Субботние размышления

Горушка, как ни странно, на холме не стояла, а лежала в долинке. Деревня не большая, но зажиточная, по всему видно. Мастеровыми людьми со столицы кормится. Все всех знают, да и можно не спрашивать, где дом покойного резчика Михея. По ставням да наличникам — чистое кружево — найти можно. На охлупне птица дивная, скатами крыши крылья расправила. На «полотенце», как и положено знак Светлого, восьмилучевая звезда в круге, а ниже знак Хозяйки — косой крест.

Марушка толкнула незапертую дверь — просторная светлая комната, на потолочных балках искусно вырезанные сварги крутятся в вечном движении, громовники растопырили острые грани против всяческого зла. У окна на лавке сидела старуха и вязала.

— Позволь матушка Лура гостьей в дом зайти, — поклонилась Марушка.

— Разве ж можно тебе, Переправщица, отказать, — подняла на нее выцветшие глаза хозяйка. — За отплатой пришла? Что ж...

— Не знаю я, о какой плате говоришь. Я за разговором пришла.

— За разговором? Ну, если словами рассчитаюсь... Садись, Марушка, — старуха кивнула на лавку, руки у нее беспрестанно двигались, вывязывая петли.

— Откуда имя мое знаешь? — спросила ведьма, усаживась на лавку и расправляя плахту на коленях.

— Давным-давно ходила я в Высокие Квыкачи. Думала, судьбу об колено переломать можно. К Переправщице ходила. Марушкой звали. На тебя чем-то похожа, глаза уж точно. Но совсем старая была, до земли ее согнуло. Видать, последнюю, седьмую службу несла. Кошка у нее забавная такая была, счастливой масти... — деревянные спицы в рука Луры ритмично стучали — петля накидная, петля обратная — простой узор и пряжа темная. — Не плохо мы с Михеем жили, не бедно, дочек трое. Да только напасть одна: все мальчишки мои мерли, кто мертвым родился, кто в младечестве приспался, кто потонул... Такое дело, — старуха вздохнула, спицы в ее руках монотонно перебирали петли. — Дело резчика кому передать, сын нужен. Муж стал на сторону поглядывать, а я в отчаянье свадебную згарду распотрошила, в кошель ссыпала да и сказалась, что к сестре на свадьбу на дальние хутора, а сама в Высокие Квыкачи подалась. Говорили люди, Переправщица Хозяйке служит. Может узор перевязать, душу живучую мне подманить. Не хотела она, только я измором взяла. «Сама не знаешь, что получишь!», но сдалась.

— И что? — спросила ведьма.

— Вот и пошли мы через Переправу: бабка, кошка и я. «Хватай первого, что подвернется. Сейчас сеча большая в стольном граде, у Переправы толпятся», — велела бабка. Я и ухватила, но только первых, кого я увидела было двое. Близнятки. Ох, и злилась бабка, когда обратно вернулись: «Не вытащить тебе двоих!» Да что ж мне бросить их было там в дыму, в пожарище?!

— И когда вы туда ходили? — шершавым голосом спросила Марушка и потерла бугристый шрам от ожога на щеке.

— Да почитай почти сорок весен тому, без малого. Говорю же, сеча в столице была, когда старый князь Всевлад власть брал, да всех Огричей под корень вырезал.

— А знала ты чьи души у Переправы выхватила? — очень тихо спросила Марушка.

— Поди-разберись. Только имена свои они еще помнили. Я как двойню понесла, так и знала точно, что мальчишки. Ярополк и Мирослав.

— Ярик и Мир, — прошуршала ведьма.

— Так я их и называла, когда они в животе у меня буянили. Когда до времени проситься стали — уговаривала. Уговорила, однако когда срок пришел... судьбу тяжело обухом переломить... один мальчонка в пуповине запутался. Ничего не смогла повитуха сделать. А второй — крепкий, бойкий, крикливый. И с зубами. Плохое дело. Предупреждала меня Переправщица, что двоих в этот мир не вытяну. Ни одной монеты из моей згарды не взяла, но один сребр долго крутила, да и велела, чтобы если один родится неживой — монету-то разрубить и похоронить вместе с ним.

— Послушалась?

— Нет, — помотала Лура головой. — Не смогла. Их было двое, разруби монету — одного отправила б в Омут. Так и стала звать выжившего Ярмилом. Ремесло отцово перенял, не пропало. Ну что ж пожил он, сколько еще ему Хозяйка отмеряла, а потом на заработок уехал, а обратно не вернулся. Где-то его недобрые люди и перестренули. Конь сам прибежал, седло в крови. А где сынок мой лежит, так и не нашли.

— Его работа? — Марушка на раскрытой ладони протянула Луре фигурки. Старуха отложила вязание, взяла темного княжича в руки, ласково погладила пальцами:

— Его. Нашла, где лежит?

— На старом жальнике в Высоких Квыкачах. Да и не лежит — бродит. А сребр тот, что Переправщица велела разрубить тебе, где?

— Бродит... — будто и не услышав про сребр, сказала Лура, — и сюда приходил по ночам раньше. Забор подправил, ставни провисшие... Хороший сын. Не забывает меня.

—  И ты к жрецу не ходила?! — изумилась ведьма.

— Нет! — Лура положила фигурку в ладонь Марушки и стиснула, — жрец его только в Омут сбросить может, а ты?!

— Где сребр?

Лура убрала руку и долго молчала, а потом разворошила пальцами клубок пряжи и протянула Марушке монетку:

— Ты никогда не обманываешь, Переправщица. Я этих мальчиков из такого вытащила... пусть им еще раз даст Хозяйка вернуться.

— Я не обманываю, а остальное лишь Хозяйка знает.