Поцелуй

К празднованию китайского Нового года (ура, товарищи!) предлагаю очень приятный флешмоб: "Поцелуй". До всемирного Дня поцелуя - 6 июля - еще далеко, так что, любуясь из окна заснеженным пейзажем, начнем готовиться Поцелуй может быть первым, десятым, последним, робким, единственным, взасос или слегка касаясь губами - в общем, на усмотрение автора! Мой герой решился на сей героический акт, за что поплатился, но об этом в отрывке ниже.

Последней высветилась неторопливая валлонка, тающим, посторонним взглядом окинула азиатский бамбук (губами я изобразил ругательство), хихикнула, шагнула в лифт; со смертью в сердце – дура-валлонка уничтожила меня окончательно – я поплелся в класс, где к тому времени не осталось никого, кроме опечаленной Анны.
Она стояла у окна – одна; дверь в лабораторию была заперта; входную – оглядев пустой коридор – она замкнула на звучно щелкнувший шпингалет; подумала и – новый щелчок, куда громогласней первого, заставил нас вжать головы в плечи – Анна выдернула шпингалет из гнезда и водворила на прежнее место. Сердитым шепотом – так оглушил щелчок – до иерихонской трубы в опустевшей аудитории – бросила: что ты стоишь, садись, – и сама выбрала место – напротив кафедры. Усаживаясь рядом, я уловил непроизвольное движение худенького плеча, – словно я был из хрусталя, как ее треснувшая призма, – или чем-то крепко и неприятно измаран.
«Меня к главкуратору вызывали», – сказала она.
«И что?»
«Интересовались тобой, Филом. Спрашивали, что за дружба у меня такая с мальчиками», – усмехнулась она, но в глаза не глядела.
«Вот и Фил! – вырвалось у меня. Я тут же прикусил язык, но было поздно. – Грозит рассказать о тебе, о нас…»
Она вздохнула и прошлась на излюбленную тему: мол, мы не делаем ничего дурного. Но говорила слабым голосом, утратив мальчишеские переливы, звоночки, и на меня по-прежнему не глядела.
«Он считает, он думает, что мы, что я…»
Господи, неужели я должен говорить ей об э т о м?
«Он решил, что я отношусь к тебе, как к мужчине!» – выпалил я и осторожно скосил глаза: хоть бы помогла бы мне, что ли…  Вскрикнула, ахнула, дала бы понять, что – да, уяснила…  
Она отвернулась, прядь разрозненных мелких волос у виска вздрагивала.
«Анна, – позвал я шепотом. – Ты обиделась?»
Она ниже клонилась и все щипала кончик косы. Умирая от волнения, я повернул ее лицо к своему: «Анна?»
И – растерянность в ее глазах; я держал ее лицо в своих ладонях и не мог выпустить, она смотрела мне в левый глаз, губы с земляничной припухлостью дрогнули; тогда, содрогаясь, не в состоянии себя одолеть, я прижался ртом к ее рту. Сильно толкнув меня в грудь, она отстранилась, вскочила, прижала ладони к щекам: «Уходи».
«Прости, – забормотал я, – я больше не буду…»
«Все, все,  в с е! Уходи!»
И я ушел. У выхода оглянулся – она стояла спиной ко мне, к двери – прямая, вытянутая в струнку спина. Ни взгляда в мою сторону. Я открыл дверь и вышел.