Ямщицкий колокольчик

Тройка мчится, тройка скачет,
Вьётся пыль из-под копыт,
Колокольчик звонко плачет
И хохочет, и визжит.

По дороге голосисто
Раздаётся яркий звон,
То вдали отбрякнет чисто,
То застонет глухо он.

Словно леший ведьме вторит
И аукается с ней,
Иль русалка тараторит
В роще звучных камышей.

Русской степи, ночи тёмной
Поэтическая весть!
Много в ней и думы томной,
И раздолья много есть.

(Петр Вяземский "Еще тройка")

Читая А.Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» произведение, которое впервые появилось в продаже в мае 1790 года, мы находим неоднократные упоминания о ямских колокольчиках. Так, уже в первой главе «Выезд» читаем: «Я лежу в кибитке. Звон почтового колокольчика, наскучив моим ушам, призвал, наконец, благодетельного Морфея» (бог сна в греческой мифологии). И далее в главе «Хотилов»: «Но теперь дуга коренной лошади звенит уже в колокольчик и зовет меня к отъезду».

Итак, почтовый, он же ямщицкий, он же дужный колокольчик.

Зарождение такого кустарного промысла, как литье из бронзы небольших колокольчиков и бубенцов, предназначенных в качестве сигнальных средств на гужевые экипажи, обусловлено рядом причин, как будто никоим образом не связанным с ним. Одними из главных оказались экономические причины в виде все возрастающей необходимости быстрого сообщения между городами, и в первую очередь, между столицами – Москвой и Петербургом. Это привело к реконструкции и улучшению существующих дорог, строительству новых. Так, первая и единственная дорога с твердым покрытием, стала функционировать между столицами на всем протяжении только в 1834 году. Однако задолго до этого поиски увеличения скорости движения в условиях плохих дорог, а подчас и вовсе по бездорожью, привели к изобретению русской тройки. На практике было доказано, что русская традиционная упряжь «гусем» (по две лошади в ряд) уступает упряжи по три в единственный ряд, где коренная рысистая, а две боковые, пристяжные, идущие галопом. Такая упряжь позволила значительно увеличить скорость, улучшить маневренность и обеспечить удобство и быстроту смены лошадей. В описании А.И.Герценым во 2 части романа « Былое и думы» смены лошадей на почтовой станции Козьмодемьянск в последних днях декабря 1837 года находим: «Сани были заложены по-русски: тройка в ряд, одна в корню, две на пристяжке, коренная в дуге весело звонила колокольчиком. В Перьми и Вятке закладывают лошадей «гуськом», одну перед другой, или двое в ряд, а третью впереди. Так сердце и стукнуло от радости, когда я увидел нашу упряжь».

Немалую роль сыграло и повышение государственных требований к почте: введение графиков и дисциплины движения почтовых экипажей. Настоятельным требованием жизни оказалось обеспечение почтовых троек эффективными сигнальными устройствами, которые позволили бы не снижать скорости движения на занятой полосе ни при каких обстоятельствах и заведомого оповещения о следовании экипажа пешеходов, ямщиков, гонщиков скота, и главное, служащих почтовых станций, обязанных в течение нескольких минут менять уставших лошадей на «свежих». Предполагалось, что ямщик, наподобие западноевропейских форейторов, будет трубить в почтовый рожок. Их даже приобрели за границей, обучали ямщиков почтовой службы пользованию, но с точки зрения этих людей из народа, рожок походил на детскую дудку, смешную и нелепую, недостойную образа лихого ямщика. В русской действительности он так и не прижился. Ямщики в случае необходимости подачи сигнала - свистели и орали во все горло, но и это, в особенности в плохую погоду, не обеспечивало оповещения.

Кому-то пришла мысль использовать небольшой колокольчик. Удобное место для него нашлось сразу – дуга над головой коренника. Колокольчик туго привязывался к средней части дуги с помощью сыромятного ремня. Сам он был неподвижен, во время езды раскачивался язык (ударник), который бил по внутренней стороне стенки колокольчика. Колокольчик, подвешенный под дугой почтовой или курьерской тройки, стали называть поддужным или почтовым (ямским) колокольчиком. Звон почтового колокольчика был слышен на расстоянии двух и более верст.

Колокольчик, традиционно уважаемый предмет в народе, имеющий чудесную, обтекаемую форму, стойкий в работе, обладающий резким и долгим звуком, слышным за версту, настолько полюбился, что вскоре стал обязательным атрибутом гужевых экипажей. Востребованность колокольчиков русским население была высока, их приобретали люди различных сословий, даже крестьяне, и, не смотря на достаточно высокую цену, покупали охотно.

Изготовлялись они кустарями – кузнецами и литейщиками, пробовали свои силы в новом деле и крестьяне. Производились они десятками тысяч в год. Уже с середины 19 века это был обычный для сельских местностей кустарный промысел, которым занимались сотни лиц. Работы производились в примитивных, на скорую руку сооруженных, литейках или даже в банях, маленьких частных заводиках на которых использовался наемный труд. Производители колокольчиков были заинтересованы в поисках наиболее рациональной формы, их размера, красоты звучания. Стоимость их колебалась от дорогих, в несколько рублей, отлитых по персональному заказу с фамилией владельца, до - копеечных, сработанных в заводских, пусть примитивных, но уже конвейерных условиях.

Изготовление колокольчиков в России с самого начало имело кустарный характер. Кустарные предприятия были мелкими, но их было много в городах и деревнях страны. Общий объем производства достигал сотен тысяч колокольчиков в год. В этом производстве не существовало каких-либо стандартов, однако сохранялись определенные традиции. Опыт литья колокольчиков передавался от мастера к ученику. Существовали и семейные династии кустарей, в которых секреты мастерства переходили из поколения в поколение. Почтовый колокольчик был миниатюрной копией большого церковного колокола, совпадая с ним по форме, конструкции и материалу. Маленькие колокольчики, как и большие колокола, отливались из колокольной бронзы – сплава из четырех частей меди и одной части олова. На бронзовый колокольчик часто наносился тонкий слой серебра. Посеребренные колокольчики назывались белыми, не посеребренные – желтыми. К концу XIX века вместо бронзы все чаще стали употреблять более дешевую латунь – сплав меди с цинком. Правда, и звон латунного колокольчика был не столь громким и приятным, как звон бронзового. Ушко – выступ с отверстием для подвески колокольчика – отливалось заодно с колокольчиком. На внутренней поверхности крышки (плеч) находится петля – скоба для подвески языка из толстой железной проволоки, на ней свободно висит металлический язык. При раскачивании колокольчика язык ударяет по внутренней поверхности широкой части колокольчика (юбки) и вызывает колебания со звуковой частотой его стенки, которая в ударной части имеет утолщение. Язык делался из железа или медного сплава и имел разнообразную форму. Изготовлялся он с помощью ковки, литья или же из готовой толстой проволоки. Более крупные колокольчики обычно имели более толстые стенки. Толстостенные колокольчики назывались плотными, тонкостенные – обыкновенными. Наружная боковая поверхность колокольчика выполнялась гладкой (если не считать рельефных надписей и изображений, о которых речь пойдет ниже) или снабжалась гранями, покрывавшими поверхность частично или полностью. Поддужные колокольчики были не такими уж маленькими. Наружный диаметр ударной части колебался в пределах от четырех до шестнадцати сантиметров. Относительный размер колокольчика в данной партии характеризовался номером. Чем больше номер, тем меньше размер. Самые крупные поддужные колокольчики имели номер 4/0 («четыре нуля»), самые мелкие – 8. Центры литья колокольчиков обычно возникали на крупных почтовых трактах или на судоходных реках, пересекавших эти тракты. Так как кустарное производство не было серийным, то почти каждый экземпляр имел свой собственный неповторимый тон и тембр. Это давало огромное разнообразие звуков. По звону колокольчика можно было зачастую определить владельца упряжки и даже изготовителя колокольчика. Когда под дугой стали подвешивать два колокольчика и более, то старались их звучание сделать согласным.

Самые знаменитые колокольчики изготавливались в Валдае, но были и другие крупные центры литья: Тверь, Московская губерния, Тула, Касимов, Павлово, Пурех, Слободское, Елабуга, Сарапул, Кунгур, Суксун, Тюмень. И это далеко не полный перечень городов и весей где их отливали.

Многие мастера украшали свои изделия литыми надписями и изображениями на "юбке" колокольчиков. Считается, что впервые на колокольчиках стали обозначать год изготовления в 1802 году. в Касимове и окрестных деревнях – Влас Скарнеков, Иван Митюнин, Иван и Николай Кисловы, Александр, Евдоким и Макар Лабзёнковы, Евсевий Баранов, Иван и Агап Мазурины, Иван Мамонов, Иван Лёнин, Иван Кузнец.

Надписи на "юбках" колокольчиков изначально выполняли следующие функции: - товарного знака (опознавательной надписи изготовителя и/или торговца); - рекламы (прототип современных рекламных слоганов); - именной надписи владельца; - памятной надписи, соответствующей какому-либо событию; - выделяли изделие из общей массы однородных, схожих товаров. Колокольные надписи выполняли определенную функциональную роль в быту. Они могли быть: - личными дарственными надписями; - типовыми дарственными надписями; - характеристиками качества, особого фасона, эксклюзивного изготовления; - надписями, используемыми в сватовстве, свадебных и иных обрядах; - надписями, предназначенными для гулянья на народных праздниках: Егорьев день, Пасху, Троицу, Седмик и т.п. По последнему из вышеназванных критериев колокольные надписи могут быть отнесены к различным языковым средствам (крылатые слова и иные литературные заимствования, пословицы и поговорки, прибаутки (скоморошины), загадки, образные фразеологизмы, иные фразеологические обороты.

Колокольчик с надписью: «ВИК МА ЕВСЕЛІЙ БАРАНОВЪ 1845»

Колокольчик с надписью: «МАСТЕРЪ*ЧЕНЦОВЪ*Ф*СЕЙ*К*ЛИТЪ*ВЪ*1821*»

Рост производства дужных колокольчиков с начала 19 века шел в ногу с развитием сети дорог. Уже в первой четверти века дужный колокольчик стал привычным атрибутом русских дорожных экипажей. Они во множестве двигались не только по европейской части России.

Широкое использование колокольчиков обывателями, двигающимися и по почтовым трактам, все больше и больше вносило дезорганизацию в работу почтовой службы.

В 30-х годах в соответствии с правительственным предписанием была всем запрещена езда с колокольцами по почтовым трактам и городам кроме почтовых экипажей и следователей, выезжающих на место происшествия. Выполнение этого предписания строго контролировалось. Так, у В.А.Слепцова (1836 – 1878) в очерке «Владимирка и Клязьма» (1861) читаем в рассказе ямщика: «Исправник, это, сейчас выскочил! Кто такой? спрашивает. Как вы можете с колокольчиком ездить? Нечто не знаете, строго запрещено, кто не на почтовых, чтобы колокольчика ниотнють не иметь!? Это что еще за новость? Ямщик! Ворочай назад! Поезжай за мною в город! Вот, я вас!».

Разрешение давалось только тем, кто служит на почте или в земской полиции, и лишь на время выполнения ими служебных обязанностей. Существовали и другие запреты на употребление колокольчиков. Так, при въезде в город их языки надо было подвязывать к дуге, чтобы не производить звоном излишнего шума. С этой целью язык колокольчика имел на конце отверстие для ремешка или был изготовлен в виде кольца. Правом безостановочного проезда через город со звоном в любое время суток пользовались только курьерские и фельдъегерские тройки.

Такое запрещение вызвало рост производства бубенцов, ездить с которыми никому не «возбранялось», поэтому примерно с середины XIX века на шеи всех трех лошадей стали надевать ошейники с укрепленными на них гирляндами бубенцов.. Бубенец представляющий собой глухой колокольчик шаровидной формы с прорезями и глазками, имел значительно более слабый звук, чем любой из колокольчиков, но давал возможность подбирать их в ряд по тональности и создавать ансамблевое, гармоничное звучание. Поскольку по проселкам разрешалось ездить и с колокольчиками, то их подбор одновременно с бубенцами создавал неповторимый по красоте звук при движении тройки полным аллюром. Это вызывало всеобщее восхищение. Такая музыка в народе называлась ямской гармонью. Звуки движущейся тройки с нарастающей силой были слышны издалека, и народ выбегал на дорогу посмотреть и послушать это диво.