Никаких итогов года, только планы и пожелания

Холл жилого корпуса привычно заполнялся собиравшимися на завтрак людьми. Главный архитектор, как всегда, пришел одним из первых. После деактивации Ковчега его ребята наконец развернули под потолком всех общественных помещений базы сеть датчиков, чтобы контролировать нагрузку, и пиковая всегда приходилась на завтрак. Конечно, псих-координатор экспедиции настоял на том, чтобы инженеры обсчитали разбивку людей на смены и другие варианты формального изменения графика, чтобы избавиться от утренних толп, но команда экспедиции была не такой уж большой, многие работы требовали специалистов сразу из нескольких отрядов, состав групп постоянно менялся, и сколько-нибудь разумного расписания, которое бы улучшало, а не ухудшало состояние коллектива, подобрать было просто невозможно.

Гейл бросил взгляд на планшет где на схеме помещений медленно, но неумолимо желтел, а затем и краснел прямоугольник столовой. «Собираем данные, чтобы получить очевидные ответы». Гейлу для понимания ситуации никогда не хватало этих обезличенных точек, шныряющих по этажным планам. Он старался находить время, чтобы наблюдать за толпой напрямую, ведь никакая модель не покажет, например, досады на лице Персиваля, который, обходя слишком длинный стол, не успел подсесть к давно интересующей его Рене, и теперь угрюмо поглощает галеты в компании товарищей по отряду.

Вчера, когда больше трети людей вновь вернулось на орбиту, стало полегче, но всё равно слишком тесно. Всё ещё оставались те, кто приходил либо раньше всех, либо позже, и ел очень быстро. Если их модель ещё отслеживала, то показать тех несчастных, в личном пространстве которых оказалось чересчур много малознакомых людей, компьютер не мог. «Надо скорее завершать следующую очередь и переселять людей на третью террасу», ― Кевин недовольно сощурился. Он понимал, что бессмысленно обвинять себя, но в каждом неслучившемся добром утре он видел прежде всего свои ошибки.

Отхлебнул из кружки. Поморщился. В отличие от остальных он пил не великолепный мятный чай, аромат которого уже традиционно наполнял столовую по утрам, а горькую кофеобразную дрянь. Ещё Кевин понимал, что он, несмотря на всю любовь к своему делу, не приспособлен отвечать за такое количество людей. Жижа действительно помогала справиться со стрессом и сосредоточиться на работе, с каждым днем, правда, становясь всё противнее. Гейл посмотрел на коричневую каплю, оставшуюся на на крышке его кружки (он прятал свой напиток, чтобы не вызывать вопросов). «Ха, с одной стороны, к этой пакости невозможно привыкнуть, а с другой стороны, если пить каждый день, можно тренировать силу воли».

Главный архитектор вздохнул. Он отдавал себе отчет, что уступает в харизме другим лидерам колонии. Никто вокруг, да и он сам, не сомневался в его профессиональных качествах: рисковать экспедицией, записывая в ее состав случайных людей ― верх идиотизма. Гейл виртуозно кроил выбранную под постройку базы скалу, превращая ее в маленький город, функциональный, уютный и энергоэффективный. Но разговаривать об этом с людьми, особенно уверенными в себе и даже агрессивными, для Кевина всегда было чудовищным испытанием.

Особенно с Ямакавой. Сейчас тот что-то обсуждал с двумя парнями из своей команды, похожими, как братья. Ещё недавно Гейл его ненавидел, но теперь…

Лидер планетологов на секунду отвлекся, чтобы кивком поприветствовать кого-то из вошедших в зал. Кевин сдвинул на лоб очки и закрыл глаза ладонью. Угадать, с кем Ямакава поздоровался, можно было по его лицу, и Гейлу было больно на это смотреть. «На корабле целая сотня замечательных женщин, но ты выбрал её. Это худшее, что могло случиться».
Вязиницына, как ни в чем не бывало, насыпала в миску сухие хлопья. Кевин снова закрыл лицо, теперь уже обеими руками. Видеть это было выше его сил.

― Доброе утро!

Гейл вздрогнул от неожиданности и с досадой почувствовал, как кровь приливает к щекам. С трудом заставил свои пальцы убраться от лица. Севшая перед ним Зухра смотрела на что-то позади себя. Кевин поймал себя на том, что при виде этой девушки его мысли прыснули в стороны со скоростью прогретых на солнце местных ящериц, и он не может отвести от нее глаз.

Зухра Шакури. Такая маленькая, что стандартный табурет для нее великоват. В изгибе крепкого, но женственного тела ― грация статуй эпохи Возрождения. Белая майка совершенно восхитительно контрастирует со смуглой кожей плечей и шеи, и с темно-каштановой, почти черной копной крупных кудрей. «Разве может живой человек быть таким совершенством?»

На корабле, утром после эвакуации с планеты, она впервые подсела к нему за завтраком так запросто, что он даже не успел испугаться. «Сам я никогда не посмел бы…»

Девушка наконец развернулась к нему. В огромных карих глазах ― беспокойство.

― Знаешь, это, конечно, наверное, совсем не наше дело, ― на мгновение отвела взгляд, вздохнула, ― Как думаешь, Ямакава знает про Вязиницыну и Ховера? ― закусила губу. ― Я очень за него волнуюсь.

Кевин кивнул. Он тоже боялся за Ямакаву. Джерард Ховер. Блестящий ученый, возглавлявший отряд планетологов Вудвейла до того, как его по непонятным тогда причинам заменили командой бывших вейверов. Все знали, что между ним и лидером биологов что-то есть. Что-то большее, чем деловые отношения или дружба. Гейл отчетливо помнил ту всепоглощающую ревность и отчаяние, когда видел Вернона, танцующего с его Зухрой. Руки сами накрыли крохотную ладошку собеседницы. «Ямакава разбирается в людях гораздо лучше меня, он не может не заметить!»

Зухра тем временем положила вторую руку поверх пальцев Кевина:

― Ребята из его отряда почти ни с кем не общаются, он может не знать. Как бы не вышло беды.