Руки прочь

Виктор Кулагин завершил объяснение доказательства теоремы перед ученым собранием СГУ под бурные аплодисменты коллег: теорема сформулирована блестяще; доказательство получилось изящным; следствия из теоремы любопытными.

Когда овации затихли, из-за стола встал профессор Сергей Иванович Небалуев, и, продолжая беззвучно хлопать в ладоши, спросил Виктора:

– Все это замечательно, от души примите мои искренние поздравления, Виктор Михайлович. Вы внесли поистине существенный вклад в развитие математики. Но, позвольте полюбопытствовать: кто тот человек, который сидит за вашей спиной у доски, и какова его роль в вашей диссертации?

Виктор(оборачиваясь к скромно сидящему на стуле у стены человеку):

– Это мой друг, я уже говорил его имя – Василий Ламберт. Что до его роли во всем этом, так она ключевая – Василий, по его собственному мнению, слаб в математических науках, но, по мере сил, интересуется ими. Именно он, в простых человеческих словах предложил мне гипотезу, которую я записал математическим языком, сумел доказать, тем самым, превратив его гипотезу в мою теорему...

Небалуев:

– Вот как! А чего ж он все это время молчал? Дайте ему слово.

Ученый совет одобрительно загомонил.

Ламберт(заступая на кафедру перед Кулагиным):

– Благодарю за внимание, господа. Основная цель моего присутствия на защите диссертации моего друга – быть свидетелем его сегодняшнего триумфа, к которому я имею весьма скромное отношение, но все же имею. Я рад быть здесь сегодня с вами, рад, что противоречий в доказательстве найдено не было, и сейчас просто смиренно жду, пока вы отпустите меня с Виктором в ресторан – отмечать успешную защиту.

Звонкий смех сотряс аудиторию Лобачевского.

Небалуев(дождавшись, пока вновь не воцарится тишина):

– Может быть, вы поделитесь с ученым советом вашим методом постановки задач и выдвижения гипотез? Разгадали основу теоремы Кулагина, а может быть у вас имеются еще любопытные соображения?

Ламберт(пожимая плечами):

– Мой метод прост: рассматриваю ряд известных математических гипотез; выдвигаю собственную на пересечении рассмотренных с допущением: " А что если эти гипотезы верны?", и пытаюсь проверить собственную гипотезу эмпирически...хм, методом "тыка" чаще всего, уж коли на математическом поприще не преуспел, и не могу запечатлеть все задуманное в формулах.

Небалуев:

– И как, есть успехи?

Ламберт:

– Скромные догадки, и сомнительные результаты опытов, сделать выводы из которых, простите, мне мозгов не хватает.

Небалуев:

– Опишите, пожалуйста, или продемонстрируйте хотя бы один из них.

Ламберт:

– Если вы настаиваете.

Ученое собрание замерло в предвкушении.

Ламберт оперся рукою о кафедру, и надавил на ее верхнюю крышку. Рука прошла сквозь деревянную поверхность по локоть......, и по локоть же "вышла" из стола Небалуева, почесав указательным пальцем подбородок Сергея Ивановича. Аудитория разразилась удивленными возгласами. В следующее мгновение Ламберт "вернул" руку из кафедры. Подбородок Небалуева зачесался еще больше.

Небалуев(потрясенно вращая глазами):

– К-как?

Ламберт(пожимая плечами):

– Размышлял над операциями над квадратным корнем из двух, над теми из них, где в итоге за знаком равенства появляется число "пи" – пришли некие смутные подозрения; затем склеил ленту Мебиуса, поразмыслил об искривлении пространства; загуглил еще несколько фигур, более сложных, чем лента Мебиуса, но построенных по тому же принципу; углубился в топологию пространств...хм..буквально.

Сказав это, Ламберт снова проделал фокус с рукой и кафедрой, и снова почесал подбородок Небалуеву.

Небалуев:

– Ваша демонстрация сногсшибательна настолько, насколько пространно ваше объяснение. А можно еще чуть-чуть поподробнее?

Ламберт:

– В слишком заковыристые фигуры, созданные по принципу Мебиуса не лез; корень из двух и "пи" все еще имеют значение; теоремой Кантора не заморачивался. Вот: я сузил вам задачку слегка, конечно, я догадался до кое-чего еще, но об этом рассказывать не хочу...

Небалуев:

– Почему же?

Ламберт:

– Моих способностей хватает, чтобы "показать", но их недостаточно, чтобы объяснить, хм, данный фокус на научном языке, и уж тем более доказать. Если я вам дам все имеющиеся у меня догадки, вы то их осилите на научном языке, и превратитесь в светило науки, и меня, в таком случае, перестанут слушать. Так что, довольствуйтесь тем, что я вам уже сказал.

Ректор СГУ Косович(раздосадованно):

– И вы позволите, чтобы ваши сырые, но революционные догадки умерли вместе с вами?

Ламберт:

– Я – не ученый, вполне могу себе это позволить. Понаслаждаюсь уникальностью моего навыка, а наработки к нему я записал в своем завещании, правда, еще не придумал, кому их подарить после смерти....

Василий Ламберт произвел грандиозный фурор в ученых кругах на защите диссертации Виктора Кулагина, но и многие математики затаили на него недоброе.

"Как же так?" – размышлял тот же Небалуев:"Корпею над формулами пятьдесят лет – силюсь произвести открытие, а все без толку, а тут какой-то дилетант-недоучка показывает такое! Зря он рассказал о завещании."

Медики поставили Ламберту неутешительный диагноз – ему оставалось жить несколько недель, самое время проверить крепость морально-этических норм ученого мира, и затеять себе нескучное посмертие.

Убили Ламберта через десять дней...как Цезаря – двадцать четыре заговорщика из состава ученого собрания СГУ. Видимо, профессора и доценты решили рассеять вину за смертоубийство на целый коллектив...так легче. Кроме того, никто из ученых мужей не желал, чтобы завещание Ламберта попало в руки кому-то одному.

Сергей Иванович Небалуев разбирал завещание еще десять лет, прежде чем его посетила здравая догадка, и наметился прорыв в области "феномена Ламберта".

"Должно быть, и в завещании Ламберт не объяснил всего, что знал!" – с досадой и адской болью кричал мысли вслух Небалуев, глядя на углубленную в стол по локоть руку, и одновременно наблюдая, что она "вышла" из соседнего стола в виде мясного фарша.

Последние годы своей жизни Небалуев уже не читал лекции в СГУ. Однорукий профессор устроился на скотобойню Урюпинска, что в переулке Яйцебазы, и занимался тем, что погружал свиней в стальной стол, под восхищенными взглядами подвыпивших помощников, затем, чтобы корова "выходила" из соседнего стола ввиде добротной, хорошо перемолотой груды говяжьего фарша.