"Погоня"

Давненько я сам не устраивал флешмобов. 

Предлагается вынести на суд читателей эпизод с погоней. 

Неважно, где, на чём и за чем - хоть на самокате, хоть на фотонном звездолёте, хоть по эльфийским подземельям, хоть по улочкам Макао 19-го века.

Ну и для почина - фрагмент из 4-й книги цикла "Коптский крест".

Книга называется "Дорога за горизонт"

А вот и собственно текст. Он довольно объёмный, но уж так вышло....

К полуночи «Дождь» встал посреди пролива, на траверзе островка Писаари. Миноноска принялась вычерчивать стрелы курсов поперёк залива; особой спешки пока не было, и Криницкий экономил уголь, осваиваясь потихоньку в хождении по указаниям с радара. Туман густел; несмотря на отсутствие ветра, зыбь с Финского залива нещадно валяла узкое судёнышко. Миноноска попеременно ложилась то на один, то на другой борт и, перед тем как выпрямиться, задерживалась, точно раздумывая — выпрямляться, или валиться в крен дальше. На палубе приходилось хвататься за что попало - размахом качки человека вполне могло вышвырнуть за борт. 

Качка усиливалась. Зыбь становилась круче, волны накрывали миноноску, разбиваясь о кафедру-мостик, судёнышко двигалось чуть ли не под водой. Николка, вцепившись в полу шинели мичмана, не отрывал взгляд от жестяного сектора креномера. Скоро размах качки достиг тридцати шести градусов на сторону; мальчик насчитал по 14 колебаний в минуту. Порой кренило так, что Николке казалось - утлая скорлупка вот-вот перевернётся. 

- Господин мичман - это Георгий, сзади, от орудия. - С «Дождя» передают - поворот на три румба на вест, ход развить до полного! Неизвестное судно в проливе!

***

Иван Семенов, гардемарин

- Гардемарин, связь с крейсером!

Я лихорадочно защелкал кнопками. 

- Скорее! - зарычал Никонов. - Что вы там копаетесь, Семёнов?

В наушнике зашипело, затрещало, через треск помех (откуда они здесь в таком количестве?) - пробился монотонный голос Каретникова:

- Я - «Ильин», я «Ильин», вызываю «Дождь», Я «Ильин», вызываю...

- Есть, Сергей Алекс… простите, есть, господин капитан второго ранга! Связь с крейсером!

Офицер чуть не вырвал у меня гарнитуру. Мама дорогая… и куда девался интеллигентный, мягкий Сергей Алексеич?

- Вызывает «Дождь» … Евгений Петрович, ты?

- Серж? - Это уже барон. - Серж, что там у вас? Куда вы, мать вашу через коромысло, пропадаете?

- Обнаружили цель, легли на курс преследования, как поняли? Цель на Вест-Зюйд-Вест от нас, дистанция по радару… гардемарин? 

- Дистанция восемь с четвертью. Скорость… - я навёл курсор на отметку, обозначающую шхуну контрабандистов, и рядом с яркой точкой тут же появилось окошко с рядом цифр и букв.

- Скорость пять, курс Зюйд двадцать… отставить, цель меняет курс, повернула на вест, скорость шесть и растёт! Уже семь с половиной!

Никонов нехорошо выругался.

- Гардемарин, дистанция от цели до крейсера?

Да что я вам робот, что ли? Или профи-диспетчер?

- Сейчас, я только…

- Дистанцию, гардемарин! - зарычал Никонов. - Живо!

- Двадцать четыре мили и меньше! - выпалил я. - Цель сближается с «Ильиным»!

- Евгений Петрович, шхуна идёт на вас. - сказал Никонов в микрофон почти спокойно. - Курс Вест-Зюйд-Вест, скорость… о, чёрт, восемь узлов! Ну и машина на этом шведском корыте!

 «Дождь» трясётся всем корпусом. Канонерку бьёт крупная дрожь; в машинное отделение отряжены матросы в помощь кочегарам. Младший инженер-механик Федосеев, хозяин машинного отделения «Дождя», не вылезает из низов, чередуя молитвы Николе Угоднику с матерными руладами, но всё равно стрелка счётчика механического лага никак не желает переползти за семь с половиной. Где-то там, в тумане, ползёт через пролив шведская шхуна; на перехват, надрывая машины, летит «Лейтенант Ильин». Но уже ясно, что не поспеть - ходкая посудина шмыгнёт в лабиринт шхер задолго до того, как ее увидят с «Ильина». Еще бы - в таком-то тумане…

- Что там у Криницкого? Игнациус!

Воленька коротко проорал в переговорник и протянул Никольскому коробочку рации. Тот скривился, будто от зубной боли, взял, нажал тангенту:

- Гардемарин Романов? Докладывайте. 

В рации снова затрещало. Жора, лопух, канал уходит!

-Эй, на миноноске! Не слышу ни пса! Гардемарин, мать вашу…м-м-м… гардемарин Семёнов, в чём дело!

Ну конечно, я ещё и виноват! Нашли крайнего! Ну да, не царского же сынка матюкать?..

- Один-четыре, как слышишь? Жора, третий канал, проверь….

Вот теперь - ясно и чётко!

- Говорите, господин капитан второго ранга, один-четыре на связи.

- Гардемарин Романов? Передайте мичману: «идти прежним курсом, обороты до полных». Сейчас только вы сможете перехватить шхуну. Мы не догоняем, «Ильин» далеко. Отожмите её с веста на зюйд, пусть повернёт на нас, тогда точно поймаем. Как поняли, на миноноске?

- Поняли вас, «Дождь», исполняем. Отбой.

Я выдохнул. Хоть связь нормальная, и то хлеб…

Когда на экране появилась засветка от неопознанного судна, на мостике «Дождя» приободрились - вот она, цель! Чужак резво бежит поперёк залива; судя по всему, выскочил из-за острова Писаари, милях в пяти под нашей кормой. Почему мы не увидели его раньше - бог весть; злодеи ушли к весту, и таким ходом непременно оторвались бы от тихоходной канонерки. Пробили боевую тревогу, в машине подняли обороты до полных. В конце концов, на шхуне о нас не знают - в таком тумане логично было бы ползти неспешно, на мягких лапках. Но - то ли шведский шкипер непоколебимо уверен в себе, то ли груз его, и правда, такой «горячий», что он не хочет ждать лишней минуты, а только шхуна летит поперёк Выборгского залива так, будто видимость «миллион на миллион». Чёрт, а может у них тоже локатор? Нет, бред - наша аппаратура «увидела» б сигнатуру постороннего радара; раз уж «Фурума» до сих пор не отозвалась курлыкающей трелью, значит ничего такого нет. Да и откуда у шведов локатор? Фу ты, ну и чертовщина лезет в голову...

Никонов отодвинулся от стойки монитора. 

- Гардемарин, если цель сменит курс - немедленно докладывать. А вы, лейтенант, проследите, чтобы обороты довели до полного.

Константинов кивнул и, хватаясь за поручни, полез с мостика. Канонерку мотало всё сильнее - с зюйда шла крупная зыбь.

- Сергей Алексеевич, мне мерещится, или туман становится реже? И, вроде, ветерок? - обратился к начальнику отряда Посьет. - Определённо, ещё час-полтора и развиднеется!

Отметка шхуны на экране мигнула, пунктир предполагаемого курса резко вильнул вправо: цель поворачивала.

- Господин кавторанг, шхуна повернула на…. на три с половиной румба к Весту! Идёт прямо в берег, дистанция - четырнадцать миль!

Никонов потёр ладони. 

- Отлично! Следуем тем же курсом, тогда они окажутся между нами и миноноской. Ещё полчаса - и ложимся на курс сближения, зажмём голубчиков!

- А не уйдут? Что-то уж слишком резвые...

- Не переживайте, Ермей Листратыч, - успокоил командира канонерки Никонов. - Шхуна - не военное судно. Это мы, грешные, хоть пару раз за выход ходим на полных, у нас и кочегары привычны подолгу уголёк в топки кидать. Да и матросов, если надо, в помощь им даём. Команда своё дело знает: если машина не подведёт, можно подолгу держать высокие обороты. А торгаш - что с него взять? Машина у него может, и хорошая, да только обычно он ходит экономическим ходом. К продолжительным авралам кочегары не привыкли, пусть надрывают силы - надолго их не хватит. А то и машина сдаст, вряд ли они часто бегают на таких оборотах, всё больше по шхерам, тишком да ползком, на самом малом…

- Это у кого ещё раньше сдаст. - проворчал Константинов. - Сами знаете, Сергей Алексеич, у нас поломка за поломкой. Двух недель не прошло, как холодильники перебирали…

- Не каркайте, Ермей Листратыч, глядишь - и пронесёт. Пока, вроде бы, стучит, спасибо вашему меху!..

За мостиком, позади ходовой рубки (на «Дожде» её называют непочтительно - курятником; сейчас половина курятника, отгороженная парусиновой ширмой отведена под радио-хозяйство и гордо именуется радиорубка) гудит высокая дымовая труба. Временами из нее вырываются огромные клубы черного дыма. Константинов поморщился: туман-туманом, а все же, мало ли? Того гляди, шлейф угольного дыма увидят на шхуне, и тогда погоня, в лучшем случае, затянется. 

— Еремеев! Спроси в кочегарке, зачем так дымят?

Еремеев, сигнальный кондуктор, которому по случаю тумана и локатора делать совершено нечего, бодро отвечает «Есть!» и мячиком скатывается с мостика. 

На правом крыле мостика возвышается коническая железная тумба с револьверной пушкой системы Гочкис. Рядом уложены брезенты, на них -  аккуратно прикрытые от сырости кранцы первых выстрелов: два десятка тридцатисемимиллиметровых патронов с медными гильзами. Огонь, в случае чего, можно открыть секунд через тридцать. Боевая тревога пробита, расчёт бдит у митральезы, и, вздумай шведы шутки шутить - им не поздоровится.

*

Погоня продолжается уже полтора часа. Шхуна упрямо шпарит прежним курсом - каждый оборот винтов приближает её к болотистому, испещрённому мелкими заливчиками, пестрящему островками, мелями и каменистыми косами, финскому берегу. Он опасно близко; но ни мы, ни остальные участники туманной гонки не сбавляют ход. На мостике царит напряжённая тишина, изредка прерываемая короткими репликами, да писком плоттера. Никонов с регулярностью метронома вызывает миноноску №141 и «Лейтенанта Ильина». Крейсер не поспевает; с того момента, как шхуна повернула к весту, ему остаётся лишь следовать параллельным курсом, на случай, если контрабандистам придёт в голову снова повернуть в открытое море. Дистанция между кораблями сокращается, но, увы, слишком медленно. Криницкий уже не раз рапортовал, что в корпусе миноноски от вибрации на волне открылась течь; сильно качает, и есть опасность, что машину сорвёт с фундамента. Пока помпа справляется, но…. Никонов скривился, велел не разводить паники и добавить оборотов. Я не отрываюсь от монитора - до цели всего ничего, спасибо туману, что они нас не слышат. Хотя, не будь этой молочной пелены, мы бы уже видели вожделенный приз! 

А туман, и правда, поредел, прав Посьет! Гладь залива просматривается уже метров на четыреста. Хотя, какая ещё гладь? С Зюйд-Веста катят короткие, злые валы, канонерка с шумом врезается в них под острым углом. От каждого удара корпус судна дрожит всеми заклёпками... о, чёрт, это ещё что? 

Экран радара мигнул, на мгновение картинка исчезла, потом возникла снова. Очередной удар о волну - экран снова мигнул. И ещё. И снова. И…

- Господин капитан второго… Сергей Лексеич! - в отчаянии ору я. - С антенной что-то, с проводом! Наверное, разъём, от тряски отошёл! Надо…

Волна, не чета прежним, с размаху бьёт «Дождь» в левую скулу. Канонерская лодка чуть не ложится на борт, и я с ужасом вижу, что прикрученный на живую нитку кабель, в такт качке, мотается вокруг мачты. Экран гаснет, и на нём появляется: «Источник сигнала не найден».

Что за хрень?! У «Фуруны» разъемы такие, что на кабеле вешаться можно, а не вставить его до конца я просто не мог - без полной фиксации радар не заработал бы. Здоровый такой разъём, с четырьмя винтами и защелкой, выдрать его не получится, даже если о кабель споткнуться… неужто перетёрся?! Иогда кирдык, быстро кабель не поменять, да и нет у меня запасного нужной длины… вот ведь засада! Ну да, точно: антенна рации тоже порвана, они у меня скручены в один жгут, вот, наверное, размахами мачты и перетёрло… да что ж это за день такой?!

- «Ильин»! «Ильин»! «Ильин»! Я «Дождь», слышите меня?!

Ничего. Только треск, завывание помех. 

Выскакиваю из «курятника» - и не верю своим глазам! Пелену тумана будто отдёрнули в сторону движением гигантской руки. Впереди по курсу в сероватой дымке тонет финский берег, а на правой раковине, милях в полутора, отчаянно дымит трубой изящное судёнышко - шхуна из всех сил улепётывает, внезапно обнаружив за кормой сразу двух преследователей. Да, точно, на нашем траверзе по волнам стелется жиденький дымок. Миноноска. 

- Расчёты у орудий! Артиллерийская тревога!

Тревожно забила рында, по доскам палубного настила заухали матросские башмаки. Наводчик, не дожидаясь, когда номерок втиснет в приёмный короб обойму, разворачивает митральезу, ловя цель. 

- Семёнов, шляпа! Дистанцию до цели! 

Да что со мной сегодня такое? В «курятнике», в крепко привинченном к палубе железном, обитом изнутри войлоком и пластиком ящике, среди прочего хрупкого хозяйства хранится отличный лазерный дальномер. Мы уже практиковались с ним, делая съёмки на Транзунском рейде - и Никонов и артиллерист «Дождя» вполне доверяют этому прибору.

- Есть, господин капитан второго ранга… до цели две тысячи… простите, сейчас…. одиннадцать кабельтовых, семь саженей… с половиной!

А вы попробуйте с ходу, без калькулятора, перевести в морские меры длины 2050 метров! А иначе никак, таблицы артиллерийской стрельбы составлены в кабельтовых, милях и саженях. Я горд собой - насобачился за месяц практики.

Погодите, они что, из Гочкиса стрелять собрались, по таблицам? Для этой трещотки - дистанция запредельная. Нет, прислуга возится в барбетной установке, возле нашей «Большой Берты», короткого, будто обрубленного, толстенного в казённой части одиннадцатидюймового орудия, главного калибра канлодки. Точно - подают холщовые, похожие на белые диванные валики, пороховые картузы полузарядов. Ну, держись…

- Бам-м! Бам-м! Бам-м!

Хоть Гочкис и трещотка, а уши заложило качественно. Наводчик навалился на приклад, второй номер резко крутанул ручку, и револьверная пушка захлопала предупредительной очередью. Куда уж там улетят снаряды - не знаю, но дымок выстрелов на шхуне заметят точно. А когда грохнет Большая Дура? Что там полагается - рот разевать, уши затыкать? Чёрт, вовремя не спросил, как бы теперь не оглохнуть…

На шхуне стрельбу и правда, заметили - судно изменило курс, подставляя преследователям корму. Дым повалил гуще. Уходят? 

- Сергей Алексеевич, дальше нельзя таким ходом. Опасно, мели!

Посьет, штурман. Пока работал локатор, он стоял за моим плечом, черкал карандашом по карте и щёлкал клавишами подаренного «Ситизена».

- Иван, голубчик, не дадите дистанцию во-о-он до того мысочка? Тут где-то мель должна быть, крайне неприятная. Не дай бог… пока по локатору шли, я прокладку постоянно делал, а теперь вот - как ослеп…

Торопливо барабаню дистанцию, даже не переводя в кабельтовы и сажени - Посьет быстрее прикинет, на калькуляторе. Вот он перестал черкать, замер, словно не веря в то, что написал. И без того бледное лицо его белеет ещё сильнее, и…

Хрр-ясь! С пронзительным скрежетом «Дождь» врезается во что-то подводное. Канонерка ещё несколько мгновений ползёт вперёд, сильно задирая нос; все, кто был на мостике, валятся с ног. Я с размаху впечатываюсь в Посьета и краем глаза вижу, как наводчик револьверной пушки, нелепо размахивая руками, летит через леер в мутную от взбудораженного ила водицу Выборгского залива.

***

Миноноска № 141 стала сдавать: помпа не справляется, в щели разболтанного таранными ударами волн корпуса хлещет вода. Растяжка передней трубы лопнула, и теперь жестяной цилиндр, отчаянно извергающий клубы дыма, болтается при каждом размахе качки.

«Дождь» остался позади - прочно сидит на песчаной банке. Запоздало громыхнул главный калибр, крупная латунная картечь с визгом пролетела в опасной близости от миноноски. От грот-мачты шхуны полетели клочья, снесло за борт гафель. Но ход она не сбросила и, вильнув на курсе, выкатилась влево, за пределы сектора обстрела одиннацатидюймовки. С канлодки захлопала револьверная пушка, но легкие снарядики лишь вспенили воду в безопасном отдалении от цели.

Усталость отчаянная; удерживаться на мотающемся туда-сюда низком, почти вровень с водой, судёнышке - это почти цирковой трюк. Не до того, ведь впереди, прямо перед форштевнем, в кабельтове с небольшим, маячит корма беглянки. Но не приближается; на высоких оборотах вода хлещет через щели в обшивке с удвоенной силой, «стосорокчетвёртая» садится носом. Скрепя сердце, Криницкий скомандовал убавить обороты и крутанул штурвал. Нос покатился влево, наводчик поймал шхуну в прицел, и... Удар, тряска, снаряд уходит «в молоко» - миноноска с разгону проскребла днищем по песчаной отмели и чудом проскочила на чистую воду. К толчкам волн добавилась неприятная вибрация в корме.

 - Вал погнуло! - орёт машинный кондуктор. Свесившись вниз, он пытается разглядеть что-то в буруне под кормой. Крайницкий выругался, возвращая судно на курс. Форштевень снова смотрит точно в корму беглецов - они теперь в мёртвой зоне, пушкой не достать. Но вариантов нет: кругом мели, а шведский шкипер знает здешние фарватеры как «отче наш». Дистанция до шхуны то сокращается, то наоборот растёт, и вдруг с высокой кормы застучали ружейные выстрелы. 

Мичман мешком повалился на палубу; шинель на его груди топорщилась, пробитая в двух местах. Николка, по волосам которого ширкнуло раскалённым металлом, кинулся было к мичману, но тот миноноска покатила вправо, и мальчик вцепился в штурвал, возвращая судёнышко на курс. Выстрелы гремели, не переставая, пули с жестяным звуком пробивали тонкий металл. Позади жалобно причитал подстреленный минёр. Николку схватили за плечо. Он обернулся - Георгий. Царский сын смотрит бешеными глазами, в руке какие-то чёрные ошмётки. Николка пригляделся - бесценный переговорник, вдребезги разбитый пулей. По ушам ударил свист пара из простреленного котла, перекрывая вопли обваренного кочегара, полные мучительной боли. Крайницкий лежит ничком - невидящие глаза уставились в низкое небо, на губах опадают кровавые пузыри. «Убит!» - понял Николка, и тут от нового залпа брызнул щепками щепки палубный настил.

Миноноску затрясло сильнее. «Что делать, вашбродие? - заорал с кормы кондуктор. - Дейдвуд разбило вибрацией, вода так и хлещет! Потопнем!» 

 «Стосорокпервая» садилась кормой, быстро теряя ход. Корма шхуны быстро отдаляется, до неё было уже шагов тридцать. Николка втянул плечи в голову. Отчаянно захотелось назад, на берег, на горячий песок дюн...

- Принимаю командование! - фальцетом заорал Георгий. - Никол, держи курс под корму! 

И, запнувшись о тело мичмана, кинулся на нос.

Хочет ударить миной, догадался Николка. Дистанция подходящая, но как же…

Георгий уже возился возле ребристой трубы аппарата, подкручивая винт вертикальной наводки. Ладони Николки вдруг вспотели; мальчик вцепился в рукоятки штурвала, их лаковая гладкость стала вдруг раздражающе-скользкой. Корма шхуны, откуда то и дело взвиваются ружейные дымки, снова покатилась влево. Георгий выпрямился, отскочил, сжимая в руке  обшитый кожей шнур спускового механизма. «Вот, сейчас!..»

Георгий пригнулся, резко подавшись назад, дёрнул. Хлопок, облако дымного пороха окутало нос кораблика; мелькнуло,  плюхнулось впереди остроконечное тело метательной мины. На шхуне испуганно закричали, а Николка, заледенев, принялся считать вслух - «Раз, два, три… «

На счет «двенадцать" мальчик шумно выдохнул. Взрыва не было. Корма шхуны еще отдалилась, дым от сгоревшего вышибного заряда унесло в сторону.

«Промазали!» - горестно вскрикнул Георгий и кинулся ко второму аппарату, приткнувшемуся между дымовыми трубами. Николка, не дожидаясь команды, принял вправо; миноноска вильнула, открывая Георгию директрису.

Николку толкнули - мимо, зажимая простреленную руку, проковылял минный квартирмейстер.

- Выше бери, вашбродь! - орал он. - Мина в полутора саженях под водой идёт и болтается вверх-вниз на пол-сажени - вот и нырнула под киль! Выше бери, пущай поверху поскачет, по волне, и в самое ихнее подлючее брюхо! 

Георгий присел у аппарата, набежавший минёр принялся подсоблять. Снова хлопнуло, палубу заволок серый пороховой дым, смешиваясь с чёрным, угольным из ближней трубы. Николка снова затаил дыхание - «... три.. четыре... пять...» Грохнуло, под кормой шхуны вырос водяной столб, осел каскадом пенной воды на палубу. Мальчик навалился на ручки штурвала, торопливо закрутил; быстро теряя ход, миноноска медленно покатилась в сторону, мимо оседающей в воду шхуны. Корма оторвана, в воде плавают вперемешку бочонки, обломки, вопящие не по-русски люди.

- К берегу, Никол! - скомандовал Георгий. - Выкидывайтесь, пока и мы не нахлебались! 

И, сорвав с леера плоский пробковый круг с большими цифрами «141», швырнул барахтающимся в волнах шведам.