Об очень фантастической твари
Автор: П. ПашкевичПрисоединяюсь к флэшмобу от Аркадия Голубкова: "Выберите фрагмент из любого своего произведения, где описываются самые необычные существа. Это может быть фэнтези, фантастика, или что-то иное".
Я выбрал. Из впроцессника.
Танька полулежала, прислонившись затылком к сероватой, испещренной глубокими трещинами и покрытой зелеными пятнами мха коре. Над ее головой нависала толстая, причудливо изогнутая ветвь, покрытая узкими листьями, немного похожими на листья ветлы. Тут и там среди листьев виднелись скопления буровато-зеленых плодиков, формой и размером напоминавших ягоды ядовитого сладко-горького паслена. Плодики казались подозрительно знакомыми. Но опознать их Таньке никак не удавалась: голова у нее по-прежнему болела, кружилась и очень туго соображала.
А потом кто-то некрупный – то ли большой жук, то ли мелкая ящерка – деликатно заскребся коготками по древесной коре совсем рядом с ее ухом. Безотчетно – какое уж тут любопытство, когда шумит в ушах и раскалывается голова! – Танька повернулась на звук – и испуганно отшатнулась.
Сгорбленное желтовато-бурое существо размером чуть побольше майского жука, не то насекомое, не то рак, размахивая похожими разом и на клешни, и на крючья пожарных багров передними ногами, деловито карабкалось по стволу возле ее лица. Сначала Танька даже не поверила своим глазам: существо показалось ей бредовым виде́нием, призрачным порождением перегретого мозга. На всякий случай она моргнула. Существо и не подумало исчезать, а когда Танька надавила пальцем себе на веко – честно раздвоилось.
Между тем безумие продолжалось. Высоко над Танькиной головой что-то скрипуче скрежетнуло, потом послышался жужжащий звон, быстро сделавшийся нестерпимо громким. Всверливаясь Таньке в уши, с кроны понеслось однообразное, словно издаваемое неким механизмом, пронзительное «ци-ци-ци-ци-ци-ци-ци». Птица? Или, может быть, какой-нибудь здешний кузнечик?
Не утерпев, Танька попыталась высмотреть в листве таинственного певца. Однако стоило ей задрать голову, как всё сразу же поплыло перед глазами, а к горлу подступила легкая тошнота. И все-таки она сумела одержать маленькую победу: таинственный певец отыскался! На толстой ветке примостилось странное насекомое, похожее сразу и на огромную муху, и на ночную бабочку: лобастое, пучеглазое, со стеклянно-прозрачными крыльями и толстым буровато-серым телом. Насекомое почти не двигалось, лишь изредка переступая короткими цепкими ножками. Оно вовсе не терло ими по крыльям и самими крыльями тоже не шевелило, так что было совершенно непонятно, с помощью чего оно издавало звук. Но оглушительный звон совершенно определенно исходил именно от него: уж Танькины-то уши обмануться не могли!
И снова Таньку захлестнуло чувство досады. Конечно, странное, совершенно незнакомое насекомое следовало бы поймать – но, похоже, особо надеяться на это не приходилось. Дело было даже не в Танькином самочувствии: заставить себя подняться она, наверное, смогла бы. Но до певца ей все равно было не дотянуться: слишком уж высоко тот устроился. Оставалось лишь одно: попытаться стряхнуть насекомое на землю. Правда, скорее всего, оно не упало бы, а попросту улетело: вряд ли такие большие, роскошные крылья были у него только для красоты.
Но так или иначе, а сейчас ей требовался помощник.
– Лиах! – тихо позвала Танька.
– Я тут, леди ши! – рявкнул тот в ответ со всей мочи – хотя стоял под соседним деревом, буквально в пяти шагах. Разумеется, насекомое тотчас же замолчало – однако пока все-таки осталось сидеть на прежнем месте.
Танька замерла в ужасе.
– Не шуми, пожалуйста, – жалобным шепотом попросила она.
– Что? – так же громко переспросил Лиах и немедленно хрустнул подвернувшейся под ногу сухой веткой.
Насекомое сорвалось с места и, быстро замахав крыльями, унеслось прочь.
– О-о-о!.. – обхватив руками голову, Танька горестно застонала.
Лиах хмыкнул, недоуменно пробормотал:
– Да что такое стряслось, леди?..
– Ну... – замялась Танька. – Лиах, я тебя лишь об одном попрошу. Если я скажу, чтобы было тихо, – пожалуйста, не шуми.
– Хорошо, леди, – пожал плечами тот.
И он замолчал, с угрюмым видом уставившись в зеленую траву под ногами.
Танька тоже замолчала. Вскоре, немного поостыв, она уже сама стала жалеть, что затеяла весь этот разговор с Лиахом. В конце концов, откуда было знать военному моряку о натуралистических наблюдениях и пополнении зоологических коллекций? Да и насекомое в самом деле оказалось неплохим летуном, так что хоть без Лиаха, хоть с Лиахом – а так просто поймать его все равно не удалось бы.
– Лиах, – снова позвала она.
– Да, леди ши, – осторожно откликнулся моряк. Голос его прозвучал теперь заметно тише.
Танька ободряюще улыбнулась.
– Ага, вот так. Спасибо!
И, не удержавшись, тихо вздохнула.
– Вы уж меня простите, леди ши, – вдруг вымолвил Лиах. – Я ведь простой рыбак с Лох-Махона, в ваших колдовских делах ничего не смыслю.
– Да какая из меня колдунья? – улыбнулась Танька в ответ. – Помнишь, ты сказал, что я лекарка? А я даже о себе-то не позаботилась, от солнца не убереглась!
Лиах вдруг смутился, его и без того бронзово-красное от загара лицо сделалось совсем пунцовым.
– Ох, леди ши, – отозвался он, с виноватым видом опустив голову. – Кабы я знал тогда, кто вы на самом деле...
«Может, и хорошо, что не знал», – привычно подумалось Таньке. Впрочем, вслух она ничего не сказала. Моряк вызывал у нее симпатию, обижать его не хотелось. От его певучего мунстерского говорка было тепло и уютно – даже несмотря на не проходившие тошноту и головную боль. «Лох-Махон – это ведь где-то недалеко от Корки, а значит, и от родных мест Орли», – сообразила вдруг Танька. И снова она промолчала – не решилась спросить Лиаха, не знает ли тот случайно маленькую, теперь уже совсем опустевшую деревеньку Иннишкарру.
– Вы только скажите, чем вам помочь, – я всё сделаю, леди ши, – помявшись, произнес вдруг Лиах.
– Да нет, ничего пока не нужно, – отозвалась Танька и, на всякий случай улыбнувшись, добавила: – Ты только больше не шуми, пожалуйста!
В ответ Лиах покладисто кивнул:
– Хорошо, леди.
Обиды в его голосе вроде бы не было, так что Танька облегченно вздохнула. А Лиах ненадолго задумался, а затем предложил:
– Давайте я схожу дружка вашего встречу!
Не раздумывая, Танька кивнула. Лиах осторожно, явно стараясь не шуметь, отправился в сторону моря.
А Танька встала на колени и, повернувшись к дереву лицом, принялась внимательно осматривать его ствол. Раз уж «певца» она упустила, стоило попытаться поймать хотя бы то чудище с клешнями-крюками.
Как ни удивительно, «чудище» отыскалось довольно быстро. Переместившись на пару пядей вверх по стволу, оно уцепилось за неровности коры и теперь тяжело дышало, ритмично подергивая головой. Странное чувство овладело вдруг Танькой: она впервые в жизни видела подобное существо, и все-таки в происходившем с ним упорно чудилось что-то очень знакомое.
Вскоре спинка у «чудища» сильно вздулась. Спустя еще немного времени она разошлась посередине, и в образовавшейся трещине показалось бледно-зеленое тело. Тут-то наконец всё и встало на свои места. «Чудище» линяло – сбрасывало старую шкурку, подобно бабочке, вылупляющейся из куколки.
Как завороженная смотрела Танька на долгий и явно мучительный процесс превращения. Из уродливой шкурки, так и сохранившей форму прежнего «чудища», медленно выбиралось совсем другое существо – зеленовато-серое, с широким лбом, с выпуклыми черными глазами. Окончательно покинув старую оболочку, существо устроилось на ней сверху и стало медленно расправлять пронизанные редкими светло-зелеными жилками крылья. Вскоре Танька с удивлением узнала в этом существе «певца», очень похожего на спугнутого Лиахом, но совсем бледного.
С замершим сердцем Танька наблюдала, как крылья «певца», сначала совсем крошечные и мутные, становились всё длиннее, всё прозрачнее. И даже когда «певец» окончательно принял взрослый облик, она долго не решалась потревожить его – боялась повредить наверняка не совсем еще затвердевший панцирь.
Наконец Танька решилась. Медленно протянув руку, она аккуратно столкнула «певца» в подставленную ладонь, затем стремительно накрыла его другой – и лишь тогда облегченно перевела дух.
1.
2.
3.
Это ясеневая цикада (Cicada orni): 1. Взрослое насекомое; 2. Личинка последнего возраста; 3. Последняя линька (с превращением).