Человек и природа
Автор: КундышВот пришла такая вся красивая Варвара и решила "Давно не запускала флешмобов, сегодня подумала, что надо". Ну вот и что с ней, с такой поделать, а?
- "А!?" - я вас спрашиваю!
А беда в том, что природы-то у меня немало. Есть она, немного, в "Леснике", но более всего её в произведениях... благополучно покоящихся в столе. И это вторая беда. Но придётся страдать, и приведу я, всё же "из стола".
Апрель.
Последний день второго месяца весны.
Как много в этом слове, как велико наполнение, когда ты можешь его вдохнуть, увидеть, попробовать на вкус, ощутить его прикосновение. И не тот городской, пронизанный оттаивающей гарью, вытекающим рассолом и песком городской апрель! Нет. А тот апрель, что стоит за городской окружной дорогой, тот что скрывается за поворотом проселка. За могучим дубом в лесной чаще.
Но рискнет ли городской житель променять теплый угол чугунной батареи на непредсказуемость весенней погоды далёкого леса, пробирающей холодом, стоит лишь отойти в тень с солнечной полянки? Рискнет ли на несколько часов выйти за порог? «Пропустишь первую весеннюю трель соловья, пропустишь всю весну!»
Апрель! Тот прекрасный и короткий миг, когда снег еще сердито выглядывает, пусть только лишь из ям, тенистых балок и оврагов, да из-под густых еловых лап, что хранят его от теплых солнечных лучей, а палую листву соединяющихся проталин навстречу солнцу уже пробивают веселые петельки ростков первых трав! Эфемероиды. Так их обзовет ботаник, придя в такую пору лесной тропой. Листочки сныти, ветреницы, пролески, еще собранные плотными комочками почки медуницы, скрученные плотной рулеткой вайи орляка. Набухающие почки липовых кустов, пылящие сережки орешника. Неповторимый запах нагретой солнцем прошлогодней листвы, влажной земли, запах бегущего по сосудам берез сока, капельки которого иногда срываются с поломанных снежной зимой веток, падая за шиворот, тонкий, еле слышный аромат первых цветков хохлатки и гусиного лука. Гудение первых сонных шмелей у цветов, оттаивающие после зимы бабочки, греющиеся на теплых солнечных пеньках клопы-пожарники, отогревающиеся на своих кучах муравьи, порой сердито взирающие на свои разворошенные медведем жилища. Щебетание птиц, переживших лютую зиму, перестук пестрого дятла, лакомящегося кленовым соком, крики желны, так похожие на писк мягкой детской игрушки. Пройдет неделя и лес наполнится медово-восковым ароматом цветущего клена. А через три поднимутся густые заросли лесных трав, распустится листва деревьев, что накроет все своей тенью – в лес придет лето.
Но сейчас… Ранняя весна, и лес прозрачен, ярок, светел.
Липовый весенний лес…
Лишь поступь шагов двоих путников нарушила размеренную жизнь весеннего леса, сосредоточенность лиц их и цепкость взора бросала вызов яркой красоте весеннего дня. Путь лежал на вершину холма, высокого, с лысой вершины, с которой, должно быть, открывался вид на далёкий горизонт, что может пролить хоть каплю света с ними произошедшего.
Их не должно было здесь быть, они понимали это той частью ума, что хранила логичность мышления, но в то же время, увиденное, услышанное безжалостно твердило: «Теперь вы здесь есть. Теперь вам с тем жить».
Они прошли дальше, подминая подошвами мягкую, пружинящую землю, поднимаясь всё выше. А природа вновь обретала покой яркой, чистой и светлой весны. Апреля.
Весна была очень тёплой, необычайно, даже для здешних ранних вёсен, ранней и удивительно быстрой. Снег, ещё вчера лежавший высокими сугробами, стремительно оседал, отдавая накопленную за зиму влагу переполняющейся ею земле. Сочась многочисленными эфемерными родниками, собираясь в лужицы, ручейки, потоки, вода бежала всё дальше, вниз, разъедая оврагами, смывая вспушенную морозами землю туда, где из-под толстого ледяного покрывала пробуждалась река. Вбирая в себя всё больше и больше, копя силы, река наполнялась немыслимой силой, стремилась из берегов, страгивая сковывающий её лёд. И лёд бежит, увлекаемый потоком, торопится, толкается, исторгается торосами, взрезает берега, сдвигает валуны, ломает, выворачивает с корнями деревья.
В этот год весна была ранней и быстрой. Настолько, что, впервые за их бытность здесь, пойма близ жилищ скрылась под полыми водами полностью. Буквально за часы речные воды, полные суровых льдин заполнили русло, а затем, вторя подпирающей приливной волне, выскочили на широкий розлив долины. Острые льдины вспарывали молодые, но уже прочно вцепившиеся в землю ивовые кусты, что кое-где успели отрасти на луговине, ломали, перемалывали заросли рогоза, тростника, и убегали прочь, утягиваемые отходящими водами отлива, уносящим набедокурившие льды в океан. Затем лишь, чтобы четверть дня спустя, всё повторилось вновь.
Быстрой. Превратив луг за окнами в огромное водяное поле, позволив намерзшим на притоках толстым льдам домчаться до самого устья, подарив удовольствие вдоволь налюбоваться бушующей стихией – льдинами, разлапистыми брёвнами и прочим сором, послушать тихий треск, разносящийся по простору.
Любоваться, сидя с чашкой ароматного горячего чая, глядя через почти прозрачное, зеленоватое стекло, согреваемым льющимся от тёплых кирпичей натопленной с вечера печи. Или, стоя на крыльце, как это, зачарованно глядя на краткий миг ледохода, делал Денис.
Негромко хлопнула входная дверь, выпуская ещё одного человека.
– Помнишь, я говорил, что в наших широтах луга – это дитя человека? – Денис, к которому и была обращена фраза, лишь медленно кивнул. – Так вот я соврал. Есть ещё один путь – вот этот. – Карьяльский медленно обвёл ладонью бегущий поток. – Каждый год двигается лед, каждый год поверх прошлогодней травы ложится новый слой песка, глины и ила, отбирая лишь те растения, что готовы первыми застолбить новые пространства, те, что потом не позволят прорасти под своим пологом другим, не позволят пробиться сквозь плотную дернину деревьям и кустам, на долгие годы сохраняя луг лугом, даже когда регулярные половодья сойдут на нет.
– Как тут, – через долгую паузу, заполненную шуршанием и гулом льдин и легким шелестом ветра среди безлистных ветвей, добавил он. – И именно поэтому мы и валили липы, а не пахали такую манящую полянку.
– Да? А вдоль реки-то деревца растут, – скептически хмыкнул собеседник, и именно в тот момент, одна из могучих ив, стоящих внизу, подрезанная острыми ледовыми кромками и напором, накренилась, легла на лёд и, неторопливо поворачиваясь, отправилась к морю.
Ладно, хватит, наверно пока. Таких природных у меня получилось крайне много. И у меня, отчего-то, нет полной уверенности, что это хорошо...
