Сюрприз, сюрприз!

Был, правда, у неё один случай… Ближе к концу четвёртого курса, вскоре после распределения. Случай, о котором Катя предпочитала не вспоминать. Красавчик один, из параллельной группы — не сказать даже, знакомый, так, на танцах раз или два приглашал — подошёл в коридоре, прямо в перерыве между парами, и с места в карьер: «Люблю, жить без тебя не могу. Выходи за меня замуж.» Чисто как гром с ясного неба. При всей своей доверчивости, первое, что Катя подумала, не она ему нужна, а квартира её. Ну и освобождение от деревни в придачу. Только в результате всё равно поверила — от тоски и одиночества, наверное. Очень уж подходящий момент он для уговоров выбрал…

Хотя, поверила — не значит, что вот так сразу и согласилась. Первое время она скорее сочувствовала незадачливому «кандидату в женихи». Но прошло недели три, и Катя начала уже как-то свыкаться с мыслью о замужестве. Что она, в самом деле, против него имеет? И все же говорят, главное в браке — это чтобы любили тебя… А вёл себя претендент на руку и сердце на редкость скромно. Не робко, нет, просто не нахально. Как, ей казалось, и должен себя вести серьёзный порядочный парень. С ответом не торопил, приставать не пытался, на частых свиданиях не настаивал. Когда же она соглашалась, всегда ждал с букетом — простеньким, из полевых цветов. Но ей они, своими руками собранные, были дороже самых расшикарных рыночных… И тянуть-то дальше некуда уже: ему ведь действительно перераспределиться надо успеть, пока ещё возможность есть.

Так в конце концов и сказала «да». Ну, почти: к родителям его на выходной согласилась съездить — после чего отказать совсем уж неудобно будет. Переволновалась из-за предстоящего визита просто дальше некуда. В субботу долго заснуть не могла — а наутро подскочила чуть свет и, пока кофе на кухне пила, подумала: ну чего ему на такси тратиться, за ней заезжать? Крюк такой… Преспокойно и сама до общаги на троллейбусе доберётся, не принцесса. Разбудит его, кофе из термоса напоит, будет ему сюрприз. И погода сегодня — просто чудо, до автостанции пешком прогуляться можно…

Мама, как обычно, первым делом полезла обниматься-целоваться.

— Мать, ну ты чё? — начал отпихивать её Андрей. — Люди же кругом. Опять ты со своими телячьими нежностями. Пошли лучше домой скорей. Па, оставь в покое мой чемодан.

Пока ждали на остановке, он видел, как Катя с историчкой и ещё каким-то типом — мужем её, должно быть — прошли на стоянку частных машин. Вроде, взглянула в его сторону… Или только показалось… Вот так оно и будет сейчас: при встречах не поворачивать головы, не менять выражения лица. Будто и нет им друг до друга никакого дела…

— Люди, но надо же что-то делать! — рука Андрея бессознательно теребила завязанный узлом конец свисающего с потолка каната.

Они собрались на перемене в спортзале, оглушённые внезапным известием. Их клуб закрывают. Прямо во время урока в класс неожиданно, без стука завалила завучиха и ледяным тоном предложила Кате выйти с ней в коридор. Откуда та вернулась с красными глазами и едва сумела довести урок до конца. А когда прозвенел звонок, попросила членов клуба остаться и сообщила только, что кто-то написал на неё донос, и сегодня утром в учебную часть позвонили из райкома комсомола с требованием разобраться, прекратить и наказать виновных.

— Ну а что мы можем сделать, — пожала плечами усевшаяся на стопку матов Белка, — на райком рыпнуться? Так только сами огребём.

— А по-твоему, пусть лучше Русалка огребёт? — По школе уже поползли слухи, что их учительнице грозит выговор. Если не хуже. — И потом, никто ж не говорит про рыпаться. Надо просто сходить к ним и всё объяснить. Ну что мы такого ужасного делали, чай пили?

Ну а сейчас их встреча отодвигается ещё на месяц. Это будет уже целых полгода…

Ну вот и всё. Последняя тетрадь. Катя выпрямила спину и потянулась. Можно сейчас на диване поваляться немножко, заняться без помех своим новогодним подарком… Oна бережно сняла с полки привезённую Андреем книгу. Kumihimo, японское искусство плетения всевозможных тесёмочек и шнурочков. С первой зарплаты купил. По виду, дорогая просто жутко. Не стала даже спрашивать, почём — чтоб не переживать лишнего. Как же хорошо, когда не надо считать каждую копейку… Вчера она проводила его — но уже в конце марта сама будет в Москве. Два месяца, всего ничего…

Катя вышла в прихожую, и в этот момент раздался звонок в дверь. Кто бы это мог быть?.. От увиденного в глазок у неё похолодело в груди. Сердце сжалось и словно перестало биться. Деревянными пальцами она оттянула защёлку замка…

— Здравствуйте. Разрешите войти?

— К-конечно, Алевтина Степановна, пожалуйста… — отступив на шаг от двери, Катя пропустила незваную гостью. — Раздевайтесь, проходите в гостиную…

Мама Андрея была у неё впервые и с интересом, который ей не удалось полностью скрыть, огляделась по сторонам. Катя заметила, как скривились её губы при виде лишней пары стоптанных тапочек под вешалкой. И как эта недобрая мина перешла в жёсткую гримасу, когда та увидела две фотокарточки на её рабочем столе… На одной они с Андреем были у моря, в один из последних дней. Сергей Анатольевич предложил тогда отщёлкать всех на цветную плёнку — его последнее хобби. Катя держала подмышкой разноцветный Маринин мяч, а Андрей стоял рядом, скрестив на груди руки и чуть касаясь её плечом… Вторая была со свадьбы, на фоне часовни, уже с кольцами на руках. Хотя эту деталь из прихожей вряд ли разглядишь…

— Садитесь в кресло… Хотите чаю или кофе? — с чисто светской, неискренней вежливостью предложила Катя. Она не знала, как себя вести. Вряд ли этот визит предвещает что-то хорошее…

— Нет, спасибо. — Алевтина Степановна села и сделала паузу, но хозяйка дома продолжала в растерянности стоять. — Я пришла поговорить с вами… Попросить… — она тоже выглядела немного потерянной. — Вы пока ещё не понимаете этого. Когда-нибудь, когда у вас самой будут дети…

И вдруг осеклась. Взгляд её панически заметался по Катиной фигуре.

— Нет-нет, не беспокойтесь, — догадалась та, — я не беременна. Неужели вы думаете, я стала бы… Да и не ко времени это совершенно сейчас…

Обмен репликами вывел её из оцепенения. Она заметила, что всё ещё держит в руках книгу, и положила её на стол. Присела на диван.

— Хорошо, — уже увереннее продолжила гостья. — Я рада, что мы с вами понимаем друг друга. И поэтому прошу… нет, умоляю, как мать. Пожалуйста, оставьте в покое моего сына.

— Алевтина Степановна… — Катя замешкалась, приложила руку ко лбу, — не знаю, может быть, на вашем месте я рассуждала бы так же… Вы пытаетесь представить всё так, будто я удерживаю Андрея какой-то хитростью — и стоит лишь мне перестать… То, о чём вы просите, называется не «оставить в покое». Это называется бросить. И больно от этого будет не только мне.

Она постаралась говорить как можно спокойнее, нейтральным тоном — не хватало ещё в мелодраму удариться. Только в результате сказанное и самой ей показалось какими-то тусклым, неубедительным… Но неожиданно её собеседница согласилась:

— Что ж, возможно, вы правы. Но разве не ясно, что когда-то этому всё равно должен прийти конец? Андрей пока ещё ребёнок и плохо понимает, что делает. Он совершил простительную в его возрасте ошибку, и ваш долг — помочь ему поскорее исправить её, прекратить раз и навсегда эту порочную связь. Тем более, вы ведь и без меня понимаете, что рано или поздно он встретит девушку, которая ему действительно подходит. В ваших же собственных интересах начать устраивать свою личную жизнь уже сейчас, не дожидаясь, пока это произойдёт. И я хочу, чтобы вы пообещали мне…

— В моих интересах?! — Катя перебила её речь на середине фразы. Она не верила своим ушам. — Мою жизнь?! — в голосе помимо воли прозвучал едкий сарказм. — Алевтина Степановна, вы — мать человека, которого я люблю, и я пытаюсь относиться к вам с уважением. Но зачем делать вид, будто вас вот хоть настолечко волнует моя судьба? Вы рассчитываете, что в Москве Андрей быстро найдёт себе кого-нибудь, кто его утешит. А чего это мне будет стоить, вам в голову не приходило задуматься — нет? Ну так вот что я вам скажу. Не брошу я его никогда, и не надейтесь. Это я вам могу обещать! И ещё. Вы извините, конечно, я не пытаюсь давать вам советов, но мне кажется, вы несправедливы к Андрею. Ему девятнадцать лет, он поступил в один из лучших вузов страны, и он давно уже не ребёнок. Он всё прекрасно понимает и заслуживает гораздо большего уважения с вашей стороны.

От такой отповеди Алевтина Степановна слегка опешила.

— Хотите сказать, он и в шестнадцать лет уже не был ребёнком? — выдавила она наконец, глядя на Катю почти с ненавистью.

— Нет, не был. И если уж начистоту, тогда вы на вещи совсем иначе смотрели. Вы знали, что у Андрея кто-то есть — сами мне об этом говорили. И не имели ничего против. Окажись на моём месте любая из его одноклассниц, вы бы только радовались сейчас, что они по-прежнему любят друг друга. Не нравится вам не когда начался этот роман, не нравлюсь вам лично я.

Катя замолчала и в комнате воцарилась неуютная тишина. Гостья или не знала, что сказать, или старательно обдумывала свою следующую реплику…

— Там на Кавказе… — не дождавшись её, заговорила опять хозяйка. — Это просто случилось — и всё… И мы пытались бороться… — Она снова умолкла и продолжила после паузы, сначала совсем тихо, как будто сама себе: — Да нет, о чём я говорю… Не так уж мы и пытались… Но не было в наших отношениях ничего… безнравственного — как вы не можете понять! Мне нечего стыдиться! Мы были счастливы тогда — и счастливы до сих пор. Неужели счастье вашего сына не значит для вас ровным счётом ничего?!

Алевтина Степановна по-прежнему молчала. Катя терялась в догадках, как та восприняла её слова. Вдруг ей удалось убедить её…

— Это я виновата в вашей ссоре, уговорила его всё рассказать… Никогда я не настраивала Андрея против вас и больше всего на свете хочу, чтобы вы помирились. Но вы же знаете своего сына, он ни за что не пойдёт у вас на поводу…