Животворящий подзатыльник

Голова ватная, но мы не сдаемся - пишем проду!

Еще одна глава романа отправляется в черновик, а я на ступеньку ближе к финалу.

Впереди кульминация и очень непростой эпизод осады монголами Ургенча. Нужно выкрутить трагичность на максимум! Готовлюсь, собираюсь с силами...

А пока держите небольшой отрывок из недавней главы:

Перешагнув порог и желая заявить о своём прибытии, я громко приветствовал хозяина обители. Несмотря на обеденный час, двор пустовал. Лишь какой-то старик с загорелой до черноты кожей совершал омовение слева в закутке. Приблизившись, я обратил внимание на миниатюрный, почти игрушечный, кувшин, из которого мужчина наполнял пиалу.

 «О, Всемогущий, – я закатил глаза, – здесь даже не знают, сколько воды нужно для омовения. Куда старый пройдоха Аммар меня отправил?»

 Старик резко повернулся и плеснул в меня водой из пиалы. Словно гигантская волна набросилась на меня, ударила в грудь и повалила на землю. Я захлебнулся и зашёлся в приступе кашля. Глаза резало так, будто их залили кислотой. Когда спазмы отпустили мой горемычный желудок, а резь немного унялась, я поднял голову, щурясь. Поначалу размытые и блёклые, образы мира постепенно обрели чёткость, и я ахнул, выпучив глаза.

 Вокруг – сколько хватало взора – простиралась равнина. Выжженная, чёрная от копоти земля стонала под ногами тысяч людей. Ор, гвалт, крики о помощи и ругань разносились во все стороны. Над головами толпы сияющими молниями носились ангелы. Не церемонясь, они хватали человеков и швыряли их в яму, над которой поднимались языки пламени и клубами валил пепельный дым.

 Небеса разверзлись и оттуда низринулся всепоглощающий гул, перекрыв собою звуки творящегося на равнине безумства. Исрафил, трубач Аллаха, возвещал мир о наступлении судного дня.

 Толпа возопила пуще прежнего, бросаясь в разные стороны, дабы избежать цепких рук ангелов. Обезумевшие от страха люди сталкивались между собой, сплетались в живые пульсирующие клубки, рвали друг друга руками и зубами. Воздух наполнился смрадом испражнений и развороченных человеческих тел. Иблис пировал.

 Крутя головой в поисках укромного места, я наткнулся взглядом на холм, возвышающийся над равниной. Густо покрытый зеленью, он явственно контрастировал с чёрно-серым окружением. На вершине сидел благообразного вида старец в белом плаще и чалме. Луч света, ниспадавший на фигуру мужчины, придавал его облику возвышенность и нездешность.

 «Праведник!» – вспыхнуло в сознании, и я ринулся к холму в надежде обрести спасение. Странно, но никто помимо меня не обращал внимания на возвышенность, будто она для них не существовала. «По всей видимости, здесь все грешники, поэтому Всевышний и скрыл от них святого старца, – злорадно подумал я. – И только мне, своему верному слуге, Аллах открыл путь к спасению».

 Добравшись к подножию холма и ликуя в душе, я уже занёс ногу над колышущейся зеленью, когда мне преградили дорогу. Ангел в сияющих одеяниях взыскующе посмотрел на меня сверху вниз и безучастным голосом изрёк:
– Милостью Вседержителя, ступить на эту землю могут лишь имеющие связь с Рузбиханом – величайшим праведником.
Услыхав знакомое имя, я ничуть не сомневаясь, выпалил:
– Я – ближайших ученик шейха Рузбихана.

 Ангел не торопился освобождать дорогу, испытующе глядя мне в глаза.
«Аллах милосердный, – взывал я про себя, – помилуй и сохрани!»
Удовлеторившись осмотром, небесный рыцарь посторонился, и я что есть мочи рванул к вершине.

 Взмокший и запыхавшийся, я упал на землю в нескольких шагах от святого и поднял голову, чтобы разглядеть его черты.

 – Всемогущий, – опешил я, узнав в праведнике старика, плеснувшего в меня водой во дворе ханаки Рузбихана. – Так ты и есть Рузбихан аль-Мисри?!

 Старец улыбнулся и поманил меня к себе. Я приблизился, всё ещё не вставая с колен и вопросительно глядя на праведника. В мгновение ока улыбка стёрлась с его лица, и тут же я ощутил удар, от которого завалился навзничь.

 – Никогда больше, – раздался над ухом звенящий сталью голос, – не перечь людям истины, неуч!

 Я зажмурился и прикрыл ладонями уши – до того пронзительным был голос праведника. А когда открыл глаза, обнаружил себя вновь стоящим во дворе александрийской ханаки. По лицу и шее стекала вода, а напротив меня с хитрым прищуром застыл уже знакомый старик. Не успел я открыть рот, чтобы принести извинения, как он отвесил мне затрещину, от которой я повалился наземь.
– Никогда больше, – слово в слово повторил старец, – не перечь людям истины, неуч!

 Внутри меня словно надломилось что-то. Я бросился к ногам Рузбихана, умоляя простить моё невежество и взять в ученики. Я рыдал как ребёнок, уткнувшись в полы его рубахи, а он стоял и молча гладил меня по голове. В тот день мой нафс пристыженно забился в нору зализывать раны, а я благодаря подзатыльнику шейха навсегда излечился от гордыни и самомнения.