Манипулятор

Вразнобой стучат золотые кубки, пьяно похваляются знатные мужи. Кто своими подвигами, кто – Атридовскими. В открытую. 

Лениво перебирает струны немолодой аэд, тоже полупьяный. Да и кто его уже слушает? Или хотя бы друг друга? 

Здесь у каждого – своя песня. Или того, в чьей бездонной казне больше злата и железа.

Велика Спарта, могучи ее мужи, прекрасны девы и жены. Велика Спарта – да против Микен не выстоять и ей. А если уж не устоять сильнейшим – что тут говорить о малой Итаке? Где уж точно ни золота, ни железа отродясь не водилось. 

Чтобы уцелел родной остров – пришлось плыть в Спарту. А чтобы хоть глазком взглянуть на милую – свататься к прекрасной Елене. Ясное дело, не выберет она (то есть ее осторожный отец) Одиссея Итакийского. Здесь и речи быть не может. Но законное сватовство – это две или три недели в Спарте. Рядом с милой Пенелопой. А там и вся жизнь - если олимпийцы помогут, и сам не оплошаешь. 

На беду уродилась пригожая Пенелопа, дочь Икария, родственницей Елены. На беду нацелился на Спарту Атрид Агамемнон – могущественнейший из царей Ахайи. Далеко родство, мало у Пенелопы прав на Спарту… но и они занесли дамоклов меч над ее головой. 

К Елене свататься можно – тут все якобы сваты. А вот попробуй заикнись о Пенелопе…

Увезти бы любимую прочь, на родную Итаку… Нельзя! Потеряешь и Пенелопу, и царство, и голову. Иначе надо. И выйдет. Не зря же Одиссея прозвали «хитроумным» - в его-то годы. Не зря отец при жизни отдал сыну царство, чего давно не случалось ни в Ахайе, ни за морем. Даже Приам Троянский передал Гектору армию, но не трон. И не отдаст, пока рука способна удержать скипетр. 

Спарта – поле яростного боя. Смотрят женихи друг на друга, оценивают силы. Ревут могучие быки, делят самую гладкую корову, а меж ними – мелкая, шустрая птица вертится. Ей корова без надобности, у нее добыча иная. Вот разъяренные быки сцепятся, зазеваются – тут и тащить можно. В цепкий клюв – и прочь. 

Неужели старик и в самом деле отдаст дочь Менелаю? Вряд ли. Значит, будущий избранник – могучий ванакт Диомед из яростного Аргоса, больше некому. Не зря он столько сильных людей с собой привел. Ох, будет нам кровавая свадьба. То-то пресыщенные олимпийцы повеселятся.

А когда жадные Микены сцепятся с Аргосом – тут-то и не зевай, басилевс  Одиссей Лаэртид. 

- Одиссей! Не может быть!

Увы, может.

Патрокл! Он-то здесь - зачем? Пелей сдуру прислал? Да нет, царь мирмидонской Фтии – невезуч, но не глуп. Проще сразу присылать безусого мальчишку Ахилла. 

- Радуйся, Менетид. 

- Радуйся! – запоздало брякнул Патрокл, приветливо улыбаясь. - Ты тоже свататься к Елене? 

Чего? Он - все-таки жених, что ли? Восемнадцатилетний мальчишка без царства? Изгнанник, кого только доброта мягкосердечного Пелея спасла от участи нищего бродяги? 

И уж Патрокла-то точно никто не подкупал.

Пошутил? Спятил? 

Сияет – искренняя улыбка до ушей. И вырядился, как на праздник. Жених! В свое или у лучшего дружка Ахилла одолжил? Тот хоть и младше, а ростом уже вымахал…

И Патрокл, похоже, вымахал… исключительно ростом. Потому как один тут еще ничего не понял. 

На сватовство к Прекрасной Елене Спартанской едут не затем, чтобы жениться. Всем известно, кому она достанется. Два всего варианта. Аргос либо Микены. 

В Спарту вся эта пьяная и не слишком притворяющаяся пьяной толпа приволоклась из совсем других соображений. Война, торговля, интриги, мир. И – против кого нынче этот мир?

Тут уже под шумок выгодных торговых сделок заключили – лет на десять вперед. Кому нужно было. Кто не настолько пьян или всего лишь притворяется. Сам Одиссей, в том числе.

Похоже, из всех Елениных женихов один Патрокл не имеет обо всём этом понятия. 

И что теперь делать? Ничтожную долю клепсидры назад будущая драка была Лаэртиду на руку. Но Патрокл ему – почти друг. А таких, как сын Менетия, в подобных сварах едят первыми.