Ярмарка восхищения: Векша
Автор: РейнмастерА функция заката такова:
Печаля нас, возвысить наши души...
Ю. Визбор
Одна из функций поэзии – проверка на внутреннюю многомерность. Это что-то большее, чем эмпатия – способность вчувствоваться не только в человека, но и в его отражения, окружение: мы не знаем, пахнет ли роза в комнате, в которой никого нет, но благодаря автору, знаем, как пахнет и звучит мир, в котором есть хотя бы один наблюдатель.
Этот автор – Виктория Осадченко. Векша.
А покуда миндаль не закрылся на карантин -
выходите на улицу: понюхаем, поглядим,
постоим, улыбаясь под масками,
под ветвями цветущими низкими,
под душистыми низками,
гроздьями, связками...
Писатель, поэт, рецензент, художник...
Любители малых поэтических форм не пройдут мимо сборника «эти письма», обожатели малых прозаических могут проверить «Белые тени. Прочные корни» и убедиться во флюидном могуществе сказки.
Хорошего человека должно быть много, а творец по умолчанию многомерен: колдовские пространства возникают и обживаются, тени деревьев заходят в дом, блуждающие вещи напоминают людей, а люди так же эфемерны и жаронепрочны, как всё остальное.
С большинством
у меня есть единственный общий язык – молчание.
Девяносто процентов любви приходится на отчаяние.
Вещество,
из которого я состою, разрушается в этом воздухе.
Всё вокруг слишком жёсткое, твёрдое, острое.
Жизнь была бы довольно печальна,
если бы за пределами этого острова
больше не было ничего.
Но в том-то и дело, что печаль – светла, а мир хрупок перед рождением. Награда для сновидца – желание жить и возможность рассказать о своих снах. Как Ходжа Насреддин изучал психическое строение Большого Бухарца, так Векша изучает измерения Города: он застроен удивительным и просторен, заселён призраками, гипнотизёрами и невидимками, по улицам гуляют ездовые коты, под холодильником можно найти потерянные мысли, а растения чувствуют ход времени.
Этот полёт – только для храбрых духом. В колдовском месте и опасности нерядовые: по комнатам шныряет Хрумь, незнакомые планеты подают бессмысленные световые сигналы, и тот, кто не чуждается чуждого, может нащупать линии притяжения в отражающей ткани космоса.
Если прислушаться...
Слово глядит в упор, чёрное, словно дуло, мало интересуясь, что ты себе придумал. Слово твои настройки сбросит до изначальных – музыки и молчания, магии и молчания.
А потом вновь начнётся миростроение.
Этим восхищённым вздохом я завершаю вторую ёлочку, но не прощаюсь. Мой дровосеческий пыл побуждаем не жаждой стяжания, а красотой пушистой хвои. И длиной языка