Второстепенный герой

В рамках флэшмоба от Елены Логиновой (Ануровой) представляю второстепенного персонажа из впроцессника: домнэ Домитиу (он же Марк Домитий Красс), владелец стабелы (постоялого двора) "У белого орла" в городе Порту Кале в Вестготском королевстве альтернативного мира. Итак, перед вами образцовый самодур, пьяница и в придачу ксенофоб.

1.

Между тем девчонка резво унеслась в другой конец зала и скрылась за занавеской. Тотчас же оттуда донесся недовольный, ворчливый мужской голос. Девчонка что-то протараторила в ответ – Родри опять не поспел за ее звонкой скороговоркой. Затем занавеска зашевелилась, и из-за нее выбрался сутулый тучный старик. Прихрамывая, он неторопливо пересек зал и остановился шагах в трех от Родри. Подозрительно оглядев того с ног до головы, старик презрительно поморщился и спросил всё на той же чудовищно исковерканной латыни:

– Чего тебе тут надо?

Старик был неопрятен и краснонос. Некогда нарядная, но теперь засаленная и покрытая красными винными пятнами желтая расшитая туника, заросшее щетиной одутловатое лицо, мутноватый взгляд, явственный запах хмельного перегара – всё говорило о его пристрастии к дурманящим напиткам. Мысленно Родри ухмыльнулся. Похоже, план дальнейших действий становился более или менее понятным.

– Пива, – ответил он по-латыни. И добавил чуть погодя: – Хорошего.

В отличие от девчонки, старик слово «керевисия» понял.

– За кого ты нас принимаешь, варвар? – буркнул он.

– Тебя – за хозяина каупоны, – решительно заявил Родри в ответ. – В которой даже пива нет!

– Нет, – охотно подтвердил старик. – И не будет. А знаешь почему? – и он загадочно усмехнулся.

Родри знал. Во всяком случае, сам он полагал именно так. Но в ответ лишь пожал плечами. Такого словоохотливого трактирщика просто грех было не втянуть в разговор.

И старик, похоже, повелся. Приосанившись, он снисходительно посмотрел на Родри и важно произнес:

– Запомни, парень: пиво пьют либо короли, либо дикари. Король сюда с визитами не является, а варвары мне тут без надобности. Так-то!

От такого странного заявления Родри опешил.

– А может, я как раз-таки король! – вырвалось вдруг у него.

Уже в следующий миг Родри содрогнулся. Мало того, что вверх тормашками полетели все его недавние замыслы – дело могло обернуться еще хуже. Вдруг в этой стране за подобное самозванство полагается суровое наказание? А ну как сейчас трактирщик кликнет стражу!

Но старик в ответ лишь расхохотался:

– Парень, у тебя хотя бы чем расплатиться есть?

Вообще-то, конечно, деньги у Родри имелись – тот самый сестерций. Однако кто же будет расставаться с серебром по доброй воле?

– Смотря за что, – отозвался Родри. Сейчас он просто тянул время, лихорадочно придумывая новый план.

– Ну, за секстарий простого вина я спросил бы с тебя асс, – старик пьяно ухмыльнулся, хихикнул. – Но королям такое пить вроде как не пристало. А таррагонское...

2.

Тем временем хозяин стабулюма «У белого орла» почтенный Маркус Домитиус Крассус, по-местному домнэ Домитиу, пребывал в раздумьях. В королевское происхождение приблудного варвара он, разумеется, не поверил ни на мгновение. А вот насчет прибытия из Британии тот, похоже, не соврал: так коверкать благородное наречие Рима умели только бритты. Мог ли варвар быть в самом деле учеником тамошней странной императрицы-колдуньи со звериными ушами? В этом домнэ Домитиу изрядно сомневался, однако исключить такой возможности все-таки не мог. Но как бы то ни было, а внезапное заявление варвара о камне египетских философов его заинтересовало – тем более что невежественный бритт, судя по всему, даже не понимал истинной ценности доставшегося ему сокровища. «Неужели этому болвану удалось украсть у британских магов чудесный порошок? – размышлял домнэ Домитиу, изнывая от зависти и досады. – И ради чего? Чтобы вот так бестолково, бездарно его переводить?»

– Домнэ Домитиу, почтенный... – отвлек его Пелагиу-младший, беспутный сын местного ювелира-грека, с раннего утра наливавшийся в «Белом орле» дорогим таррагонским вином в компании двух приятелей.

– Акилина! – рыкнул домнэ Домитиу. – Обслужи гостей!

Вышколенная дочка торопливо подлетела к столу. Протараторила, выпучив глаза от усердия:

– Что прикажете, почтенные?

– Ступай прочь, – буркнул Пелагиу в ответ. – Мне твой папаша нужен.

Домнэ Домитиу привычно проглотил обиду. Платил Пелагиу всегда щедро, к тому же совсем уж за границы приличий не выходил – так что его невоздержанные речи можно было иногда и потерпеть.

– Чем могу быть полезен, дорогой домнэ Пелагиу? – вежливо произнес он.

– Э... – замялся грек. – Даже и не знаю как начать, почтенный домнэ Домитиу... – и он медово улыбнулся.

Вот теперь домнэ Домитиу напрягся. В странной, непривычной вежливости обычно наглого, бесцеремонного Пелагиу определенно чудился подвох.

Между тем тот снова заговорил.

– Правильно ли я расслышал, почтенный домнэ Домитиу, – по-прежнему сладко улыбаясь, проворковал он, – будто бы тот рыжий варвар – ученик колдуньи с Оловянных островов?

– Ученик императрицы Августины, – поправил домнэ Домитиу. Эрвиг, нынешний король визиготов, поддерживал со Британией добрые отношения, и такая непочтительность могла обойтись дорого. А ну как кто-нибудь донесет!

– О да, дражайший домнэ Домитиу, – поспешно кивнул Пелагиу. – И все-таки позволь тебя спросить... При всем уважении к твоему почтенному ремеслу – ну зачем тебе эта штука? А мы, Пелагиосы, как-никак ювелиры!

Тут терпение домнэ Домитиу наконец иссякло. Не сдержавшись, он тяжело вздохнул и брезгливо поморщился. Может, ювелир и распорядился бы волшебным камнем с бо́льшим толком, чем содержатель стабулюма, – ну так то ювелир, а не бездельник, спускающий на вино отцовское наследство! А уж догадаться прилюдно вести такие разговоры мог только самый распоследний болван!

3.

Кажется, гот собирался сказать то-то еще. Но не успел. Позади, в заезжем доме, что-то хлопнуло, затем раздались топот, звон и отчаянные крики.

– Васконская дура! – хрипло орал мужчина. – Дармоедка!

– Не надо, падре! Не надо! – пронзительно верещала женщина.

– О! – хмыкнув, прокомментировал гот. – Толстяк Домитиу дочку гоняет.

Словно услышав его слова, из заезжего дома внезапно вылетела перепуганная «пиктонка». Накидка слетела с ее головы, обнажив черные кудрявые волосы. Охнув, «пиктонка» остановилась, испуганно обернулась. Затем, на мгновение замешкавшись, она подхватила с земли упавшую накидку и снова побежала. Олаф, оказавшийся у нее на пути, едва успел отскочить в сторону. А в следующий миг «пиктонка» с разбегу врезалась в гота.

– Ого! – только и смог вымолвить тот.

«Пиктонка» посмотрела на него жалобным, затравленным взглядом.

– Домнэ Гунди!.. – воскликнула она и, внезапно побледнев, громко ойкнула.

– А ну стой, паршивка! – донеслось у Олафа из-за спины.

Прежде чем Олаф успел опомниться, между ним и готом вклинился толстяк-трактирщик. «Пиктонка» тотчас же опрометью метнулась готу за спину. В следующий миг тот резко вскинул руку.

– Остановись, домнэ Домитиу! – повелительно произнес он и примирительным тоном продолжил: – Остынь. Потом объяснишь, что она такого натворила.

Трактирщик замер. Круглое лицо его вытянулось, затем исказилось в страдальческой гримасе.

– Что ты, почтенный... – растерянно пролепетал он. – Это всё пустяки, наши семейные дела...

Гот недоверчиво хмыкнул. «Пиктонка» осторожно выглянула из-за его спины и тут же спряталась обратно.

4.

– Как она? – осторожно спросил Гундульф, указав взглядом на девушку.

– Клавикула сломана, – недовольно буркнул парень.

Латынью Гундульф не просто владел: она была для него таким же родным языком, как и готский. Однако слово «клавикула» вызвало у него недоумение. При чем тут был какой-то «ключик», если речь шла явно о костях?

– Это опасно? – пряча тревогу и опасаясь выдать свое невежество, поинтересовался он у парня.

– Для жизни – нет, – так же хмуро ответил тот. – Но нужно, чтобы она срослась правильно. Тут в городе врач есть?

Гундульф задумался.

– Я нездешний, – признался он наконец. – Слышал, правда, что здесь есть какой-то Хайме, сын Эзры, но сам...

– Что-о! – внезапно перебив его, вскричал трактирщик. – Да чтобы я доверил свою дочь иудею!

– Он хороший врач? – спокойно, словно не замечая его гнева, спросил парень.

Вместо ответа трактирщик сморщился и демонстративно отвернулся.

– Пелагиу его хвалил, – ответил за него Гундульф.

Парень благодарно кивнул и тут же деловито поинтересовался:

– Можно ли его сюда позвать?

Увы, где искать этого Хайме, Гундульф не имел ни малейшего представления. В По́рту он пребывал всего несколько дней и если что и успел выяснить за это время, так это местонахождение «Белого орла» и прочих приятных заведений. Дом врача в их число, разумеется, не входил.

– Не знаю... – начал он.

– Я! Я знаю! – раздался вдруг за его спиной громкий голос Лукиу. Непроизвольно Гундульф обернулся – и облегченно перевел дух.

Злосчастный трактирщиков работник как ни в чем не бывало стоял на ногах. Был он теперь без дубины, да и вообще имел вид не злобный, а испуганный и встревоженный. Что ж, по крайней мере, рука Гундульфа не подвела, и Лукиу отделался ушибом!

– Домнэ Домитиу! – выкрикнул тем временем Лукиу. – Я знаю, где живет домнэ Хайме! Давайте я сбегаю, домнэ Домитиу?

– Я тебе сбегаю, дурак! – рявкнул трактирщик в ответ.

Лукиу удивленно уставился на него, моргнул, затем недоуменно протянул:

– Домнэ Домитиу... Да как же так?..

Гундульф едва сдержал вздох. Такое отношение к иноверцам он видывал не раз и прежде, но никогда его не понимал и не разделял.

5.

Обеденная зала встретила его зловещей тишиной. Не было ни хозяина, ни посетителей, ни даже глуповатого верзилы Лукиу. Осмотревшись по сторонам, но так никого и не обнаружив, Олаф в конце концов все-таки решился: зашел за полог.

И обомлел.

Взору его открылась просторная комната с закопченными стенами и низким сводчатым потолком. Посреди комнаты стояли большой прямоугольный стол и, почти вплотную к нему, широченная кровать. Возле стола, опершись на него рукой, неподвижно замерла немолодая, но еще не утратившая красоты черноглазая женщина, очень похожая на Аквилину. На кровати со страдальческим выражением на пунцовом лице возлежал толстяк Домитиу. А за руку его держал и с сосредоточенным видом отсчитывал удары пульса сухопарый пышнобородый старик в круглой шапочке, облаченный в просторное многоцветное одеяние непривычного вида.