О цикле "Княгиня Ольга": личность.

Что касается личности самой Ольги. В литературе и общественном сознании образ Ольги устоялся весьма прочно: к натуре этой легендарной женщины прочно прилипли эпитеты «гордая», «властная», «жестокая» и прочее в таком роде. Еще «мудрая» и «святая», хотя летописный образ Ольги резко противоречит ее житийному образу (в житии своем она описана как тихая, кроткая и любезная ко всем). Но откуда это все взято? Какие источники позволяют делать  выводы о характере княгини?

Из составленных при жизни княгини документов до нас дошел один. О ней он говорит следующее:

Сия архонтисса вошла с ее близкими, архонтиссами-родственницами и наиболее видными из служанок. Она шествовала впереди всех прочих женщин, они же по порядку, одна за другой, следовали за ней. Остановилась она на месте, где логофет обычно задает вопросы…

И так далее, подробно описан весь порядок перемещений княгини по дворцу в ходе нескольких приемов у императорской семьи. О гордости, жестокости и прочих личных данных архонтиссы росов  тут ничего не сказано, но это и понятно – перед нами протокол, а не психологический портрет.  И… и все. Исторические сведения об Ольге на этом кончаются. И выводы в дальнейшем делались исходя из эпизодов той же легенды. Если она якобы сгубила три древлянских посольства – значит, была жестокой. Если занимала престол довольно долгое время, даже при взрослом сыне,  – значит, была властолюбивой. И вот сложился стереотип, который опирается на эпизоды, которые внесла в ее биографию народная фантазия. (А Васнецов первым, кажется, напялил на нее мужскую шапку, которая, вкупе со свирепым лицом, и стала каноном ее портретов.)

Тут надо учесть две вещи. Во-первых, в летопись занесено предание, спустя примерно сто лет устного бытования, то есть уже само по себе литературное произведение.  И это значит, что в нем отражен не исторический, а литературный образ Ольги. Только творцом его был народ – последующие три-четыре поколения, а за ними и летописцы. И второе: летопись ведь оценивает образ Ольги положительно. Все то, что современного человека ужасает, тогда восхищало. 

Традиция, конечно, освящена веками, но я не видела смысла переписывать чужое творчество, пусть и  очень старое. А если вернуться к самому материалу, то увидим, что вышеперечисленных эпитетов на этом почти чистом листе не написано. 

Если женщина находилась у власти, это не обязательно означает, что она любила власть.  Это означает, что она родилась в семье, где власть была наследственным ремеслом, и ее положение на престоле было обусловлено династическими обстоятельствами. Хотела она править или не хотела – никого это не волновало. Она была всего лишь вынуждена исполнять свой родовой долг и, к счастью для себя и окружающих, обладала личными качествами, которые позволили ей пройти через немало испытаний и бурь как внешней, так и внутренней политики.

Была ли она гордой? Горделивое поведение было частью ее профессиональных качеств, так что, возможно, она выглядела гордой. Была ли она жестокой? Древлянская война и гибель Искоростеня в пожаре имели место в реальности, археология это подтверждает. Как погиб и ряд других древлянских городков, куда жизнь после погрома середины 10 века так и не вернулась. Но наивно было бы искать причину в жестокости княгини, которая обязана была мстить за убийство мужа, если не хотела потерять и личную, и родовую честь. Хотела она или не хотела – это была ее обязанность. И общий характер средневековой войны, стремление нанести как можно больший урон населению и материальным ценностям вражье территории, тоже придумала не она.

Что же касается истории с древлянскими послами, то она возможна только в предании, где глупые враги будто нарочно ведут себя так, чтобы подчеркнуть ум положительного героя. Как будто византийский император, глава христианского мира, мог не знать о том, что на крестной дочери нельзя жениться! Или будто обычные древлянские язычники могли думать, что за убийство князя и развязанную войну им ничего не будет, а напротив, им на блюдечке поднесут все наследство убитого – только придите и возьмите. Даже и с предложениями мира и выкупа  своих посылать было бы слишком уже неосторожно – а они так и слали  пачками всю свою знать, чтобы княгиня могла поупражняться в жестокости. Если племя древлян не было поголовно поражено слабоумием, оно просто не дало бы ей такого случая.

Но из самого существования преданий, проживших сто лет в устном бытовании и посвященных уму, хитрости, гордости, остроумию княгини Ольги, все же можно сделать некий вывод. В памяти народа (пусть даже это был лишь приближенный к ней круг – дружина, киевская знать, отчасти жители столицы) она осталась мудрой и прекрасной. А это значит, что ее любили.  Это значит, что она была гордой, но не высокомерной, сильной характером, но не жаждала власти ради власти, была добра, насколько позволяла ей непростая должность, и, главное, обаятельна. Обладала харизмой, тем неуловимым магнетизмом, который заставляет нас положительно оценивать личность и ее поступки, не рассуждая – или не веря собственным рассуждениям. 

И вот такую женщину я пыталась изобразить. Которая получила власть благодаря происхождению и была вынуждена исполнять свой долг как могла лучше, дабы не уронить чести Олегова рода. И которая  вызывала любовь окружающих, окутавшую ее волшебным ореолом и ставшую плодородным полем для прославляющих ее легенд.

Жаль, что писатели и публика позднейших времен не умеют за страшноватыми сюжетами видеть эту любовь, а цветы в Ольгином венке им кажутся ядовитыми. Я старалась показать ее такой, какой ее видели ее современники.  Чтобы было ясно, чем она вызвала ту любовь, которая в конце концов сделала ее бессмертной.