Флэшмоб о признаниях

Когда в дверях показалась сияющая Наташа, Петру стало совсем тошно. Эти полчаса он провалялся на койке, бессмысленно таращась в потолок и в сотый раз проматывая перед внутренним взором события на Бородине.

Меньше всего ему хотелось сейчас говорить с Наташей, такой светлой, такой радостной. Такой… чистой.

Белоусов отвернулся к стене.

- Что случилось, Петя? – улыбка девушки увяла, она осторожно присела на край его постели. – Тебе стало хуже? Позвать Зинаиду Максимовну?

Петр отрицательно помотал головой. Горло перехватило спазмом и это только сильнее его разозлило. Прямо какой-то герой мелодрамы…

Тут взгляд девушки упал на орден, сиротливо притулившийся в своей коробочке на жестком табурете.

- Это… твоё? Тебя наградили? Петя, поговори со мной! Господи, да что же происходит?

Её теплая, мягкая ладошка легла на его руку. Такая нежная и добрая. Петр почувствовал, как в глазах снова закипают слезы.

- У тебя что-то случилось? Что-то плохое? – тихо спросила девушка. – Тебя кто-то обидел?

Белоусов не выдержал.

- Меня? Меня обидели? Да я… Наташа, если б ты знала… Плохое случилось, да. Тут ты права. Точно, случилось. Только знаешь… Плохое – это я. Это я случился… с другими людьми.

Брови Наташи сошлись на переносице.

- Я не понимаю… ты бредишь, что ли?

Петр горько рассмеялся. Хотелось кричать, но это было бы уж совсем глупо. Чувство вины распирало его. Казалось, ещё немного и он взорвется, как взорвалось злосчастное Бородино.

- Хотел бы я бредить. Ты не обижайся, но… Слушай, уходи, пожалуйста. Оставь меня, Богом прошу. Честное слово, не надо меня… я того не стою, – добавил он, видя, как Наташа упрямо сжимает губы.

- Так. Подпоручик Белоусов, хватит себя жалеть, – сказала она и тут же сбилась со строгого тона. – Поделись со мной, Петя. Я же вижу, тебе нужно выговориться.

Петр ожесточенно помотал головой.

- Только не с тобой.

- А я думаю, что именно со мной. Белоусов, я же не отстану, даже не надейся.

- Всё равно, – отрезал Петр. – Даже если бы я хотел, мне нельзя…

Наташа продолжала смотреть на него. В глазах её не было ничего, кроме сочувствия и еще чего-то. Чего-то такого, что заставило Петра решиться. В самом деле, что он себе вообразил? На что надеялся? Нет, с Наташей пора заканчивать. Хватит тешить себя иллюзиями. Нормальная жизнь не для него, и она должна это понять. Это даже хорошо, что сейчас. Чем раньше, тем лучше. Пусть она увидит, кто он на самом деле. Какой он. Пусть не обольщается.

Петр встал с постели, стараясь не смотреть девушке в глаза.

- Подожди меня на улице, хорошо? – буркнул он.

Денек выдался под стать настроению. Разразившаяся с утра оттепель решительно расправилась с небольшими сугробами, превратила их в серую ноздреватую кашу. Под ногами хлюпало. Знаменитый питерский дождь, мелкий и назойливый, не столько лил сверху, сколько стоял в воздухе, частью атмосферы. Тусклый серый день накрыл город защитным куполом. Потемневшие от влаги, грязно-желтые стены двора-колодца зябко нависли над сквериком, оставив в вышине узкую амбразуру неба. Кое-где отсыревшая штукатурка обвалилась, обнажив красные раны кирпичной кладки. Черные деревья простёрли над раскисшими тропинками голые ветви. Из-под прелой коричневой листвы жирно блестела раскисшая земля.

Из подворотни боязливо выглянула грязная худая кошка, регулярно промышлявшая в помойном контейнере за кухней. Кошка окинула кутающегося в шинель подпоручика внимательным взглядом и, помедлив, нырнула от греха назад.

«Правильно, – мрачно подумал Белоусов. – Со мной лучше не связываться, до добра не доведу».

Они, как всегда, неторопливо прохаживались под деревьями. Только на этот раз Петр не смотрел на Наташу. Засунув руки в карманы шинели, он глядел под ноги, на черные пятна луж. Мелкий дождь рисовал на их полированной поверхности тонкий узор концентрических колец. Едва слышно потрескивал прозрачный купол силового зонта. Молчание тянулось и тянулось. Петр не знал, с чего начать.

- Объясни мне, Петя, что случилось? – попросила, наконец, девушка. – Это связано с медалью? Что с ней не так?

- Я её не заслуживаю, – коротко ответил Петр, стиснув в карманах кулаки. – Меня не награждать надо, а судить. Я преступник, Наташа.

Девушка только покачала головой.

- Какая чепуха. Ты не можешь быть преступником. Я знаю тебя.

Петр жестко усмехнулся.

- Ты ошиблась. Я убийца. Из-за меня погибли тысячи людей.

- Если бы это было так, тебя бы не наградили, – убежденно возразила Наталья. – Ты что же думаешь, будь ты действительно виноват, в министерстве бы не узнали?

- А они знают. Только им не выгодно признавать, что я в чем-то виноват. Им удобнее повесить мне на грудь медальку и обо всем забыть. Но я-то помню!

Наташа осторожно взяла его за руку. Петр осекся.

- Ты веришь мне, Петя?

Белоусов дернул локтем.

- Ну да, сейчас ты скажешь, что не считаешь меня преступником. Что за водевиль…

Наташа нахмурилась.

- Будь любезен, не перебивай. Я предлагаю тебе простой вариант. Ты рассказываешь мне всё. Всё, как есть. А я скажу, что об этом думаю.

- Это засекречено. Я не имею права рассказывать…

- А я не имею права слушать. Но раз ты всё равно преступник, то какая разница? Одним преступлением больше, одним меньше, так ведь?

«А почему нет? – обреченно подумал Петр. – И верно, сколько можно держать всё в себе? Вот возьму и расскажу. Наташа умница, она поймет, что об этом следует молчать. А так даже интересно, что она скажет, когда узнает. В своём роде показательно. Чтоб уже больше не терзаться сомнениями и не развешивать уши под трели Татищева».

Петр поднял воротник шинели, словно отгораживаясь им от умирающего света питерского дня.

- Ты читала про Бородино?

- Конечно. Высшие! – Наташа с ужасом посмотрела на него. – Так это там тебя ранили? Ты был среди этих несчастных?

- Не совсем. То есть, ранили меня там. Но я не был вместе с… теми людьми. Наоборот. Тут такое дело… Они погибли из-за меня. Я их убил.

Наташа оступилась и судорожно вцепилась в его рукав. А Петр, леденея от собственных слов, начал сухо и четко, как на докладе, пересказывать ей события на злосчастном астероиде. Рассказ занял неожиданно много времени. Смеркалось. Небо растворилось в чернильной мгле. В окнах зажглись теплые желтые огни. Там, отгородившись от холодного ветра и дождя, в тишине и уюте проводили вечер обычные люди, даже не подозревающие о том, насколько они счастливы в своем скучном мирке. Люди, у которых нет многотонного груза невинной крови на душе.

А Петр всё говорил и говорил, выплевывая слова, как обреченный туберкулезник выхаркивает ошметки легких. Он не чувствовал холода, для его проклятого организма Хомо Беллум плюс три градуса – комфортная температура. Не замечала холода и Наташа, не до того было. Ей ужасно хотелось разрыдаться, ноги подкашивались, но она держалась, закусив губу, и изо всех сил цеплялась побелевшими пальцами за рукав шинели Белоусова.

- …И вот сегодня мне принесли эту… этот… крест. А Вася Бондаренко, тот, который нам наладил связь…. Мне сказали, он покончил с собой. А ведь он… он один просил меня… он умолял меня не бросать этих людей. Он, Вася. Он был хорошим человеком. Знаешь, наверное, из всех нас он единственный заслуживал жизни. А он вскрыл себе вены. Взял на себя мою вину. Теперь он мертв. Его нет, а нам понавесили медалей. Поблагодарили за службу. Вот такая история.

Девушка молчала, и в наступивших сумерках Белоусов не мог разглядеть выражения её лица.

- Вот так, Наташа, – повторил он. – Я не невинная овечка. Я отлично сознавал, что делаю. Я погнал этих людей на убой, как стадо. Я убийца, Наташа.

С этими словами он попытался высвободить руку, но девушка вцепилась в него мертвой хваткой.

- То есть, ты для себя уже всё решил? Да? И тебе неинтересно, что думаю я? – у неё срывался голос. Петр только сейчас понял, что она продрогла.

- Ты же простынешь… – невнятно пробормотал он, хватая ледяные руки девушки. – Сейчас же пойдем в дом…

- Нет, постой. – Наташа выдернула свои руки из его пальцев. – Посмотри на меня, Петя.

Он был гораздо выше её, и Наташе пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним глазами.

- Ты веришь, что я – хороший человек? – тихо спросила она.

- Ты? Господи, да ты… – Петр осекся. – Да, я верю. Ты хороший, порядочный человек, не то, что я.

Наташа, привстав на цыпочки, закрыла ему рот холодной ладонью.

- Ты не виноват, Петя, – обжигающе горячо прошептала она ему на ухо. – Ты кто угодно, но не убийца. Ты просто запутался и сам не понимаешь, кто ты и что с тобой случилось.

Петр сглотнул. Сердце внезапно зачастило, щеки залило огнем.

- Почему ты думаешь, что я… не… не… такой? – хрипло спросил он, ощущая губами её пальцы.

- Я бы не смогла полюбить убийцу.

Они долго стояли, обнявшись, не замечая пронизывающего ветра. Маленький островок тепла посреди медленно остывающего черного города. Петр бережно обнимал хрупкие плечи, с удивлением ощущая, как истончается, истаивает на сердце страшный груз. Ему казалось, что нет во всей вселенной души светлее и драгоценнее той, что доверчиво прильнула к нему.

Они стояли прямо посередине лужи и целовались.

А потом побежали в дом, потому что у Наташи промокли ноги.