Невосполнимая утрата

Нечасто я сюда захожу, поэтому данный флешмоб увидела поздно. Но в повести "Вся правда о Wild Wind" потеря одного их персонажей является буквально сюжаетообразующей. Вот как вспоминает об этом героиня:

— Помнишь, когда мне приснился кошмар и я вас всех перебудила? С тех пор я спала в комнате Саймона.

— Помню.

— Ну вот, это и послужило спусковым крючком. Ты же помнишь, как Сайми нянчился со мной в первые недели после смерти Патти. Он так поддерживал меня, так заботливо и нежно утирал каждую слезинку — просто как мама. И я примерно так же преданно стала к нему относиться. Знаешь, когда понимаешь, что нет на свете человека, который любил бы тебя больше, чем мать?

— Знаю, — кивнул я со вздохом — моей уже не было в живых.

— Ну вот, происходила банальная, как мне казалось, ситуация, когда мать умирает и старший ребёнок заменяет её младшему. Только поздновато по возрасту, но с момента смерти родителей, в общем-то, органично.

Я поёрзал на подушке, устраиваясь поудобнее, потому что рассказ явно обещал быть подробным.

— Ну и приснился мне тогда этот кошмар. Я блуждала по аду в поисках Патти, потому что не нашла его на небесах. Меня снедала невыносимая тоска, которая гнала вперёд, как будто в сердце воткнули гарпун и теперь за него тащили. Кругом творились такие ужасы, что я сходила с ума от тревоги. И не зря. Когда я нашла Патти, его терзали летучие мыши, которые, как пираньи, отрывали каждая по крошечному кусочку плоти. В его глазах стояла такая боль, такой ужас и немой вопль о помощи... Я рванулась к нему, но земля разверзлась, и я рухнула в пропасть, по дну которой бежала лава. Тут-то я и проснулась, заорав спросонья, вся в холодном поту...

Она помолчала, видимо, приходя в себя после этих воспоминаний.

— Я в тот период вообще чувствовала себя, как ребёнок. Беззащитной перед постигшей нас потерей. Да и Саймон опекал меня, как маленькую. Так соблазнительно было укрыться от горя под его «крылышком»... Ну а куда бежит ребёнок, когда ему очень плохо? Правильно, к маме. Вот я и побежала к Саймону...

Викки облизнула пересохшие губы и отпила из бутылочки, стоявшей под рукой у кровати.

— Он попытался меня успокоить, как обычно, словами. А я только реву всё больше и больше. Ничего на меня не действует, никакие уговоры — такое у меня было жуткое состояние. Сайми хотел дать мне успокоительное — я выбила у него из рук таблетки и воду. Кричу, что не надо мне никаких успокоительных, когда Патти так плохо. И что я к нему, мол, хочу. Ну тогда Сайми решил прибегнуть к радикальному классическому средству от истерик и как влепит мне пощёчину!

Брови мои против воли полезли на лоб — я не мог представить Саймона бьющим сестру. Видимо, он был совсем не в себе. Как и все мы тогда.

— У меня внутри всё оборвалось, глаза от возмущения чуть из орбит не вылезли! Я как завоплю, что я его за самого родного человека считала, а он меня не только не понимает, но такое посмел сделать! Я аж задохнулась от возмущения. У Сайми сразу в глазах такое горячее раскаяние вспыхнуло, он ко мне — извиняться, обнять хотел. А я отбиваюсь так яростно, будто честь свою защищаю...

Викки остановилась отдышаться — она словно переживала всё заново.

— Всё как-то так внезапно произошло, что я и сообразить не успела. Он всё же ухитрился схватить меня в охапку — так, что не дёрнешься. Никогда раньше не догадывалась, насколько он сильный — я действительно сопротивлялась вовсю, но не могла вырваться. А потом его губы вдруг накрыли мои с такой страстью, что я разом замерла, словно меня выключили. Наверное, так «клин клином» вышибают. Только Сайми, конечно, не специально, а как будто сорвался, отчаявшись меня успокоить и выпросить прощение за пощёчину. Это было равносильно признанию, и ошеломило меня до такой степени, что я вообще как будто выпала в другую реальность...

Она снова облизнула губы и выпила воды.

— Только ты не подумай, будто я была шокирована тем, что меня целует брат. Я этого вообще не осознавала в тот момент. Меня больше поразила сама сила обрушившихся на меня чувств. Я такого не могла себе даже представить! Мне кажется, таким поцелуем можно сломить самую неприступную женщину и сделать её своей хоть любовницей, хоть рабыней... Я потом уже поняла — в этом весь Саймон! Он не умеет по чуть-чуть. Ну а в тот момент меня словно поймали на лету, отняли разум и вообще всякое соображение, остались только чувства, и на них на все воздействовали сразу... Это невозможно описать. Как если бы с тебя вдруг содрали кожу одним махом, а потом погрузили в какую-то божественную амброзию... Или симфонию... Или бурю... Даже не знаю, с чем лучше сравнить. Меня просто полностью перетряхнуло. Кажется, даже Снежная Королева растаяла бы в таком огне!

Викки перевела дух, глядя на меня исподлобья, словно проверяя, как я реагирую, и не кажется ли мне её рассказ предосудительным. Я честно пытался представить себя на её месте, но не мог. Оставалось лишь поверить на слово. Так что я понимающе покивал, показывая, что разделяю её точку зрения. По крайней мере, этот подход Саймона — если выкладываться, то по полной — мне был отлично знаком.

— В общем, меня захватила эта волна безумия и я, забыв обо всём, стала отвечать ему, от чего у него окончательно снесло крышу, и моя улетела вслед... Не знаю, была ли у тебя когда-нибудь обыкновенная истерика — от обиды, горя или чего-то подобного. Во всяком случае, у меня она бывала только от них. А тут... Попытайся представить себе истерику от желания. Неистового взаимного желания. Не просто трахнуться, а слиться всем существом, проникнуть друг в друга на атомном уровне, раствориться, смешаться... В общем, мы лихорадочно соединились, посрывав трусы, как будто от этого зависела наша жизнь. И разрядка у обоих наступила практически мгновенно. Мощнейшая. Со мной никогда не случалось ничего подобного! Счастье, что Аманда устроила в их спальне звукоизоляцию, иначе скрыть ничего было бы невозможно — вы бы все просто поподскакивали на постелях от того звериного рыка, который вырвался при этом из наших глоток...

Раскрасневшись, Викки зажмурилась, а по телу её пробежала дрожь,  видимо, при воспоминании о том моменте. Потом она спрятала лицо в подушку — наверное, постеснялась собственной откровенности. Я же не осуждал и не оправдывал, просто принимал к сведению. Человеческие отношения слишком сложная штука, чтобы сразу делать выводы, и я рассчитывал поразмыслить над услышанным позже. Поэтому молчал, чувствуя, что история ещё не закончена. И действительно, спустя минуту Викки подняла голову:

— В общем, мы рухнули на кровать, стоявшую рядом и минут пять не могли отдышаться. По мере того, как мы приходили в себя, реальность нас догоняла, и под конец привела в шок от осознания, что мы наделали. Саймон посмотрел на меня такими глазами... как будто ждал от меня смертного приговора. Этот взгляд был таким бездонным, что я просто утонула в нём, вся целиком, и ещё ничего не понимая кроме того, что он любит меня — как женщину и очень сильно — потянулась к его губам. На его лице отразилось такое счастье!.. А поцелуй был таким же щемяще нежным, как недавно неистовым. И во время него я внезапно осознала, что мне никто, кроме Сайми, не нужен. Я ведь и раньше часто смотрела на него не сестринским, а женским взглядом, не отдавая себе в этом отчёта, — с тех пор, как переехала к нему жить. И мы так подходим друг другу! Он, пожалуй, отвечает моим стремлениям — всем, даже самым потаённым — больше, чем Патти. Это отнюдь не умаляет моих чувств к последнему — я очень любила его, и до тех самых пор была просто убита горем, не представляя, как жить дальше... А тут впервые ощутила, что смогу оправиться от этой утраты. Что любовь Сайми излечит мою сердечную рану, как живая вода...