Две лопаты или обмани мозг

Купил значится я уголь – шесть тонн. Нет. Даже шесть-двести, но не суть.
А уголь, знаете, хорош. Нет, правда: черный, жирно блестящий на солнце как россыпь не огранённых алмазов. Мало песка и сплошные такие куски не крупнее моего скромного мужицкого кулака а то и двух. 

Куплен уголь почти с боем. Почему так? Почему страна богатая углем, нефтью и бОльшей частью периодической таблицы Менделеева, испытывает дефицит на углеводородное и прочее полезно-ископаемое топливо, жирный такой вопрос, примерно, размером с территорию РФ и Украины куда оное топливо невозбранно отправляется Ж\Д составами – там оно продаётся дороже. 

Но я отвлекся.

База, торгующая черным «злотом» обосновалась на другом конце города, время работы «с 8 до 19». Таких баз по городу конечно, несколько, но привычка покупать там где привычно, побеждает. В общем, я приехал до открытия - в полвосьмого, и знаете что? А то, что очередь из грузовиков оказалась длиной метров сто пятьдесят…

После посылания друг-друга к такой-то матери, хватания за монтировки и биты, а еще погрузки и взвешивания, черная блестящая кучка уголька лежит у дома. Лежит значится и манит к себе, манит чертовка, мол буду тебя согревать длинными морозными ночами. А морозы у нас такие и погода такая, что ездовые академики с ездовыми котами попадаются! Резко-континентальный климат с морозами в минус сорок и жарой в плюс сорок.

Ну, лежит да лежит кучка, осталось дело за малым – закидать в углярку. Шесть тонн не шестьдесят, беру две лопаты и в бой.

Почему две? А тут житейская такая хитрость: я лентяй. Вернее как лентяй, вот смотрю на кучу черно-жирно-поблескивающую, и как-то сразу перекидывать уголёк не хочется. Совсем. Никак. А тут еще и жара в + 35 градусов и это в тени. И пить сразу хочется. И мухи кусают и вообще, компьютер неиграный, ВК несмотреный а в теньке «прохладно».

Причем тут лопаты? А всё просто. Мозг – в широком смысле штука весьма гибко-адаптируемая, и пока в течение часа я кидаю жирно-блестящий уголь, мозг (а еще мышцы и прочий опорно-двигательный аппарат) привыкают и расслабляются, отсюда проскакивают мысли:

«…вон, ты только погляди, какие КАКИЕ вороны летают, просто загляденье! А еще водички хочется. Нет, правда хочется. С вареньем!»

 И ты ж не станешь просто её пить, ты сядешь обязательно в теньке на максимальном удалении от угля и противной лопаты. А там и еще чего-то захочется, бабу рыжую и вина красного, например. Человек не рождён быть ломовой лошадью (а если бы и был, то только лошадью а не человеком), лень в биологическом смысле – это нормально. 

Но ненужный отдых это уже простой. Время идёт а уголь всё не лежит в сухом уютном бетонном бункере. И вообще завтра на работу.

Так вот, лопаты две. Нет, их конечно в мом подворье несколько больше – десяток. Но для дурной работы вроде этой две: новенькая и старенькая.

Новая. По-военному тёмно-зелёная, совково-штыковая, изготовленная в могучем Китае, с гордой надписью на желтой этикетке «Броня» и таким же тавро в металле. Почему именно броня, не знаю. Черенок мной установлен заводской, ровный и гладко отшлифованный. Правда, как и все заводские-покупные черенки, этот страдает низкорослостью и при моих почти метр-девяносто, при работе лопатой приходится наклоняться что чревато ай, спина!

Старая. Советская, ржавая, совковая, насаженная на слегка поеденным короедами сучковатый черенок еще моим отцом. Но черенок хоть и сучковат а еще кривоват и запросто набивает кровавые волдыри  на ладонях, в плане «роста», шикарен! Кидать стоя в рост, на большое расстояние, с размаху, в маленькое окошко угольного бункера и совершенно не напрягая поясницу, просто загляденье!

И да, я прямо слышу немой вопрос: какого хрена… то есть, причем тут лопаты?! А при том. Во время перекидывания угля\земли\песка\гравия (нужное представить), я меняю лопаты чтобы ленивый мосх и подуставший опорно-двигательный аппарат, отвлеклись. Первый на адаптацию к изменившемся хвату, боле в пояснице и порядку действий; а второй, к тому, что нагрузка идёт на другие группы мышц. Почти наука!

А ещё при физических нагрузках помогает думать о чем-то отвлеченном. Например, я кидаю лопатой которую сделал отец. Его нет в живых девятнадцать лет как: 59 лет, саркома, шесть месяцев на обезболивающих, врачи разводящие руками, кладбище.

Угольный бункер, он же углярка  - часть бани, это одно строение разделенное стенами-перегородками. Так вот, строили мы баню с братом. 

Его не стало три недели назад: 58 лет,  увезли в больницу с желтухой, выяснили что желтуха механическая, то есть не гепатит а что-то мешает желчи отводится от печени, вшили фистулу; МРТ выявило три опухоли.  

Итог: рак поджелудочной 4-й степени. Промучился он не долго, три недели. Про бардак в больнице, и в медицине, можно писать долго и длинно. Главное что врачи очень старались помочь, но смущенно разводили руками, так как любое лечение было паллиативом, то бишь, только чтобы облегчить оставшееся время. Да.

А рак поджелудочной – та ещё сука, долго, очень долго не даёт о себе знать пока, опухоль не затрагивает крупные нервы. Обращаются с поджелудочной как правило на последней стадии, когда уже поздно пить Боржоми, и смертность от того равна ста процентам. Но главное другое. 

Главное это надежда в глазах невестки и племянников. Они до последнего верили что муж и отец выздоровеет. А я нет. 

Да, я поддерживал, соглашался, обсуждал лекарства и клиники в РФ – это была ложь во благо. Просто я это уже видел, я через это уже проходил: хватаешься за соломинку, ищешь знахарей, нетрадиционные методы лечения, черта лысого. С той лишь разницей что брат угас довольно быстро и в больнице, а наш отец угасал на протяжении шести месяцев и большей частью дома. 

Смотреть как день ото дня здоровенный мужик, отец, глыба  (а для любого ребенка хоть в десять лет хоть, в сорок, отец – это несокрушимая скала), превращается в тень самого себя – живой труп с выпирающими костями, едва обтянутый желтоватой кожей… 

И ничего ты поделать не можешь. Совсем. Никак. Хоть лоб об стенку расшиби.Бессилие. Твоя родной человек мучается, ты это видишь, долго-долго видишь а что-то сделать, чем-то помочь не можешь. Вселенское бессилие.

 Когда в пять утра по холодку забирали тело брата из морга, перекладывали с каталки на носилки… он был легкий. А мы с ним похожей комплекции, оба за центнер весом. Вот только в нем этого центнера не осталось совсем. И лицо спокойное, будто спит.

Мы с ним сводные, по отцу, двадцать два года разницы. Когда я был мелким он приезжал на песчаного цвета ЛУАЗе – эдаком советском джипе с агрегатами от Запорожца, а я бежал за машиной чтобы потом лазать в машине, чего-то дергать нажимать крутить. Меня сопливого еще дошкольника одновременно пугал и притягивал модный в те времена самодельный набалдашник на рукоятке КПП: страшный черный паук будто залитый в стекло. 

Или вот мы едем на ЛУАЗе на пасеку, далеко в поля-горы где ружьё вещь необходимая, и в траве не мало медных винтовочных и латунных ружейных гильз так как вечерами в гости приходят волки, лисы, или даже медведь;  я первоклашка воя на манер пароходной сирены ношусь по этой пасеке от примерно десяти тысяч очень голодных и очень злых пчел, а брат ловит и заворачивает в рабочий халат чтобы полосатые меня не сожрали. Пожалили меня тогда всё же знатно.

А надежда весьма скверная штука.

Надежда отрицает или что скорее - затмевает очевидное, успокаивает. Человек вообще любит себя успокаивать, так легче живется. Такой способ защиты.

Сегодня хоронили двоюродную сестру, вторые похороны за месяц: 56 лет, обширный геморрагический инсульт, двенадцать дней комы. Двенадцать дней надежды на то, что очнется. Двенадцать дней дежурств в больнице. Двенадцать дней новостей «стабильно тяжелая», и сегодня звонок в восемь утра.

Закончив обряд погребения, мужчины уже расходились с кладбища, а я сидел у могилы отца, представлял что слева не мраморная доска а сам отец, сидит на траве вытянув ноги и на душе становилось как-то легче. 

Я размышлял: человек и правда смертен и правда внезапно, раз и нет его. Щелчок, блин, Таноса. Быстро так. Ещё вчера жил, чего-то планировал, решал проблемы, потом заболел и всё что остается это пустота, растерянность, женский плач, и желто-глиняный холмик с камнем  «родился - умер». Странно. Донельзя просто и странно.

Так вот. Способ с двумя лопатами проверено-рабочий. Я его если честно подглядел в старом фильме с Хопкинсом игравшим миллионера оказавшегося в диком лесу после крушения самолета. Хопкинс предложил спутнику жаловавшемуся на боль в боку от долгой ходьбы, поискать круглый камень. То есть, пока тот искал в тайге камень, он отдыхал и отвлекался. А я доработал старый индейский способ на свой лад.

Ну а черенок у старой отцовской лопаты я всё же отшлифую наждачной бумагой, уж больно сучковатый.