"Брешешь, Жидята!", или планы на 2024

На календаре 2 январ,я большинство уже проспалось, так что пришла пора обнародовать планы на наступивший год.

А в планах у меня, в числе прочего - продолжение "Найдёны Чужестранки".

И вот начало второй книги:

По лесной дороге катил обоз: две телеги, запряжённые тройками. Одиннадцать разномастно вооружённых всадников в серо-зелёных накидках ехали неспешной рысью попарно впереди и позади возов. Копыта глухо стучали по сухой плотно убитой почве. Обоз двигался в молчании, и одному из вершников — маленькому, остролицему и чернявому молодому парню, ехавшему перед возами — молчать надоело.
— Знаешь, почему этот лес зовётся Змеиным? — спросил он своего соседа по строю, кудрявого великана с сонными глазами на щекастом лице.
— Почему? — спросил великан, чтобы поддержать разговор.
— Потому что во-он там, — чернявый махнул рукой, — гора, на которой давным-давно жил огромный змей, который держал в страхе полстраны. Он пожирал людей и скот, а ещё воровал девиц и развлекался с ними, для чего принимал человеческий облик. Это его победил Искра Громарич, сын Князя над Богами и Девицы-Огневицы.
— Брешешь, Жидята! — Всадник, ехавший впереди, повернулся к собеседникам. — Всем известно, что Змей жил далеко на севере, на скале посреди океана, а этот лес действительно зовётся Змеиным, но совсем по другой причине. Здесь полно лесных змеев. Видал такую тварь? Представь ящерку длиной с конскую ногу и с зубами, как волчьи клыки. А знаешь, как он охотится? Нападает из засады, выкусывает кусок тела у добычи и наутёк. Бегает он быстро, правда, на большой забег его не хватит. А так — вот он здесь, а только моргни, и он уже в двадцати саженях. Потом подкрадётся, выкусит ещё кусок и опять удирать. И так, пока несчастная зверюга не изойдёт кровью и не околеет. А ещё у него паскудная привычка — откусывать у самцов побрякушки. Вот так присядешь посрать хряком, а встанешь боровом…
— Занятно врёшь, Бойша! — К собеседникам подъехал вершник с узким мечом и парой пищалок на поясе, в малом панцире под свиткой, с колючими глазами и жёлтыми усами скобкой, спускавшимися ниже подбородка. Конь под ним тоже отличался от коней прочих стражей: пегий, с пятнами и полосами, с мощной широкой спиной, но с длинными сильными ногами, с глазами, отливавшими красным.
Знаток жизни лесных змеев захлебнулся на полуслове и принял постный вид.
— Значит, так. Ты, Бойша, Жидята и ты, Дражко, — строгий всадник на диковинном коне ткнул пальцем в великана, — вперёд, в дозор. От обоза полста саженей. Потом вас сменят.
Перечисленные разом помрачнели (кроме великана, который слушал трепотню друзей с непреходящим сонным выражением), но возражать не стали, хлестнули коней плётками и унеслись вперёд. Усач проводил их недобрым взглядом, тронул коня шенкелями, выехал в голову обоза и повернулся.
— А ну, — негромко сказал он, но при звуках его голоса всадники и возчики разом подтянулись. — Смотрите в оба. И слушайте! Расслабились, я погляжу. Не в кумовой хате…
— Смотрим, слушаем, господин Збигнев, — отозвались обозники.
— То-то же.
Обоз катил по дороге, а строгий усач, которого звали господином Збигневом и который был начальником над этой ватагой, недовольно поглядывал по сторонам. Пятнадцать лет назад по указу покойного жупана Драговита, деревья вдоль лесных трактов вырубили на пять саженей по обе стороны, а по бокам вырыли канавы. Второе было сделано ради сухости дороги, первое же — для бережения от разбойников. С тех пор канавы заплыли и напоминали о себе небольшими углублениями, а вырубка заросла кустарником и молодыми деревьями. Засаду, при желании, можно устроить в любом месте. Нынешний жупан Зеломысл милостиво указал считать лесных шишей вне закона. Везде огласили указ, разрешающий «добрым людям, нашим подданным, а равно и чужеземцам, путешествующим по нашим дорогам, при нападении лесных разбойников бить их насмерть немилосердно, как противников Богов и Престола». Мудрое распоряжение. Но и почистить обочину от хмызника не мешало бы…
— Гсоподин Збигнев!
Усач обернулся. Человек, который окликнул его, ему не нравился. Очень не нравился.
Он плохо ездил верхом — что в глазах рыцаря было пороком. Конечно, простолюдин не может равняться с благородными воинами, непревзойдёнными мастерами верхового боя: не зря ванды называют рыцарей «комоничи», а ардалойцы — «хиндеръяр», что означает одно и то же: конные воины. Но этот сидел на коне, как кобель на плетне. Кроме того, он был роданцем, выходцем из беззаконной страны без государя, где правит мужицкое вече и посадник из купцов, а рыцари — вот срам! — приносят присягу «хранить землю Роданскую и исконные вольности». Да, и в Вандских землях есть вольные города, где правят избранные посадники, а князья и жупаны только покровительствуют, но ведь это города присягают государям, а не наоборот!.. Збигневу порой казалось, что проклятый роданец относится к нему без должного почтения: будто перед ним не рыцарь, а такой же мужик, ватажный вожак.
— Что, Загляд?
— Впереди засада.
— Уверен?
Загляд кивнул.
— Вон у того куста пошевелились ветки, а ведь ветра нет. И вот на той сосне я видел движение.
Господин Збигнев нахмурился. Загляд — потомственный охотник, в лесу как дома; если он говорит, что впереди засада — значит, так оно и есть. Вопрос, кто там засел? Обычные лесные шиши, безродные бродяги и вчерашние селяне, привыкшие полагаться на внезапность да на невеликую храбрость добычи? Эти не то что не нападут — не посмеют обнаружить себя при виде такого отряда. А вот если там хорошо вооружённые опытные головорезы, и не просто так оседлали дорожку, надеясь на разбойничью удачу, а приползли сюда по их душу… Тогда хреново.
— Сможешь подстрелить того, кто там, в кустах? — спросил господин Збигнев.
Загляд поднёс к глазу неплотно сжатый кулак и посмотрел в дырочку, образованную согнутыми пальцами.
— Я его даже вижу. Вот он, голубчик, свитка чёрная. Шагов с полста…
Он слез с коня (именно слез, а не соскочил), ловко снял с плеча длинноствольный огнебой. Господин Збигнев резко поднял правую руку, подавая знак отряду: «Стой! Внимание!».
Загляд приложил огнебой к плечу, прицелился (немногие стрелки решатся бить на такое расстояние без сошек, отметил про себя рыцарь) — и спустил курок.
Господин Збигнев не сдержал довольной усмешки, когда ветки куста закачались, и оттуда донёсся приглушённый расстоянием, но явственный болезненный вскрик. В тот же миг на деревьях по обе стороны вдоль вырубки, отстоявших от места, где встал обоз, на пятьдесят-семьдесят шагов, засверкали бледные огни и мгновенно вспухли белёсые дымки, послышался треск, будто ломали толстые палки. На счастье, разбойничьим стрелкам и близко не равняться с роданцем, который хоть и невежа, но его пули будто сам Господарь Вихрей несёт. Две пули с разницей в мгновение просвистели над головой господина Збигнева. Он оскалился по-волчьи, вспомнив поговорку: свою пулю не услышишь. Ещё одна пуля с треском ударилась в деревянный борт телеги. Никого из отряда не задело.
— Разворачивай телеги, кати назад! — крикнул господин Збигнев.
Возчики были не бестолковые селюки, теряющие остатки рассудка при свисте пуль. Они осадили коней назад, к краю дороги, и один за другим стали разворачивать тройки — благо дорога, хвала его милости жупану, была довольно широка. Но впереди уже трещал хмызник, и на дорогу лезли, как клопы из ошпаренной подстилки, разбойники. Крича, визжа, завывая на разные голоса, они кучей неслись к обозу.
Если возчики успеют развернуть телеги — вскачь уйти от пеших по доброй сухой дороге не составит труда. Это понимали и разбойники, а потому мчались с дикими воплями, потрясая рогатинами, топорами, тесаками, ослопами, звездышами, косами, пересаженными на древко как подобия совней, редкими огнебоями.
Подскакали четверо обозных стражей, следом — ещё двое.
— Догер, Бранко — обратно к телегам! — велел рыцарь.
Грянул выстрел: это Загляд успел перезарядить свой огнебой и выстрелил в накатывающую толпу. У здоровенного косматого детины, бежавшего впереди, левая нога вдруг переломилась в колене. Разбойник выронил звездыш и с воплем покатился под ноги товарищам.
«Молодец, лесной пень, — подумал рыцарь. — Враг-калека — это даже лучше, чем мертвец».
— Слева в очередь — пли! — рявкнул он.
Затрещали пищалки в руках стражей, и ни одна пуля не пропала даром: десяток разбойников повалились на дорогу: одни вопили от боли, а трое замолчали навсегда. Несколько их товарищей приостановились — но остальная орава неслась вперёд.
— Вперёд! Руби эту рвань! — приказал рыцарь — и первым бросил коня на воющую толпу.
Рыцарев конь был под стать всаднику: десятки поколений его предков не ведали иной службы, кроме боя. Это первыми узнали двое разбойников, оказавшиеся в опасной близости от него — оба как мешки повалились на землю после того, как их черепа лопнули под копытами боевого коня. Рыцарь рубил узким мечом: после первого взмаха сияющий клинок омылся кровью, и после каждого последующего удара кто-то из разбойников с криком хватался за перерубленную руку, или валился на дорогу с расколотым черепом. Конь издавал рычащий визг и разил врагов копытами: то вставал на дыбы, то лягал задними ногами: после знакомства с его копытом никто не поднимался.
Стражи были менее удачливы: один поймал заряд рубленых гвоздей из рушницы, остался жив и даже какое-то время пытался махать тесаком, но ослабел и еле успел уволочься в тыл. Под другим свалили коня, пропороли брюхо косой, и страж, с бледным забрызганным кровью лицом, рубился пешим. Пешим бился и Загляд: он перекинул за спину огнебой и орудовал рогатиной, которую сам же вырвал у какого-то разбойника.
— Э-ге-гей! Наших бьют! — Бойша, Жидята и Дражко ворвались с тыла в разбойничью толпу и привели их воинство в окончательное расстройство. Лесные шиши с воплями разбегались, стражи били их в спины без лишней щепетильности. Скоро на дороге не осталось ни одного живого разбойника, который не получил бы тяжёлой раны. Скрыться в чаще удалось единицам.
Господин Збигнев огляделся, удовлетворённо кивнул, обтёр меч тряпицей и водворил его в ножны.
— Эй, все живы? — крикнул он.
— Милостью Вихревия, побитых нет, — отозвался пожилой наёмник, под которым убили коня. — Фрастена из рушницы зацепило, но вроде живой, Малюте ногу тесаком…
— Царапина, господин Збигнев! — отозвался названный Малютой.
— Ясно. К телегам! Третьяк, к Загляду вторым сядешь!
Всадники развернули коней и скорой рысью понеслись по дороге.

По дороге скакала сорока. Она перепархивала подальше, когда всадники приближались но не улетала и прыгала перед ними, насмешливо косилась и громко стрекотала.
— Кыш! Стопчем! — прикрикнул Жидята. — Лети вон туда, натрескаешься от пуза.
— Дур-рак! — овтетила сорока, вспорхнула, облетела вокруг Жидяты и уселась на вершине молодой осинки. — Трупожорр!! Сам тр-рескай!
— Вот это да! — заржал Жидята. — Сорока-то учёная! А может, ты княжна заколдованная? А?
Господин Збигнев вдруг переменился в лице, схватился за пищалку, но вспомнил, что выпалил заряды во время боя с разбойниками.
— Зар-ряжай! Тор-ропись! — покрикивала сорока сверху.
Рыцарь матерно выбранился, стегнул коня и намётом погнал к обозу. Наёмники поспешили за ним.
Возчики успели развернуть телеги и отъехать.
Но недалеко.
Обе телеги стояли неподвижно, кони, запряжённые в тройки, не смели пошевелиться. Так же недвижно стояли кони двух наёмников, которых господин Збигнев отправил к телегам, и третьего, который, раненый, ускакал в тыл.
Сами воины валялись на дороге со свёрнутыми шеями.
Возчиков не было видно.
Господин Збигнев прямо с седла прыгнул в одну, разрыл солому, разбросал рогожи и обнял прикованный цепями ящик.
— Так и знал! Тварь! Вырвалась! Как, мать её? На освящённой цепи! Тёс из дуба громобойного!..
— Бу-бу-бу! — прозвучало из-под телеги.
— Вылезай, — ровным голосом сказал рыцарь. — Вылезай, а то выстрелю через дно.
Послышалась возня, через некоторое время за бортик телеги ухватилась перепачканная рука. Ещё через несколько мгновений показалась рожа возчика, вся в дорожной пыли и лесной трухе.
— Что тут было? — спросил господин Збигнев.
— Не поверишь…
— А не ври. За враньё повешу.
— Пусть меня Вихревий под облака унесёт и об Матушку-Землю хряснет… Ты велел — мы коней развернули и вспятки подались. С нами Догер да Бранко. Да потом Фрастен. Едем, и тут… ей-ей, господин, не вру!..
— Ну?
— Во-он та ольха вдруг наклонилась, да Догера и хвать!
— Как?
— В-ветками! Из седла выдернула, тряхнула, как пёос крысу, и об землю. И всё… Бранко его выручить хотел — тож… А Фрастена вон та берёза задушила.
Господин Збигнев посмотрел на молодые деревца, которые возчик обвинял в душегубстве. Ольха и берёзка стояли, не шелохнувшись, всем видом показывая, что они — честные дочери Леса.
Правда, несколько свежих обломанных веток подтверждали, что возчик не врал.
Господин Збигнев, впрочем, в этом и не сомневался. Если вспомнить, ЧТО они везут…
…точнее, везли.
— А потом?
— А потом из кустов выскочила тварь… Сверху — парень здоровенный, молотобоец, да и только, а от пояса — козёл, голова — вроде человечья, но с козлиной мордой и вот такими рогами. Я, господин, нырнул под телегу быстрее, чем жаба в пруд, когда завидит аиста. А Лишко в лес удрал, дурило… А эта нежить — шасть! и как раз к моей телеге. Слышу, доски трещат, цепи звенят, а эта тварь ругается под нос. Потом сорока застрекотала, крыльями затрещала. А тут и вы.
— Так, — непонятно сказал господин Збигнев и спрыгнул с телеги на землю.
— Он не врёт, господин Збигнев, — заговорил Загляд. — Вот следы. Похожи на следы лося или огромного козла, который ходит на двух ногах.
— Вижу, — кивнул рыцарь.
На вершине молодой берёзки затрещала сорока. Все разом вздёрнули головы.
— Вот ты где, проклятая ведьма! — оскалился рыцарь.
— Оставь это дело, рыцарь Збигнев! — провещала птица ясным женским голосом. — Не всё в мире можно измерить на серебро. Не снискать тебе чести и славы, гоняясь за слабой женщиной.
— Кто ты такая, чтобы его рыцарская милость за тобой гонялся! — хохотнул Жидята. — Пуля тебя догонит, чертовка!
Он выхватил из-за пояса мёртвого наёмника две пищалки и выстрелил в сороку.
Сорока издала не птичий, но женский болезненный стон и свалилась на землю.
Падая, она преображалась, её тело корёжила, сминала и растягивала неведомая сила.
С вершины дерева летела подстреленная птица — на дорогу упала нагая женщина. Она сильно ушиблась, левая рука была перебита, но она была жива и в сознании.
— Неплохой выстрел, Жидята! — заметил пожилой третьяк. — Самое главное в целости. А главное у ведьмы…
Он не успел договорить. Из леса послышался рёв, от которого бывалых наёмников подрал по коже мороз. А в следующее мгновение из хмызника вылетело чудовище, сбежавшее из пьяного бреда: крепкий мужчина, сложением напоминающий сосновый пень, с косматыми козлиными ногами и длинными изогнутыми козлиными рогами на крупной человеческой голове со звериной мордой. Не останавливаясь, человек-козёл ударил ногой Жидяту в грудь. Брызнула кровь, затрещали рёбра, тело наёмника сломанной куклой перелетело через дорогу и шлёпнулось в кусты. Чудовище подхватило ведьму на руки и в несколько прыжков скрылось в лесу.

Если хотите, чтобы пролог поскорее оброс остальными главами - не скупитесь на лайки, комментарии и награды к первой книге.