Кобра хотеть петь

Совсем забЫл что у меня в загашничке есть любимЫе главЫ из книжки Ничего кроме правды вчерашнего ВЕЛИКОГО и великолепного именинника, одну из них Я и предлагаю вашему вниманию

И снова меня вызвали в BMG.
На этот раз речь шла о Бриджитт Нильсен,
белокурой датчанке — супруге Рембо
(он же Сильвестр Сталлоне),
в которой вдруг взыграли музыкальные амбиции.

Она скучала, чувствовала себя невостребованной.
Нормальные женщины открывают в таких случаях бутики,
Бриджитт хотела петь.
Из–за таких же амбиций мир уже услышал пение принцессы Стефани.

Мы договорились встретиться в Лос–Анджелесе.
С песней "Are You Man Enough?" в чемодане я взошёл на борт "Боинга" во Франкфурте.
Бриджитт встретила меня и Фридерика Габовича в аэропорту с мерседесами, с лимузинами –
всё по спецзаказу, с телохранителями своего мужа.

Она была жутко мила, и к тому же обладала двумя громадными буферами. Между нами возникла совершенно спонтанно симпатия, просто гормоны разыгрались.
Не из–за буферов, а потому, что оба мы сделаны из одного и того же материала:
много энергии, много драйва, высокая скорость.
Всё вжик–вжик, гоп–гоп!
Даже для меня её энергии было многовато.

Без долгих раздумий она взяла меня и Фридерика Габовича на съёмки "Полицейские из Беверли–Хиллз II".
Там она сразу отправилась, как и предписывал сценарий, в ювелирный магазин и очистила его.
Жужжали камеры.
Она начала опустошать витрину.

В это время мы с Фридериком Габовичем сидели в фургоне Бриджитт и попивали холодную колу.
Келли, подруга и ассистентка Бриджит, обладавшая точно такими же буферами
(я имею в виду, им их сделал один и тот же хирург),
самоотверженно заботилась о нас.
Больше всего её пришлась по душе моя куртка из двадцати пяти видов джинсовой ткани.
Я подарил ей шмотку для укрепления американо–германских отношений,
а также как инвестицию в приятное совместное времяпрепровождение.

Бриджитт вернулась в фургон через три четверти часа,
покончив с грабежами и стрельбой.
Увидела Келли в моей куртке и надулась.
Если бы я только знал!
Но я быстро утешился: никогда тебе не быть с ней!
Она живёт с Рембо!
А той, что вместе с Рембо, не может нравиться Болен!

Но Бриджитт была настоящим товарищем.
Прошло немного времени, и настроение снова поднялось на должный уровень.
Здороваясь направо и налево, весело болтая,
мы направились вчетвером к студии, расположенной в нижней части города.
По пути Бриджитт без устали рассказывала грязные анекдоты:
"Идёт как–то м...к к врачу".
Я владел английским ровно настолько, чтобы хихикать вовремя.

В студии моему хорошему настроению нанесли серьёзный удар.
Бриджитт попыталась спросить в микрофон "Are You Man Enough?".
У меня — ого–го! — мороз по коже прошёл.
Её голос был так же тяжёл и холоден, как и цвет волос.
"Ой–ой–ой, — думал я. — Ничего себе!"
Такова уж была Бриджитт,
что после съёмок фильма и пения бодрым галопом помчалась дальше.

Ближе к вечеру Слай Сталлоне давал огромную пресс–конференцию в отеле "Беверли–Хиллз".
Он продал права на свои фильмы большой компании видеопроката и загрёб много миллионов.
Бриджитт, Келли, Фридерик и я сидели за большим круглым празднично убранным столом с видом на пока ещё пустующую сцену.

Вокруг нас было ещё полторы сотни журналистов.
Дверь отворилась и выплюнула в зал несколько полицейских.
Потом ещё несколько.
Потом фалангу людей в лаковых ботинках и смокингах.

В конце концов появился сам Рембо в костюме,
сшитом специально для такого случая, с галстуком–бабочкой, шевелюра прилизана назад.
И за ним ещё несколько полицейских.
Так сказать, человеческий сэндвич.

Такого мне ещё ни разу видеть не случалось.
А я, если уж на то пошло?
Кроссовки "Адидас" и спортивные брюки.
Я сам себе казался недочеловеком.
Встретился бы с собой на улице — ни за что бы не поздоровался.
Если бы не Бриджитт, меня ни за что бы не впустили,
даже если бы у меня было приглашение.

Пресс–конференция скоро наскучила фрау Сталлоне.
Тогда как Слай грелся в лучах славы,
она подвинула свой стул поближе ко мне и принялась нашёптывать мне на ухо всякие непристойности:
"Отгадай–ка цвет моих трусиков!"
И то, чего я не знал, и о чем она мне раньше не рассказывала:
её брак бился в последних конвульсиях.

Но меня смутило то, как откровенно и просто она рассказывала:
"Слай вечно меня обманывает... диван... застукала... эта шлюха... даже не потрудилась прикрыться!"

И дальше в таком же темпе:
"Слай и все его частные полёты!... все его траханные приятели... дикие вечеринки... полёты по стране...
Сан–Франциско!"
Она была разочарована и лишь из–за этого баловала себя дорогими игрушками.

А я просто сидел рядом и бормотал: "ох!" и "ух!", –
как вдруг Бриджитт вытащила из сумочки помаду и быстро намалевала что–то у меня на лбу.
Фридерик Габович, увидя это, направил на меня объектив своей камеры.

Я спросил: "Что там написано?"
И Фридерик продиктовал нарочито медленно:
"F–u–c–k–m–e".

Бриджитт отнюдь не понравилась идея с фотографией,
но Фридерик успокоил её: "Не бери в голову, Бриджитт, фотографию я оставлю себе на память!"
Причём фото, разумеется, появилось в следующем выпуске"Браво".

После выступления
— я думаю, Слай устроил его,
чтобы хорошенько заправиться со своими приятелями –
я привёл Бриджитт и Келли в мои апартаменты,
где мы и продолжили нашу вечернюю программу.
Дамы принялись злоупотреблять мной.

Сперва Келли ласкала Бриджитт, потом Бриджитт — меня,
а потом мы трое — друг друга.
Но мой девиз звучит так: никогда не заводи романа ни с какой музыкантшей.

Хотя, прослушав Бриджитт в студии, я понял,
что хорошей певицей ей не быть,
но девиз есть девиз — ни с какой музыкантшей.

Обе дамы расстегнули пояски халатов,
всякие интересные игрушки они принесли заранее.
Могу наверняка сказать одно: я никогда ещё не видел столь красиво сложенных женщин.

Но вместе с тем мне стало страшно.
Ауэ, думал я, если сейчас войдёт этот Рембо,
он снимет с тебя шкуру и пустит её на ботинки!

Я постарался поскорей улизнуть и переждать в баре.
Когда небо воздух снова был чист,
я вернулся в свои апартаменты и несколько часов пролежал без сна.
Меня бросило в жар, когда я лишь пытался представить себе,
что было бы, если...

Следующим же рейсом я улетел из Лос–Анджелеса,
не записав ни одной песни.
А "Are You Man Enough?"
я отдал нашей железобетонной отходоперерабатывающей машине
C.C. Quetsch.