Навеяно датой

Есть и у меня рассказик о студентах: "Те же и Тайлеров"

Посвящается моим преподавателям. Одна из них — Мария Семёнова.

Я сидел в забегаловке в районе Московского вокзала и запивал древний пирожок, не пойми с чем, дрянным кофе. Мысли были под стать трапезе: по причине чрезмерного увлечения своей первой любовью, академические «хвосты» у меня достигли критической длины, при том, что и с самой любовью дело было швах. Как результат — пришлось писать заяву «по собственному». Зловредная комендантша, пока ещё мягко, но настойчиво намекала уже о выписке из общаги.

Недельные поиски работы и жилья оказались тщетными, назревал вопрос о позорной «эвакуации» на малую родину. До касс оставалась какая-то сотня шагов, но я малодушно оттягивал эту процедуру.

На столик предо мной звонко опустились два бокальчика:

— Дружище, у тебя свободно?

Поднимаю взгляд и столбенею: точно так же я пялился на своего внезапного двойника в поезде, уносящем меня и других призывников к месту будущей службы. Но, это точно не он: во-первых, сейчас должен сдавать очередной «колобок», как обычно, методом измора, и делать лабу (1); во-вторых — изменился, и голос не тот.

— Нет, я не Пингвин и не глюк, — хохотнул мой визави и аргументировал, — Ты сегодня выспался, пьёшь редко и мало, всякую дрянь не потребляешь, — он обезоруживающе улыбнулся, — Зацени-ка, лучше, «маленький-большой».

— Откуда ты это знаешь? — недоверчиво гляжу на бокальчик, — Мы же с Настей над этим всего час назад ржали?

— Знаю и всё, — изрёк, помешивая кофе, — Тебя сейчас не это должно тревожить.

— Я сам решу, что должно, а что нет!

— Неоспоримо! — он отхлебнул и зажмурился от удовольствия, — А я тебе помогу.

— Тебе-то какая забота? — беседа начинала злить, — И кто ты такой, вообще?

— Ты не справился, и я появился, — пожал плечами, — а, без тебя, меня не существует.

— Разве к атеистам ангелы приходят? — начали в голову приходить дикие мысли, — Или, твой папа Шрёдингер?

— Не ангел я: Василий Тайлеров, или, просто, Тайлер, — невозмутимо парирует визави.

Кофе оказался неожиданно вкусным, на мой вопросительный взгляд Вася ответил:

— Умею людей уговаривать и тебя научу, — добавил, — Ты пей скорей, а то все элетрички уйдут.

— И чо?

— В Саблинские пещеры, с Белым пообщаешься, — он подмигнул, — тебе понравится.

Кто такой этот Белый, и где находятся пещеры, о которых услышал впервые, я не имел ни малейшего понятия. Надо бы проявить осторожность, но грядущая "эвакуация"заставила глядеть на всё иначе.

На метро мы доехали непривычно для меня комфортно (время было рабочее) до «Обухово», там, пройдя по мосту-переходу над путями, пересели на пригородный. В вагоне хиповатый пацан, лабая на шестиструнке, весьма недурственно исполнял песню, зацепившую меня ещё на абитуре:

«Я любил и верил, но не понимал тебя,

Моё сердце на куски разбито..

......................................

Серыми и скучными стали лица моих друзей,

Мысли все мои не оставляют в покое тебя.

Что со мною происходит? Плохо мне!»

Сейчас, песня, много раз слышанная в общаге, немилосердно терзала душу. Мой непрошенный приятель тактично дождался ухода доморощенного барда и изложил свой, как он считал, шикарный план:

— Завтра подходим к Троллейбусу (2), у него, как раз, лаборант заболел, — поведал Тайлер, рассеянно поглядывая в окно, — Поработаешь во славу Родины на закрытой кафедре. Допуска у тебя децл (3) не хватает, но в Первом отделе не дураки сидят, повысят. А там, и восстановиться будет не проблема.

Когда мы сфоткались у малого водопада, Вася промолвил:

 — В присутствии Белого нельзя материться и плохо думать. Желания, тоже, должны быть приличными.

Пещера напоминала скорей нору, вырытую пьяным мегакротом. Тайлер извлёк из своего рюкзака бечёвку и привязал к берёзке неподалёку. Затем на свет появились два комплекта: фонарики, мелки, и спички со свечками (для подстраховки).

Не обращая внимания на мою растерянность, Тайлер протянул в дыру бечёвку, лёг на живот и ужом скрылся под землёй. Преодолев лёгкую клаустрофобию, следую за ним. Пьяный мегакрот, видимо, постепенно толстел, ибо вскоре, можно было уже не ползти на пузе, а идти на четвереньках, затем — подняться в рост. Не забывая при этом, на правой стенке рисовать стрелочки по ходу движения. Удивительно, но пыли почти не было, воздух был свежим. 

Минут через десять добрались до комнаты неправильной формы, примерно пять на пять метров. По бокам комнаты было еще пара ходов, у противоположной стены — небольшое возвышение. На нём стояло простое деревянное кресло без обивки, в котором сидел манекен, одетый во всё белое. На руках — перчатки, лицо замотано бинтом, глаза скрывали чёрные очки. Рядом с креслом лежали пачки сигарет, авторучки, зажигалки и прочая мелочь. У самых ног — обычная тетрадка на девяносто шесть листов(4).

Вася присел у входа и закурил, я решил изучить этот журнал посещений. В нем люди признавались в тайной любви, просили прощения у родных и близких, желали успеха на экзаменах, или интересную работу. Вытаскиваю фирменную телескопическую ручку-указку, пишу о своём сокровенном: как я люблю Алину, как хочу продолжить учёбу в институте. Ручку оставляю в качестве подарка Белому. Исследовав ещё несколько ходов, вылезаем к солнышку, уже стремящемуся к горизонту. Минуло пять часов, но голод и жажда лишь слегка напомнили о себе.

*******************************************************************************************

Наутро оказалось, что Борис Петрович, так звали Троллейбуса, к сотрудникам, в отличие от студентов, относится вполне благожелательно. Все формальности были утрясены за день, даже аванс выдали. Возвращаюсь в общагу и нос к носу сталкиваюсь с комендантшей:

— Рыбкин, зайди, — как-то странно глянула на меня, — разговор есть!

Предвкушая нервотрёпку, повинуюсь:

— Тамара Карповна, я справку завтра занесу!

— Да, я в курсе, — наливая две чашки, чая молвит комендантша, — я не о том. Удивил ты меня!

— Чем это?

— Почему не Хэвик ваш, не Лёва с Вовчиком, или Эркадий?

— Кто болеет, кто в отъезде, а я вот он, — развожу руками.

— Да, ты конфеты бери, не стесняйся, — пододвигает ко мне вазочку, — Многофазный осциллятор, модель пятая?

— Откуда Вы знаете? — настал мой черёд удивляться, — Секретно же!

— Двадцать лет назад, мы с Боренькой первую запустить пытались, — задумчиво произнесла Тамара Карповна и протянула мне увесистый том, — Возьми, такой только в читалке на Фонтанке есть.

Надо ли говорить, что этот «кирпич» под авторством Джона Тайлера я штудировал полночи.

Целую неделю пришлось вникать в устройство и принцип работы установки, тонкости калибровки и особенности рабочих режимов. Иногда, поздно вечером, выдворяла охрана. Самое странное, что ворчание адресовалось исключительно мне. Тайлера, как будто не замечали.

Ещё через неделю, дважды попытавшись самоубиться, капризный осциллятор покорился нашей воле и заработал, как часы. Радости коллег была неописуема: мужики жали руку, хлопали по плечу; девицы всё лицо измазали помадой, целуя сразу с разных сторон. Пытаюсь объяснить, что без помощи Васи Тайлерова не справился бы.

— Да, ты скромняга! — народ смеялся, — Все этот «кирпич» изучали, у одного тебя получилось.

Профессор вручил сторублёвку(5), — Это от меня вам всем премия. Завтра-послезавтра у всех выходной. Отпразднуйте хорошенько!

Бросаю клич, идти в «Розу ветров», принятый на «ура». Через пару минут, шумной гурьбой минуем вахту, и в этот момент девичий силуэт метнулся ко мне из темноты. Два мягких полушария прижимаются к моей груди, знакомая копна золотистых волос щекочет уши, руки её с неожиданной силой смыкаются на спине.

— Я думала, ты уехал! — тело Алины бьёт мелкая дрожь, — Мне Большачка сказала, что тебя здесь видела.

— Чуть не уехал, — ошалело гляжу в широко распахнутые зарёванные глаза, — много работаю сейчас.

— Почему ты не звонил?

— Ты же, сама сказала.. — оглянулся на коллег, — Ладно, пойдём праздновать.

Коллеги одобрительно загалдели.

Пить много вредно, особенно натощак. Тем более, мне! Я всё пытался рассказать, какую неоценимую помощь мне оказал Тайлер, который внезапно пропал с глаз. Коллеги смотрели квадратными глазами, да подливали вина. Потом танцы, битьё посуды. Далее, не помню.

Просыпаюсь от звяканья посуды и приятных запахов с кухни. Разумеется, в комнате Алины. Она торжествующе произносит:

— Теперь ты, точно, обязан на мне жениться! — и лезет целоваться.

— Я не против! — отвечаю через пару минут, — Только, ты не видела, случайно, с кем вчера смылся Вася Тайлеров?

— Милый, ты ещё не протрезвел? — её лицо омрачилось, — Я вчера со всеми вашими перезнакомилась. Единственный Вася — это ты. А Тайлер твой на тумбочке лежит, — и указала на мою настольную книгу последних двух недель.

— Да, трезвый я! — и хищно ухмыляюсь, — Щаз, как снаси-илую!

— Пусти, маньячило! — визжит она, но пьянящий запах вожделения, участившееся дыхание, знакомый огонь желания в глазах не говорят, а кричат: «Да! Да-а! Не смей останавливаться!».

Из постели выбираемся только через час, родители давно ушли на работу. Позавтракав, я собрался за вещами в общагу, надеясь, и Тайлера там обнаружить.

— Ты куда? У тебя ж выходной, и у меня отгул, — она повисла на шее, — Давай, лучше погуляем.

Отвязаться, не обидев, не получается:

— Ты меня сейчас до метро проводишь, а я через пару часиков вернусь, — отвечаю, целуя за ушком, — сходим в кино, какое хочешь.

Разумеется, моя растеряша забыла сумочку. Пришлось возвращаться, оставив Алину на лавочке. По традиции, показал язык зеркалу в прихожей:

— Как маленький, ей богу! — знакомым голосом молвит отражение и корчит мне рожу.

От неожиданности падаю и ударяюсь затылком обо что-то твёрдое.

Резкий запах нашатыря возвращает к действительности:

— Обычное дело, — слышу чужой женский голос, — переутомление, плюс алкоголь, сотрясения нет.

Размыкаю веки и вижу зарёванную подругу. За столом сидит толстая врачиха и что-то строчит:

— Надо попить вот эти витаминчики, фруктов побольше есть и пару дней отдохнуть, — подаёт рецепт Алине.

— Милый, я скоро!

Обе выходят за дверь.

Оставшись один, ковыляю в прихожую и тупо пялюсь в своё отражение, оно подмигивает:

— Ты справился, и я ухожу. Дальше сам, — грустно улыбается, — И никому про меня не рассказывай, иначе на Пряжку попадёшь, или на Обводный (5 ), иль ещё куда. Прощай!

Злополучное стекло, с музыкальным звоном, пошло трещинами и осыпалось мелкой крошкой.

Примечания:

1) Колобок (разг.): от слова «коллоквиум» — зачёт-допуск перед лабораторной работой.

2)Преподаватель получил прозвище за привычку водить пальцем по стене, когда задумывался во время ходьбы.

3) Децл, не только псевдоним Толмацкого, на одном из поволжских языков означает «чуть-чуть».

4) Комната Белого срисована с натуры.

5) По советским временам, большие деньги.

6) На Пряжке и Обводном канале находятся психбольницы.