Страстные порывы
Автор: Марика ВайдНу, что народ, давно у нас не было странных флешмобов — правда?
Идея, конечно, не моя. Придумано всё Таша Янсу. Этот автор (в смысле не я, а Таша) пишет книгу для конкурса на Литрес. И среди требований там есть «любовь, страсть», которую нужно показать в тексте.
Таша Янсу вполне справедливо замечает по этому поводу:
2) любовь есть, страсть — в смысле постельные сцены? Можно, знаете, страстно вышивать крестиком или в экстазе кидать чашки ночью через окно двадцатого этажа, нельзя ли уточнить?
Вы уже, поняли — да? Флешмоб посвящается страстному занятию героя/героев чем-либо. И желательно не сексом! Страстные порывы они такие, очень даже разные бывают.
И поскольку у моих персонажей кроме жаркого секса есть и другие не менее любопытные одержимости, позвольте-ка начать.
Поехали!
Отрывок № 1. Второстепенный персонаж из «Крыльев рода Оллер» со всей доступной страстью общается со своим давним врагом.
Отрывок длинноват, простите, так как из песни слов не выбросишь.
Отмечу, что Ярлен в своё время был фаворитом среди моих читателей на Литнет. Видимо, полюбили товарища за исключительную жестокость? И даже просили не убивать во втором томе.
Холодная влага заставила сознание зацепиться за реальный мир, вынырнув из тягуче-багрового безвременья. Там было хорошо! А здесь... Запястья ощутимо саднило. Он попытался шевельнуть кистями. Горячие струйки потекли из-под наручников, накрепко приковавших руки к широкому столбу.
Погиз разлепил отяжелевшие веки. Стоящий перед ним ухмылялся, держа ковш с водой. Это ему он обязан порцией холода, приведшей в чувства. Ярлен! Ненавистный пёс ещё более ненавистного господина...
—Ну как тебе? — холодно поинтересовался тот, — Хорошо ли живется в моей шкуре, Погиз? Удобно?
—Пёс...
Он дернулся всем телом, но к столбу были намертво притянуты не только кисти, но и щиколотки. Погиз перевел взгляд вниз — из одежды оставлена лишь набедренная повязка. Несколько рубцов на животе и груди взбухло, истекая сукровицей. Он украдкой глянул на длинный каменный стол, приставленный к столбу. Крючья, большие и малые иглы, щипцы, пилы и... окровавленная витая плеть. Ею от всей души и отхлестал пёс, затаивший обиду за прошлое.
—Увидел? Хорошо. А теперь говори, где твой господин?
Погиз нашел силы, чтобы сложить дрожащие губы в подобие улыбки.
—Смеешься? — незамедлительно отреагировал Ярлен и достал из-за пазухи крошечную коробку.
Сдвинув крышку, он поднес её к лицу Погиза. Ярко-розовая пыль! Ощутимый запах базилика коснулся ноздрей, вызывая головокружение. Кирмин... очищенный и готовый к использованию.
—Где...ты взял это?
—Забыл о древних целителях? Какая короткая память! А ведь это мы придумали средство, не только усмиряющее боль, но и служащее при должном умении пыткой, — зло проговорил Ярлен, посыпая узкий стилет кирминовой пылью, — Теперь ты понимаешь, почему не стоит улыбаться?
—Мне жаль тебя...пёс... Архонт Кэг вытряхнет из тебя весь хребет по позвонкам!
—Пусть для начала объявится в Тичебе! — Ярлен не замахиваясь вонзил стилет в бедро.
Боль не была острой, но характерное онемение Погиз почувствовал сразу — нога стала бесчувственной от паха до колена.
—Итак, вопрос прежний — где прячется архонт Кэг? Где его Отражения?
—Иди в преисподнюю!
Ярлен вновь методично присыпал стилет розовой пылью.
—Погиз, ты же знаешь — в тебе нет той внутренней силы, что сможет противостоять пытке под кирмином. Так зачем упорствовать?
В этот раз стилет со слабым чавканьем вошел в плечо. Онемение охватило всю левую половину груди, мешая дышать. Воздух с сипением вырывался из легких и так же тяжело входил в них. В голове шумело.
—Говори! Где Кэг и его Отражения?
—Пёс...
—У пса хотя бы есть сила воли. А ты уже поддался кирмину, Погиз. Сам подумай, сколько ещё продержишься? Просто выбери — сдаться на мою милость сейчас или позже, познав все муки преисподней? Видишь ли, я измеряю пыль на глазок. И не знаю, когда наступит передозировка.
Погиз не моргая смотрел в холодные глаза напротив, почти не чувствуя уколы. Ещё одно бедро, ладонь правой руки, шея...
—Хочешь испытать, через что провёл меня тогда? — голос древнего врага звучал отдалённо, как будто через толщу воды, — Я рассеку кожу на груди и пропущу через них крючья в кирмине. Выдержишь печати правды?
Погиз неожиданно для самого себя мотнул головой. Разве он сможет? Этот дьявол прошел испытание и даже выжил. Но он — один из учеников целителя. А его господин наибольшее зло мира!
—Или мне воткнуть его прямо сюда? — чужая ладонь опустилась на повязку, скрывающую нижнюю часть живота, — Как думаешь, останешься ли ты после этого мужчиной?
—Ты! Пёс...жалкий пёс...
Легкий шлепок по губам заставил голову мотнуться в сторону. Но кроме унижения удар принес некоторое облегчение — туман в голове рассеялся.
—Перестань называть меня так. Я начинаю злиться и почти не слежу за твоим состоянием. Могу передать кирминовой пыли, если рука дрогнет. Умрешь ведь...
—Ну, так убей меня, пёс! Зачем зря лаять?
—Где владыка Кэг, Погиз? Где спрятаны его Отражения?
Он сделал это! Забрался своими грязными руками туда, куда не посмотрит ни один уважающий себя мужчина. И не просто забрался, а коснулся стилетом, прижав его к коже. Все волоски в этом месте встали дыбом от ужаса и отвращения...
—Готов?
Боль ударила безо всякого снисхождения — выворачивающая наизнанку, острая и жгучая одновременно. Сначала сдалось тело — горестный вскрик мимо воли вырвался из пересохшей глотки под тихий чужой смех. А следом выбросило белый флаг сознание.
—Где архонт Кэг? — шептал чужой голос в самое ухо, а правда с готовностью подступала к немеющему горлу.
Он грыз губы и щёки изнутри в отчаянной попытке не сказать лишнего. Тщетно! Боль в паху не позволяла сосредоточиться.
—В тихом месте за городом, — он выплюнул ответ вместе с кровью.
—Каком месте? — не унимался спрашивающий, — Как оно выглядит?
—Холм... это холм у самой долины, если идти на северо-восток от цитадели.
Правда приносила облегчение. Боль на время стихала как в мозгу, так и в быстро деревенеющем паху.
—Где Отражения?
—Они... там же...
Чужая ладонь ободряюще потрепала по мокрой от пота и крови щеке.
—Видишь, я обещал — ты этого не выдержишь. Потому что ты не я. Ты хуже пса, Погиз, запомни!
Мир перед глазами дробился на тысячи осколков. Кто говорит с ним? Где он? Ах, это Ярлен... проклятый пес... Все-таки осмелел и укусил!
—Прости, ошибся с дозировкой... — чужой голос чуть отдалился, — Постарайся выжить.
А потом раздались тихие шаги. Погиз почти не видел, но слух ещё не утратил былую остроту.
—Ярлен! — окрик прозвучал властно и одновременно спокойно.
—Госпожа... — отозвался его мучитель.
И его голос звучал подчёркнуто уважительно. Погиз улыбнулся, ощущая — мир вокруг гаснет, а накатывающаяся тьма приносит облегчение всему истерзанному телу.
Отрывок №2. Куда же автору сянься без сянься, верно? Здесь тоже страстная многолетняя ненависть, но с другим послевкусием.
Опять цитирую длинно, ибо, если кратко, то не понятно будет, о чём речь. Это вторая часть конкурсного «Дьявольского циня» — «Демоны Кушань».
Демон пленил небожительницу, ну и… со всеми вытекающими, как говорится. Меня, как автора, весьма забавляет, что этот глупец едва не уничтожил самое дорогое в своей жизни. Бывает же такая куриная слепота, которая не позволяет замечать очевидное...
Главный дворец Кушань не обладал утончённостью небесной архитектуры и не походил на богатые строения из мира смертных. В сравнении с первой он казался слишком мрачным. А императорским дворцам людей проигрывал в роскоши. Серый камень с редкими вкраплениями тёмной древесины. Ни позолоты, ни резьбы, ни яркой черепицы. Это небольшое здание больше походило на скромное жилище даоса, отказавшегося от всех мирских удовольствий.
Сопровождавшие её воины остались у порога, приказав войти одной. Оказавшись во дворце, Люй Инчжэнь медленно прошла через безлюдный зал для собраний. Здесь всё выглядело традиционно: два ряда стульев для гостей, широкая дорожка между ними, ведущая к возвышению с низким троном, предназначенным для хозяина.
Трон — единственная мебель, выглядящая в этом месте изящно и дорого. Но на нём вместо подушек использовались звериные шкуры. Приглядевшись, Люй Инчжэнь опознала их, и ей стало дурно, потому что огненно-рыжий мех носили только одни существа в Трёх мирах — девятихвостые лисы. Клан, уничтоженный Асюло, отдал мех вместе с душами, чтобы украсить седалище хозяина дворца. Большего презрения к чужой жизни трудно представить.
Люй Инчжэнь с трудом оторвалась от созерцания шкур. Куда идти дальше? Сквозняк коснулся оголённой спины и пробежался по тусклым светильникам — ранние сумерки быстро опускались на Кушань, неся с собой прохладу.
Где-то сбоку почудился едва уловимый шорох. Двинувшись на звук, Люй Инчжэнь оказалась у небольшого кабинета. Предназначение комнаты легко определялось по столу с письменными принадлежностями и обилию свечей.
У стола, спиной к распахнутой двери, стоял мужчина. Она видела стекающие водопадом длинные волосы цвета безлунных небес, почти касающиеся расшитого пояса, и заложенную за спину расслабленную руку. Люй Инчжэнь пока не могла рассмотреть его лица, но разум уже твердил — беги! Беги, пока не поздно. А внезапно пробудившееся любопытство звало внутрь, ближе к теплу плавящихся свечей и мягкому шороху кисти. Именно этот тихий звук она расслышала, находясь перед резным троном.
Аккуратно переступив порог, Люй Инчжэнь бесшумно вошла в кабинет. Мужчина рисовал на шёлке. Кисть мастерски двигалась по белому полю то плавными отточенными движениями, то быстро и остро. Привстав на цыпочки, она разглядела рисунок. На белой глади, повинуясь танцу кисти, зацветало грушевое дерево. От одного взгляда на которое прошиб холодный пот, а в голове словно вспыхнула яркая звезда. Рисунок казался очень знакомым, как и почерк художника! Но сколько она не силилась вспомнить, ничего не получалось.
Люй Инчжэнь коснулась пальцами висков, пытаясь унять резкую боль. Она определённо видела такое письмо на шёлке… Нечто похожее из мира смертных принесла Ин Сянхуа. Только подарок управляющей выглядел не столь утончённо, как расцветающее на её глазах грушевое дерево.
Прикрыв веки, Люй Инчжэнь выровняла дыхание, пытаясь успокоиться. А когда открыла их, вздрогнула. У стены противоположной входу лежал цинь.
Она не увидела инструмент сразу, так как прежде заинтересовалась художником. Каждая из струн циня мерцала, напоминая светящиеся жемчужины отдалённых морей, преподнесённые морскими владыками в дар Нефритовому императору. Только цвета у струн были разные: изумрудно-зелёный, огненно-красный, ярко-жёлтый, ослепительно-белый, угольно-чёрный, нежно-серебристый и ярко-золотой.
Невольно залюбовавшись, она забыла обо всём — о тёмном хозяине Кушань, собственном позорном пленении и даже о легкомысленном платье, зачем-то присланном для неё в Павильон безвременья.
— Нравится? — вопрос прозвучал неожиданно.
Оторвавшись от созерцания циня, она перевела удивлённый взгляд на прямую спину художника. Этот голос был слишком хорошо знаком, чтобы удержаться от удушающей волны гнева! Низкий и глубокий, напоминающий собой отдалённый шум водопада, он принадлежал самому мерзкому демону в Трёх мирах.
Но почему же Цуймингуй не заговорил раньше, если знал о её присутствии? Какие игры затеял презренный демон?
— Эти струны поистине достойны того, чтобы любоваться ими, — хозяин главного дворца Кушань продолжал рисовать, не оборачиваясь к ней. — Я вложил в них души смертной, небожителя с острова Пэнлай и нескольких предателей из Асюло. Теперь Дьявольский цинь восстановил прежнюю силу. Поэтому и спросил — нравятся ли струны высшей небожительнице? Девять Сфер приложили в своё время немало стараний, дабы порвать прежние.
Люй Инчжэнь медленно выдохнула, стараясь выпустить гнев наружу. Догадывается ли Цуймингуй, что она сейчас потеряла контроль над собой и только отравленный нижний даньтянь удерживает её от атаки? Наверняка знает! Поэтому сопровождало её всего два воина.
Глава Асюло и хозяин этого дворца из серого камня твёрдо уверен — она больше не опасна.
Малочисленный конвой и платье сродни плевку в лицо. Но выбор невелик: отказаться от наряда из розового шёлка и готовиться к рассеянию духа, либо подчиниться, на время смирившись с унижением. Пусть это платье делает её, как пленницу, ещё более жалкой в глазах демона, куда важнее знать, для чего она понадобилась на Кушань?
— Молчишь? — тихий смех пересёк комнату, больно ударив по самолюбию.
Рука Цуймингуя, лежащая на его пояснице, по-прежнему казалась расслабленной, а осанка горделивой. Люй Инчжэнь отвернулась, чтобы больше не видеть эту прямую, словно бамбук спину. Из них двоих только она кипит от гнева, теряя лицо, да ещё проклинает себя за слабость. Энергия инь превращает её в жалкую марионетку, живущую низменными страстями и эгоистичными желаниями!
Но так ли ценно достоинство, когда на игровой доске лежит судьба Трёх миров? Если демон решится напасть на Девять Сфер, рухнет всё.
— Если не хочешь отвечать, я пойму, — низкий голос Цуймингуя сочился пренебрежением. — Твоё тело слишком слабо, а разум теряет былую ясность. Трудно управлять чувствами. Но свой гнев ты должна обратить на Девять Сфер. Их вина, что ты оказалась на Кушань.
Кисть нежно касалась белого шёлка, оставляя там красивые лепестки. Они осыпались с цветущего дерева точно так же неотвратимо, как рушатся её надежды покинуть Кушань невредимой.
Демон не позволит уйти!
— Если Тёмный владыка ощущает мой гнев, он должен чувствовать и другое, — заметила Люй Инчжэнь, — мою веру в Девять Сфер.
— Это не вера, а глупость, — Цуймингуй отложил кисть и, приподняв рисунок над столом, принялся изучать его. — Девять Сфер обречены.
— В прошлом Небесный город устоял, и сейчас он неприступен для армии Асюло, — уверенно возразила Люй Инчжэнь.
Смотреть на рисунок в его руках становилось всё труднее — боль в висках нарастала, превращаясь в горячие вспышки: перед глазами появлялись и исчезали странные образы.
Сильные мужские руки с золотистыми наручами, подающие свиток. Скользящая под торопливыми пальцами белоснежная лента. Шуршание раскрывающегося бумажного листа. А на нём распущенные бутоны грушевого дерева, отяжелённые росой, в обрамлении изысканной каллиграфии. Она не могла прочесть стихотворение, но от одного вида иероглифов сжималось сердце.
— …кровь может не литься, — голос Цуймингуя привёл её в чувство — образы потускнели и окончательно растаяли. — Если ты откроешь Великий барьер, я пощажу всех, сложивших оружие.
— Ещё не взялся за кисть, а уже ходишь с бамбуком в душе? — Люй Инчжэнь усмехнулась. — Не слишком ли глава Асюло самоуверен?
Цуймингуй положил рисунок на стол и, наконец, обернулся. В его глазах танцевали отражённые огоньки свечей или то были искорки гнева?
— Я не стану помогать тебе, — твёрдо пообещала она и… проглядела мгновение, в которое демон успел приблизиться вплотную.
Безжалостные пальцы сомкнулись на горле, не позволяя вдохнуть. А рука, коснувшаяся оголённой кожи, морозила ничуть не меньше зимней стужи. Совсем, как яд, проникший в нижний даньтянь!
— Зачем ты надела это? — зло выдохнул он, склонившись к её уху.
Люй Инчжэнь попыталась снять чужие пальцы с горла, но не смогла — они смыкались всё сильнее до тех пор, пока перед глазами не повисло багровое марево. И тогда наступила долгожданная свобода — Цуймингуй отшвырнул её к стене.
На пути оказалась медная курильница. Налетев на препятствие, она потеряла равновесие и повалилась на пол. Когда же локоть неудачно соприкоснулся с каменной плитой, послышался отчётливый хруст. Яркая вспышка в голове не позволила усомниться — сломана ключица.
— Никакого достоинства! — Цуймингуй разглядывал её, как плешивую зверушку, оказавшуюся на пути — зло и брезгливо. — Если хотела раздеться передо мной, следовало прийти во дворец голой.
— Если не хотел видеть меня такой, не следовало давать это платье, — в тон ему ответила Люй Инчжэнь.
Прикусив губу, она заставила себя подняться на ноги. Невероятная усталость вдруг навалилась на всё тело, делая его совершенно безвольным. В голове шумело, а перед глазами плыло. Хотелось лишь одного — скорейшего покоя. Только боль в плече не позволяла впасть в желанное забытье.
— Так хочется вырвать твою душу… Скажи, Владыка-страж, что мне делать с этим желанием?
В руке демона появился уже знакомый меч — тот, который асурам удалось похитить из Сумеречного зала дворца Дафэн. Коротким взмахом глава Асюло направил оружие в её сторону. Меч стремительно пересёк разделяющее их расстояние и замер у груди, нервно вращаясь вокруг своей оси.
— Хочешь ударить мечом? Сделай это! И тогда все асуры узнают, что в тебе нет и капли достоинства. Разве не слышал? Неуважение к врагу, всё равно, что неуважение к себе.
— Асюло одобрит. Не сомневайся, Владыка-страж, — усмехнулся Цуймингуй. — Они все ожидают дня, когда я разорву твоё тело на куски и скормлю орлам на Кушань.
Дьявольский клинок болезненно содрогнулся и со звоном рухнул на пол. По удивленному лицу Цуймингуя она поняла — то не было волей асура. Подняв меч внутренней силой, он снова бросил его в атаку. Клинок во второй раз налетел на невидимую глазом преграду — острие зависло в цуне от пленницы клана Асюло и… оказалось на полу.
Цуймингуй заставлял его нападать раз десять подряд, всё с тем же результатом — меч вместо её тела летел на каменные плиты.
Люй Инчжэнь смотрела на исказившееся от гнева лицо главы Асюло, пребывая в не меньшем удивлении. Что происходит? Почему один из самых яростных в Трёх мирах клинков оказывается бессилен и не может навредить ей?
Неясная тень мелькнула у неё перед глазами — рядом объявился асур, выглядящий очень молодо. Он прикрыл её собой, заставив главного демона Кушань отозвать оружие.
— Что тебе нужно?
— Тёмный владыка, я пришёл доложить — господин Сюэ ушёл к Небесному городу.
Сюэ? Люй Инчжэнь взглянула на поспешно отвернувшегося Цуймингуя. Не этот ли Сюэ назвался в Пустынном крае слугой Цюфэна, и не ему ли принадлежит цветочный дом в Пинъяо?
Чужая рука коснулась больного плеча, едва не лишив сознания.
—Эй… — пришедший во дворец щёлкнул пальцами у неё перед носом, заставляя сосредоточиться на происходящем в комнате, — почему ты всё ещё здесь?
Раскосые глаза асура искрились едва сдерживаемым смехом, хотя он и выглядел серьёзным. Видимо, успел разглядеть её наряд? Люй Инчжэнь непроизвольно прикрылась руками и попятилась к двери. Ответ на свой вопрос она уже получила — Цуймингуй собирался напасть на Девять Сфер.
Было бы неплохо сейчас покинуть дворец. А ещё лучше Кушань.