Непреодолимые преграды
Автор: Жанна ГирТема довольно-таки злободневная: всё больше и больше становится героев типажа так называемых Мэри или Марти Сью, которые легко справляются со всеми преградами на своём пути. Или, как смягчённый вариант, с невероятными трудностями, но всё же преодолевают. А есть ли у вас непреодолимые для главных положительных героев препятствия? Когда они вынуждены отступить! У меня есть.
Помните старый детский фильм «Приключения жёлтого чемоданчика»? «Неужели этот вечный, бесчеловечный, бесконечный забор никогда не кончится?» Тот забор вокруг аэродрома не показался бы персонажам фильма таким вечным, бесчеловечным и бесконечным, если бы они увидели другой – простиравшийся прямоугольником, длина каждой из сторон которого составляла несколько километров. Высота забора, изготовленного из никому (кроме изготовивших его) неизвестного сверхпрочного материала, в котором не было ни малейшей щёлочки, достигала пятидесяти метров. Сверху же ограждённая этим забором территория была накрыта изготовленным из того же материала и по тем же технологиям куполом. Диалог из того же фильма «Неужели в этом заборе нет калитки или какой-нибудь дырки? – Должна быть, на то он и забор, чтобы в нём калитки делать!» показывает хорошее чувство юмора авторов. Была, разумеется, калитка и в описываемом мной заборе. И это была не совсем калитка, а точнее совсем не калитка, а гигантские, метров в десять в высоту и ещё больше в ширину, герметичные раздвижные ворота, сделанные из того же материала. Отличить их от стены можно было только по тому, что к ним вела гладкая дорожка, которая была выложена из того же материала.
Именно возле этих ворот и остановился багги, из которого выбралась Старуха. Впрочем, о том, что эта женщина уже далеко не молода, можно было догадаться, только вглядевшись в её лицо, так как была она высока ростом и всё ещё крепка физически. Одета она была в потрёпанные джинсы и чёрную кожанку, из-под которой была заметна когда-то, видимо, яркая, но сейчас изрядно вылинявшая футболка. Старуха успела только оглядеться вокруг себя так, словно не узнавала мест, в которых когда-то давно бывала, но была уверена в том, где именно находилась, как, мигая жёлтыми проблесковыми маячками (как в фильме «Кин-дза-дза») и подвывая четырьмя пропеллерами, появился квадрокоптер с надписями «Стражникъ» на бортах. Именно так: через «ер» на конце.
- Немедленно уберите транспортное средство от ворот! Вы нарушаете закон! – объявил механический голос с летательного аппарата.
- Какой ещё закон я нарушаю? – недоуменно переспросила Старуха. – Никаких дорожных знаков о том, что здесь запрещена остановка, нет!
- Вы нарушаете Федеральный закон номер два миллиарда семьсот восемьдесят шесть миллионов девятьсот восемьдесят одна тысяча четыреста четырнадцать «Кодекса о защите экологии»: «Возле ворот посёлка Администрации во избежание проникновения заражённого атмосферного воздуха на закрытую для лиц, не являющихся Членами Администрации и Членами Семей Членов Администрации территорию, находиться запрещается!» – после этих слов из «брюха» беспилотника высунулся металлический ствол. Выяснять что это: лазерная пушка, огнемёт, самый обычный пулемёт или что-нибудь ещё, Старуха не стала – она вернулась за руль багги и поспешила ретироваться.
Тем летом я приехал в родной город во время каникул после второго курса с огромной надеждой: я прекрасно знал о том, что ей уже исполнилось восемнадцать. Мы не виделись уже больше трёх лет, но моя память бережно хранила каждую минуту наших встреч. От первого знакомства в автоклубе, где мы занимались картингом, до той, единственной нашей ночи, принесшей нам обоим радость первого секса. Сколько сотен или даже тысяч раз я набирал её номер, слыша сначала о том, что абонент временно недоступен, а затем уже и о том, что этот номер больше не обслуживается? Я знал о том, что её лишили связи с внешним миром, но всё равно набирал её номер, даже не надеясь услышать хотя бы гудки. Сколько сотен или тысяч раз я пытался зайти на её странички в соцсетях, но все они были закрыты. Да, первые два года разлуки мы время от времени всё же коротко разговаривали с ней - не по её номеру, а по номеру её одноклассницы, а затем... Затем на мой звонок её одноклассница объяснила, что ни разу не видела её после окончания школы... Я перестал набирать этот номер, но продолжал набирать её - это стало привычкой. Сейчас же ей уже исполнилось восемнадцать, она стала совершеннолетней и сможет уехать со мной! Вопрос заключался только в том, как мне было связаться с ней, чтобы предложить сделать это. Кроме двух телефонных номеров - её и той одноклассницы, был только один способ: встретить её где-то на улице, но надежды на случайность было слишком мало: областной центр с населением больше миллиона человек всё же, а не какой-нибудь посёлок, а о том в какой ВУЗ она поступила после школы или не поступала вообще, я не знал. Знал ли я, где она живёт? Да, я знал, что в коттеджном посёлке, являвшемся элитным пригородом нашего города, но не знал точного адреса, зато знал с её же слов о том, что без пропуска в этот посёлок не въехать и не войти. Впрочем, это не стало для меня препятствием, и мне удалось побывать в этом посёлке, я бродил по его "открыточным" улочкам, напоминавшим своей почти стерильной чистотой скорее какую-нибудь Швейцарию или Австрию, чем Россию, но это было бессмысленно: местные жители были чрезвычайно подозрительны и строго соблюдали конфиденциальность проживания её семьи, и в конце концов мне пришлось спасаться бегством и покинуть пределы посёлка тем же путём, каким удалось проникнуть туда, чтобы не оказаться в полиции по подозрению в подготовке покушения на её отца - высокопоставленного чиновника.
- Вы по какому вопросу к Степану Аркадьевичу? – спросил полицейский, рассматривая паспорта так, как будто они были не российскими, а какой-либо враждебной страны.
- По личному, - коротко ответила женщина лет сорока и, как любят выражаться отдельные писатели, со следами былой красоты.
- Приём по личным вопросам в первую среду каждого месяца с десяти до двенадцати, а сегодня Степан Аркадьевич на важном совещании, - полицейский вздохнул с облегчением.
- Да знаю я, знаю. Вчера была первая среда этого месяца, но сказали, что он на больничном.
- Да-да, конечно же, он на больничном, - спешно поправился полицейский. - Приходите через месяц.
- Я уже несколько месяцев отпрашиваюсь с работы и хожу сюда, но обещанного хотя бы раз в месяц приёма, как не было, так и нет: то он на больничном, то его куда-то срочно вызвали, то ещё что-нибудь! – возмутилась посетительница.
- Ну, сами же понимаете, какая у него ответственная и важная должность.
- И как он только бедненький с таким-то здоровьем справляется с такими нагрузками? - заметила женщина.
- Потому и здоровье подорвано, что работа тяжёлая, - полицейский не заметил или сделал вид, что не заметил ехидства в её голосе.
- Хорошо, можете ему передать вот это? – посетительница вынула из сумки и поставила на стол старого, вылинявшего пупса в виде мальчика со спущенными штанами.
- Это ещё что такое?! Степан Аркадьевич взяток не берёт! – полицейский даже отшатнулся от куклы.
- «Стёпка-бесстыдник» это называется! Очень, знаете ли, массовый пупсик был в девяностых! И если Вы считаете, что он похож на взятку, то это даже не борзой щенок! – усмехнулась, глядя на реакцию собеседника, женщина.
- Уберите немедленно, пока я наряд не вызвал! Хотите статью за попытку покушения получить?! Думаете, сложно найти отравляющие вещества в старой пластмассовой кукле?! – работник правоохранительных органов отшатнулся от фигурки ещё сильнее. Ответа он не расслышал или сделал вид, что не расслышал, потому что переспросил с нотками угрозы в голосе:
- Что-что?
- Да ничего, мать-японку вспомнила, - буркнула в ответ женщина, забрав пупса и направляясь к выходу из здания. Разразилась всеми «многоэтажками» она уже на улице.
- И ты надеялась пройти к нему при помощи этого пупса? – негромко поинтересовалась я у неё, когда она немного успокоилась.
- Дурой была – дурой и осталась, а он как был мразью, так и остался мразью! - вынесла себе и ему вердикт она. – «Стёпку-бесстыдника» ведь он мне подарил на восьмое марта четверть века назад, а я до сих пор храню!
- Вы были знакомы? – я мысленно отняла четверть века от её приблизительного возраста – получалось, что она была тогда ещё подростком.