Флешмоб "Тварь за стеной"

Это здесь:

https://author.today/post/450614

Присоединяюсь с фрагментами из "Московского Леса".

Уж чего чего, а фантастических тварей там хватает, есть из чего выбирать.

Эпизод первый, боевой:

Залы постоянной экспозиции освещались через подвесные потолки, пропускающие в дневное время достаточно света. Но полимерная полупрозрачная плёнка давно раскисла, с решётчатых переплётов стеклянных крыш-фонарей свешивались толстые жгуты вездесущего проволочного вьюна и пожарной лозы. Зелень карабкалась по стенам, оплетала рамы картин, пружинила под подошвами сплошным ковром мха. В одном из залов ствол граба — не слишком толстый, метра три в поперечнике — взломал пол и торчал посредине громадной корявой колонной. Из пролома тянуло трупным запахом и гнилью — там обосновались лианы-трупоеды. Порченая растительность Чернолеса расползалась по подвалам и коммуникациям за пределы Болотного острова. Тамошний грунт издырявлен как швейцарский сыр, иные ходы прокопаны ещё в шестнадцатом веке.

Сергей обходил жгуты лиан, стараясь ни в коем случае не задеть сторожевые волоски, обильно усеивающие бледно-лиловые стебли. А те чуяли животное тепло: ближайший жгут среагировал на его приближение и потянулся к добыче. Сергей взмахнул рогатиной, брызнула гнойно-белая жижа, дохнуло невыносимой вонью, и он опрометью бросился из зала, на бегу уклоняясь от конвульсивно задёргавшихся стеблей.

В вестибюле первого этажа света было ещё меньше. Сплошная завеса проволочного вьюна затягивала окна, и даже малая толика солнечных лучей, пробивавшихся сквозь многоярусные кроны, сюда не попадала. Сергей пошарил в кармане и извлёк фонарик-жучок в форме обмылка, с алюминиевой скобой динамки. Фонарик был отцовский — тот возил его по экспедициям со времён учёбы в Геологоразведочном институте.

Хорошо, что в СССР пятидесятых годов прошлого века не злоупотребляли пластмассами, обходясь бакелитом и штампованной жестью... 

Луч раритетного гаджета скользнул по заросшим стенам, по монументальным балкам потолка, задержался на стойке справочной службы, нашарил арки, за которыми располагался когда-то буфет. Сергей вздрогнул — в тускло-жёлтом конусе света мелькнула неясная тень.

Обычно чуйка предупреждала о близости обитателей Леса, неважно, людей или животных. Это происходило по-разному: порой он ощущал их присутствие как лёгкое дуновение ветра; порой оно доставляло неудобство, досадное, но терпимое — вроде соринки в глазу, ещё не успевшей довести до исступления. А иногда близость чужака билась в черепной коробке лиловыми сполохами полицейской мигалки, и это было самое последнее предупреждение: пора рвать из притороченного к рюкзаку чехла укороченную двустволку или брать наизготовку рогатину, ожидая броска тяжёлой, воняющей неутолённым голодом и злобой туши. 

Но на тварей Чернолеса чуйка реагировала далеко не всегда— они сами предупреждали о своём появлении трескучей трелью, за долю секунды до прыжка переходящей в пронзительное, как свист арбалетного болта, шипение.

Первый шипомордник бросился справа, из-за стойки. Сергей припал на колено, выставив упёртую в пол рогатину. Лезвие вошло между передними лапами, но тварь всё же сумела дотянуться до жертвы — один из украшающих верхнюю челюсть роговых шипов задел егерю щёку. Шипомордник конвульсивно изогнулся и хлестнул длинным хвостом, целя в затылок. Спас «Ермак» — удар пришёлся на торчащую над плечами раму. Сергей с натугой, словно фермер, поднимающий на вилах охапку сена, отбросил издыхающую гадину в сторону и едва успел высвободить оружие, чтобы встретить вторую. Удар обратным концом древка по вытянутой морде — тварь грохнулась на пол, перекатилась и замерла, припав на передние лапы. Сейчас она походила на щуку, заимевшую каким-то образом две пары конечностей. В глубоко утопленных зенках сверкнула лютая злоба, гребень вдоль спины угрожающе поднялся, демонстрируя треугольные шипы. 

Если шипомордник припадает перед атакой на передние лапы и поджимает хвост — он будет прыгать. Но не охотничьим прыжком, а свернувшись в «колобок», подставив врагу спину, укрытую роговыми пластинами. Если рубануть по ним рогатиной, то лезвие бессильно соскользнёт, и колючий шар весом в полсотни килограммов собьёт жертву с ног. И сразу с боков кинутся другие — рвать, терзать. Инстинкты охоты в стае у шипомордников развиты великолепно.

Сергей отскочил, вскинул ружьё. Сдвоенный выстрел прозвучал глухо — подушки мха и зелени на стенах и потолке съели почти весь звук. Шипомордник, получив в бок две порции свинцовой сечки, отлетел в угол. Сергей подскочил к нему и с размаху всадил рогатину между роговыми пластинами. Тварь издала пронзительное верещание и с треском развернулась, словно лопнувшая гусеница танка.

— Ну что, с-суки, взяли? 

Троица уцелевших шипомордников разочарованно вереща, попятилась в темноту арки. Вид у них стал какой-то заискивающий — мол, мы случайно сюда забрели, не трогай нас, добрый человек…

Сергей знал, что больше они не нападут — во всяком случае, пока. Твари придерживаются раз и навсегда принятого ритуала: сначала жертву испытывает на прочность вожак, если он терпит неудачу — за дело берётся «второй номер», конкурент за главенство над стаей. Остальные стоят в сторонке и почтительно наблюдают, готовые в любой момент присоединиться к забаве. Но если потерпит неудачу и второй — остатки стаи покинут поле боя. Дождутся, когда торжествующий победитель уберётся прочь, и займутся бывшими лидерами, внезапно оказавшимися в самом низу пищевой цепочки. А если те к тому моменту ещё дышат, ну так естественный отбор — штука жестокая.

Следовало, однако, поторопиться: Петюня мог услышать стрельбу и запаниковать. Сергей нашарил фонарик, перезарядил ружьё, убрал в карман рюкзака стреляные гильзы и вышел во двор. Позади неуверенно верещали шипомордники.

Эпизод второй, жуткий:

Новая лодка была такая же плоская, как и первая, но заметно шире. Подземник — на этот раз он приплыл в одиночку — уложил пассажиров на дно, пристроил между ними рюкзаки. На недовольный вопрос Егора: «Может, мы всё-таки сядем?» — объяснил, что «человеки» не умеют видеть в темноте, а фонари включать нельзя, тогда уже он ничего не увидит. К тому же, «человеки» тяжёлые и могут опрокинуть лодку. 

Пришлось соглашаться. Всю дорогу Егор рассматривал светящуюся плесень на потолке тоннеля или приподнимался, несмотря на возражения лодочника, на локте и пытался вглядываться в чернильную тьму — без особого, впрочем, результата. Разговор не клеился; подземник пару раз начинал неразборчиво мурлыкать себе под нос какую-то бесконечную песню — судя по унылой мелодии, повествующей о тяготах подземной жизни. Когда он завёл свою шарманку в третий раз, из мрака раздался многоголосый писк и плеск, и в слабом свете очередного пятна плесени они увидели крыс — сотни, тысячи серых тварей сплошным потоком плыли навстречу лодке. Грызуны выскакивали из воды на выступы в стенах тоннеля, забирались на борта, прошмыгивали по людям и снова прыгали в воду, чтобы плыть — изо всех сил, подальше от неведомой опасности. Егор, почувствовав на себе их коготки, подскочил от отвращения и чуть не ударился о низко нависшее бетонное ребро.

— Что это они, а? Опять плотоядный гнус? 

Он не забыл хвостатые трупики в тоннеле, обглоданные хищной тучей. 

— Откуда ему тут взяться? — егерь был озадачен ничуть не меньше. — На крыс иногда, того, находит. А может, что-то типа инфразвука, такое случается при смещении пластов грунта.

— Рот, — подал голос подземник. Он деловито орудовал веслом, сбрасывая самых наглых грызунов с лодки. 

— Что? — удивился Бич.

— Рот. Живет здесь. Свистит неслышно, крысы падают, он ест. Прямо живыми. У человеков есть фонарь? 

Егор кивнул. 

— Скажу — делайте свет вперед. 

— Что-то многовато развелось в этих краях свистунов, — скривился Бич — Мало нам Зверя — теперь ещё и Рот какой-то. Вот бы кем сетуньцам заняться, а не паучков гонять…

— Рты недавно, — непонятно отозвался подземник. — Народ думает, с Большого Болота. 

Егор поднял голову над краем лодки. Крыс стало заметно меньше. 

— А для нас он опасен?

— Если вдруг.

Писк за бортом утих — волна грызунов схлынула. Лодка медленно двинулась вперёд. Подземник опускал весло в воду осторожно, без единого плеска. Внезапно по барабанным перепонкам стегнул знакомый беззвучный свист.

— Твою мать! — взвыл егерь. — Студент, хватай штуцер, я подсвечу…

— Свет, человеки! — пискнул подземник. Он зажал глаза ладонями и скорчился, уткнувшись лицом в колени. 

Егерь приподнялся и зажужжал фонариком. Жёлтый луч вырвал из мрака заросшие плесенью рёбра тюбингов, ржавые скобы, головки болтов и крюки с остатками проводки. И — тощую скособоченную фигуру, замершую по пояс в воде посредине тоннеля. Серая, плотная кожа, лишённая растительных покровов, длинные руки с узловатыми, словно сведёнными судорогой пальцами. Но самым жутким в этом видении была голова — лысый шар, с огромной круглой воронкой вместо лица. По краям воронки скалился ряд острейших зубов, внутри что-то мерзко шевелилось.

 — Вали его, чего ждёшь?!

Но стрелять было уже не в кого. Существо извернулось и отпрыгнуло спиной назад, прочь из конуса света, сигануло на стену, и побежало по ней на четвереньках, стремительно, по-паучьи перебирая тонкими конечностями. 

— Ох ты ж, японский городовой… — голос егеря явственно дрожал. — Теперь ясно, почему его так назвали!

— Рот не вернётся, — сообщил как ни в чём ни бывало подземник. — Глаз нет, света очень не любит. Уйдёт, потом долго-долго не будет. И пусть человеки уберут фонарь. Сломаю лодку об стену — кому хорошо?

Ну и эпизод третий, загадочный:

Грохот обрушился на них вместе с дождём падающих сучьев. Невообразимая тварь — бесформенный кожистый мешок на пучке тонких, суставчатых конечностей в три этажа высотой — протискивалась сквозь кроны, ломала мелкие деревца, пропахивала глубокие борозды в покрывалах мха. Ноги-ходули то появлялись из-за невидимой границы на всю длину, то пропадали, словно обрезанные ножом. Вместе с ними исчезали на той стороне вывороченные с корнями кусты орешника.

— Стой, ни шагу! — завопил Нгуен, но Егор его не слышал. Он пятился на негнущихся ногах, пока не нащупал лопатками бугристый ствол. «Таурус» плясал в ладони, палец никак не попадал в спусковую скобу. 

Т-дах!

От тяжкого грохота заложило уши. Отдача «нитроэкспресса» мотнула Бича так, что он едва устоял на отставленной назад ноге. Мешок дёрнулся от удара шестидесятипятиграммовой бронзовой пули, способной опрокинуть бегущего носорога. Раздался долгий всхлип, существо завалилось вбок, взмахнув ходулями. Нгуен едва успел пригнуться — узловатая конечность пронеслась над самой головой. Егерь выматерился, вскинул штуцер и с дистанции в десяток шагов всадил в середину мешка пулю из второго ствола.

Повисла гнетущая тишина. Егор обливался ледяным потом. В уши назойливо лезла прерывистая костяная дробь. Секундой позже он сообразил, что это стучат его зубы.

Егерь клацнул запорным рычагом. 

— Экая погань! — он гулко дунул в стволы. — И много тут таких? 

Нгуен покачал головой. 

— Я вижу в первый раз. Брат встречал — дальше, возле площади Жданова, только тот был раза в два меньше. Но ты зря стрелял, ходульник нам не угрожал, прошёл бы мимо.

— А мне почём знать? — Егерь извлёк из нагрудного кармана огромный жёлтый патрон и засунул в правый ствол. — Чёрт, всего один остался, остальные к винтовочному... Сам же предупреждал — что угодно может повылазить!

Вьетнамец подумал и кивнул

— Да, прошу прощения, я был неправ. А вот твоему другу очень повезло.

Он подобрал обломанную ветку и, широко размахнувшись, бросил, целя левее Егора. Ветка исчезла, не пролетев и трёх шагов — бесследно, как и давешний сук.

— Чуть-чуть бы в сторону…

— Н-да… — егерь защёлкнул стволы и повесил штуцер на шею. — Можно хоть посмотреть, что за зверя я завалил?

— Только близко не подходи, — разрешил проводник. — Разрыв совсем свежий, а у них границы, случается, пульсируют.

— Нет уж, я лучше пешком постою. Кстати, знаете, как истинный джентльмен охотится на слона? Встает напротив, поднимает штуцер, стреляет. Оба падают. Кто первый встает, тот и считается победившим.

Он с кряхтеньем потёр ушибленное отдачей плечо. 

— А с тебя, Студент, как вернёмся — литр коньяка. Считай — заново родился!