Пропалиться мне на этом месте!

После прочтения блога Владимира Маркова-Бабкина я задумалась о том, что особенности речи, языковой барьер -- далеко не единственное и не главное, что может разоблачить попаданца и вообще любого чужака, скрывающего, что он чужак. Легендироваться на ходу вообще несподручно. Захотелось устроить флэшмоб палева и разблачений, не знаю, найдутся ли единомышленники.

В моей фэнтези языковых проблем у героев нет: их лингвистическая суперспособность является двигателем сюжета. Но ребятки палятся, причём неоднократно.

Перед работодателем, например.

Несуразная пятёрка быстро освоилась на рынке, с благодарностью принимая каждую возможность заработать. Очень скоро они стали выполнять всевозможные поручения в течение дня — даже если кто-то из них отлучался в город, другие всегда были на подхвате. Со всеми работниками и стражниками они скоро перезнакомились и, как заметил Ваминс, понимали жаргон местных грузчиков даже лучше, чем он сам.

Управляющий помнил, что при первой встрече некоторые слова они выговаривали на крашский манер. Потом это бесследно прошло, и их речь стала такой же, как у всех в городе. 

На ненавязчивый вопрос о том, кто они и откуда, ребятишки соврали, что бежали из разрушенной войной деревни. Причём ложь их была столь очевидна и наивна, что Ваминс не нашёл нужным выспрашивать подробности. Они от кого-то скрываются и не скажут правды, решил он. Подмечая странности этой пятёрки, он мало-помалу приходил к собственным выводам.

Крестьянами они быть не могут; ворами тоже. Слишком заметны, слишком бросаются в глаза, даже переодевшись во вполне приличествующую им одежду. В их добродушной неловкости было, конечно, что-то подкупающее, но нет, это была именно неловкость, а не хитрый способ показаться безобидными — тут Ваминс вполне доверял своему чутью.

Пятеро очень часто мыли руки — для этой цели чуть ли не с первого заработка прикупили мыло, но почему-то кусковое, каким стирают бельё и моют жирную посуду. Понятно, что оно дешевле, чем душистое мыло, разливаемое по кувшинам, но тот, кто жалеет денег, скорее вымоет руки просто водой.

Странный случай произошёл, когда Ваминс отправил одного из этой пятёрки, босоногого увальня, помочь купцу с разгрузкой товара. Купец рассказывал потом, что застал паренька склонившимся над разложенной на столе картой. Паренёк извинился, пробормотал, что никогда раньше ничего подобного не видел — и по лицу его было понятно, что всё нарисованное там стало для него открытием. «Что же удивительного? Иные и книгу ни разу в руках не держали», — хмыкнул Ваминс. «Да, но он тут же спросил меня про масштаб», — ответствовал купец. 

Спустя ещё неделю управляющий получил новую пищу для размышлений. Всё началось с того, что около часа пополудни в контору явился давний знакомец, частный поверенный Рсевлинс, да не один, а с исполнительным листом. От Ваминса требовалось пересчитать и составить опись товара, хранящегося на одном из складов, и опечатать склад: нынешний арендатор передавал сотни тюков ткани своему заимодавцу в уплату крупного долга.

Как назло, почти всех работников Ваминс успел отпустить обедать, а те, что ещё не ушли, только что отгружали бочки с ворванью. Отправить пропахших вонючим жиром молодцев лазать среди сукна, плиса и бархата было никак нельзя. Не хотелось, однако, и томить ожиданием почтенного Рсевлинса, чьи советы много лет назад помогли подняться. И тут управляющий вспомнил о своей «щенячьей бригаде».

(...)

За работу мальчишки взялись грамотно: один, пролезая вдоль стен, считал, сколько тюков в ширину, длину и высоту; его кучерявый напарник записывал и перемножал. Ваминса, впрочем, весьма удивило, что этот бродяжка носит в кармане лист бумаги и карандаш — да ещё и готов марать бумагу по пустяковому поводу, когда мог бы делать пометки мелом на дверном косяке. С живейшим любопытством следил за ним и частный поверенный: вероятно, и ему за полвека жизни такое чудо попадалось впервые.

Один раз Ваминс заглянул за плечо юного грамотея. Свои подсчёты тот записывал неведомыми знаками, но это как раз неудивительно: каждый второй в купеческой среде, когда пишет не для чужих глаз, пользуется тайнописью. Удивительнее то, что парень, судя по всему, перемножал двухзначные числа в столбик! 

Любой человек, выросший там, где надо знать способы записи математических действий, столь простые задачи решал бы в уме.

Кучерявый считал медленно. Но ответы называл правильные.

Удостоверившись, что всё имущество в наличии, Ваминс и Рсевлинс опечатали склад, написали акт, а работничков попросили быть свидетелями. Парнишки внимательно прочли документ (оба задержались взглядом на печатях управляющего и поверенного), потом, когда им указали на нужные строки, вписали те имена, под которыми знал их Ваминс.

И тут он окончательно убедился, что имена ненастоящие. Они были выведены медленно и неуверенно — должно быть, в первый раз. А ведь, как известно, собственное имя человек либо вообще писать не умеет, либо пишет как дышит.

Заметил это и Рсевлинс. Позже, в конторе, за рюмочкой настойки, он аккуратно осведомился, уверен ли управляющий в том, что его свидетели всё ещё будут здесь через две недели, когда приедет новый собственник.

— Не уверен, — честно признался Ваминс. — Но какая разница? Сохранность товара на мне. А я никуда не денусь.

Гость рассмеялся своим приятным лукавым смехом:

— Сегодня мало кто из видных людей города может так о себе сказать. Пожалуй, ты один!

— Сдаётся мне, я знаю ещё одного, — широко улыбнулся Ваминс.

Уж кто-кто, а частный поверенный Рсевлинс, казалось, всегда будет на своём месте. Городские начальники уходили в отставку, умирали на службе или даже на эшафоте (чего сейчас нетерпеливо ждал народ в связи с приездом младшего регента Порядка), а образцовый законник легко сходился с их преемниками, и дела его шли ровно, как муравьи по тропе. Он и сам почти не менялся, только медленно отрастало брюшко и всё дальше отступали волосы со лба. 

Что же касалось «щенячьей бригады», Ваминс действительно не знал, куда и когда они уйдут. И откуда они такие взялись? По некотором размышлении управляющий решил, что прежде они были чьи-то домашние слуги и выросли в доме своих господ. Вряд ли с ними хоть раз занимались учителя, а неожиданно всплывающие знания и некоторые привычки были, вероятно, почерпнуты от хозяйских детей. Жизни за пределами дома они не знали совсем. А потом с господами что-то случилось, и слуги почли за благо бежать — от войны, от бандитов или от властей? Плохо то, что скрываться ребятишки не умеют, а Ваминсу отнюдь не хотелось бы, чтобы на его рынке кого-то убили.

В ближайшее время он намеревался вызвать их на откровенность.