думал о подобном. Сдать город Ленина? Неужели это возможно? Ему, комсомольцу, это и в голову не приходило. Но раз строят укрепления - значит, так надо.

На мобилизационный пункт он пришёл сразу, в первый же день, и вот сейчас наспех сформированная рота новобранцев расположилась в залах вокзала - новенького, построенного всего пару лет назад вместо ветхой деревянной развалюхи ещё царских времён. Кому повезло - те успели присесть на массивные МПСовские диваны, выкрашенные коричневой краской, но большинство садились прямо на пыльный от многочисленных ног деревянный пол, сбросив сюда же шинели в скатках и составив винтовки в пирамиды.

Лёшке же досталась винтовка старая, ещё дореволюционная, гораздо длиннее других, с толстенным ложем и гранёным казёнником. В пирамиду её было не поставить - длина не та, пришлось прислонить к подоконнику.

Задёрганный молодой лейтенант с осунувшимся лицом, сопровождавший новобранцев, куда-то убежал, оставив за себя пожилого старшину с густыми усами, чем-то похожего на заводского повара, на которого для чего-то надели вместо поварского халата и колпака гимнастёрку и пилотку. Старшина распустил завязки вещмешка, вытащил кипу малиновых петлиц и стал их выдавать, сверяясь по бумажке. Те, кто заранее озаботился иголками и нитками, стаскивали через голову гимнастёрки и сразу начинали пришивать петлицы, другим оставалось ждать.

Лёша сидел, старательно протыкая ткань прихваченной из дому иголкой, а мысли разбегались в стороны.

Враг будет разбит? Победа будет за нами? Да, скорее всего, именно так. Товарищ Сталин сказал, что силы врага тают - значит, так оно и есть. Но... но они ведь идут вперёд - иначе жители не строили бы укрепления, иначе не было бы этой мобилизации, иначе... иначе не было бы страха.

А страх окутывал липким одеялом, несмотря на солнечный день. Война, которая раньше была лишь в рассказах Гайдара, подступила в реальности - и Лёшка отчего-то очень чётко понимал, что вернутся домой не все. Ох не все...

Он полуобернулся, взглянул в окно - по дощатому перрону растекались клубы пара. Паровоз медленно полз мимо вокзала слева направо - значит, поезд пойдёт на Ленинград. Как там сейчас? Лёшка не был в городе трёх революций ещё с прошлого лета. Эх, побывать бы... А может, и удастся - кто ж знает, куда нас отправят? Может, и под Ленинград.

Иголка, пробив ткань, вонзилась в палец, Лёшка поморщился. Откусил нитку и, отдав иголку с ниткой соседу, долговязому Андрею с Мурманской улицы, до войны работавшему в депо, натянул через голову гимнастерку. На гимнастерке еще не разгладились складки, не выветрился едкий запах пыли - видимо, одежда несколько лет пролежала на каком-то складе.

Какая же ерунда лезет в голову... Сколько мы тут ещё пробудем? Четверть часа, час, день? Перед глазами почему-то скакали картинки - вот он, маленький, с родителями за городом, на лужайке, расстелено покрывало, смеётся отец, улыбается мама, а он хочет убежать туда, к речушке, над которой парят огромные стрекозы... Вот первое сентября, первый раз в первый класс - двухэтажное здание школы с белёным фасадом и деревянными крыльями, а напротив её - огромная площадка для футбольных матчей перед железнодорожным клубом... А вот девятый класс, школьный сад, густой запах цветущей сирени - и Ленка, хитро прикладывающая палец к губам - дескать, тише... Слесарные мастерские, Михалыч с шаблоном, удовлетворённо кивающий - деталь у Лёшки получилась как надо...

Ленка... Ленка, где ты сейчас? С родителями Лёшка попрощался час назад, а Ленка не появлялась уже несколько дней. Неужели так и не увидимся?

В толпе мелькнула фуражка - тот самый лейтенант. Машет рукой:

- Рота, становись!

Новобранцы поднимались, подпоясывались ремнями с пока ещё пустыми подсумками, закидывали на плечи потёртые вещмешки с захваченными из дома припасами, разбирали из пирамид винтовки. Лёшка тоже взял свою трёхлинейку - окованный железом приклад с непривычки проскрёб по полу.

- Грузимся в вагоны, - говорил лейтенант, пытаясь перекричать гул. - Поезд у перрона. Наши вагоны - два первых от паровоза. Что стоим? Бегом!

Значит, тот самый поезд... на Ленинград.

Топот сапог и ботинок - у кого что. Волочатся чьи-то обмотки - видимо, не успел намотать, заткнул конец, тот распустился... Люди расступаются, пропуская новобранцев - да уже не новобранцев - бойцов. По перрону - вперёд! Дощатый настил ходит ходуном от ударов молодых ног.

Паровоз, окутанный клубами пара, кажется тёплым и уютным. В окно выглядывает машинист - в мятой фуражке, но чисто выбритый, несмотря на суету вокруг. Двери двух теплушек отодвинуты в сторону, по перрону под ними расстилается белое облако пара, и бойцы словно прямо из ниоткуда вспрыгивают на подножку, подавая друг другу руки. Других теплушек в составе нет - платформы с грузом под брезентом...

Ногу на подножку, Димкина рука втягивает Лёшку в вагон, гулко стукает приклад винтовки по полу. В вагончике уже не протолкнуться, а в него забираются всё новые люди. Как сельди в бочке, вспомнил Лёшка слышанную где-то фразу.

- Лёшка! Лёёёёёшка!

Неужели?

Распихивая товарищей локтями, Лёшка еле пробился обратно к двери. Вон она, Ленка, на перроне, оглядывается по сторонам - со смешными, почти детскими косичками, в синем ситцевом платье в мелкий цветочек.

- Лееенка! Я здесь!

Дверь уже прикрыта, но не до конца, вдоль положен деревянный брус - иначе не мудрено и вывалиться из вагона. Увидит?

Увидела - лицо посветлело, Ленка сделала несколько шагов... Выдал заливистую трель свисток, вагон тряхнуло, по составу прошла дрожь - поезд тронулся, и Лёшка увидел, как на лице Ленки появилось отчаяние.

- Ленка! Леееенка! Я тебя люблю! Я вернусь, обязательно вернусь! - завопил Лёшка что было мочи. За спиной послышался чей-то короткий смешок - но и одобрительный гул.

- Я... буду... ждать... - донеслось в ответ. Паровоз набирал скорость, оставляя позади вокзал с массивной водокачкой, вытягиваясь в горловину вдоль предместий, заросших садами и застроенных одноэтажными домами, вагон качало на стрелках.

Лёшка на мгновение прикрыл глаза - и навалилось...

Дождь. Идущий давным-давно, промочивший насквозь землю, траву, людей. Раскисшая дорога, словно полметра грязи в глубину. Застрявшая на обочине полуторка, в дверь которой свесился убитый водитель. Застрявшая телега, уже и не пытающаяся встать раненая лошадь, лишь бессильно плднимающая голову. Небольшой холм, за которым, вжавшись в землю, несколько десятков бойцов, безуспешно пытающихся укрыться от всепроникающего дождя плащ-палатками. А впереди - прорвавшийся немецкий отряд, удобно укрывшийся в кромке леса и готовый встретить бойцов слаженным ружейным и пулемётным огнём...

Взрыв!

Лёшка вздрогнул и проснулся. И долго лежал, глядя в идеально ровный и белый натяжной потолок. 

Скосил глаза на часы - ярко светились цифры 4:55. Совсем рано...

Я ведь никогда не увлекался книгами о войне - наверное, и не читал их с детства. Меня никогда не тянуло к истории или к исторической реконструкции. Я не люблю военные музеи и не понимаю военных парадов. Что меня связывает с той войной? Наверное, лишь два не вернувшихся прадеда, да празднование на 9 мая...

Но откуда же эти сны? Похожие, частые, яркие?

Кто этот парень, наверное, так и оставшийся у того холма? Кто эта Ленка, возможно, погибшая при бомбёжках?

Откуда она у меня, эта память?

Почему у меня всё чаще ощущение, что моя жизнь - с хорошей работой в чистом офисе, с автомобилем, кондиционерами, компьютерами и мобильниками - всего лишь яркая, красивая фальшивка?

Почему мне кажется, что этот парень, возможно, ничего не успевший сделать на той войне, прожил жизнь гораздо более важную, чем я?..

Почему, объясни мне?

Что же ты творишь, память моей земли...

Память моей крови.

Рассказ добавлен в сборник "Иногда они возвращаются".

Кстати, написано по мотивам реального сна примерно 10-летней давности.