Субботний отрывок

К продолжающемуся флэшмобу от Марики Вайд. Из впроцессника. Самое свежее.

Осторожно, на всякий случай придерживая штаны, Родри полез вверх по красно-бурому, покрытому редкими кустиками «вонючки» – так он стал называть про себя сероватые упругие растеньица с пряным запахом, – склону высокого холма. Жара между тем и не думала спадать – наоборот, она сделалась только сильнее. Но теперь Родри ее уже не боялся: ведь за его спиной, совсем рядом, была спасительная роща. И даже висевшее над головой раскаленное солнце скорее радовало его, чем пугало: солнце высоко – значит, до заката еще далеко, значит, есть еще время!

Ближе к вершине холма на Родри повеяло ветром. Легче, правда, от того не стало: ветер оказался на удивление горячим, словно дул из исполинской печи. К тому же он еще и нес Родри прямо в лицо мелкие обломки травинок и песчаную пыль.

Зато вся местность отсюда оказалась как на ладони. Жмурясь и от яркого солнечного света, и от летящих в глаза соринок, Родри с надеждой огляделся по сторонам – и вдруг возликовал. Нет, города он так пока и не отыскал. Но увидел хотя бы дорогу. Узкая, извилистая колея начиналась где-то возле дальнего края той самой рощи и, петляя по лощинам, уходила в полуденную сторону, навстречу никак не унимавшемуся ветру. И, самое главное, по этой дороге в сторону рощи двигалась повозка!

– Эге-гей! – радостно закричал Родри и, воспрянув духом, помчался вниз по склону к дороге – кратчайшим путем, повозке наперерез! Впереди его подстерегали заросли кустарников – высокие, густые, может быть, еще и колючие – но какое сейчас ему было дело до таких пустяков!

В заросли Родри вломился, как испуганный крупный зверь: с шумом и треском, ломая кусты, круша всё на своем пути. И почти сразу же беспомощно остановился. Проклятые штаны, сразу в нескольких местах зацепившись за корявые ветки, снова сползли! Мало того, вроде бы совсем не колючие кусты жестоко исцарапали ему так некстати оголившиеся ноги.

Сначала Родри от души выругался. Затем наклонился, подтягивая в очередной раз подведшие его штаны. И вдруг ошарашенно замер.

Совсем рядом, шагах в двух, с прогалины между кустами пялился на него темными провалами глазниц человеческий череп. Рядом с черепом валялось несколько крупных выбеленных солнцем костей.

– Ого... – пробормотал Родри.

Вообще-то с покойниками он сталкивался за свою жизнь не раз. Случалось, даже проворачивал на похоронах и поминках всяческие делишки – не то чтобы веселые, но, по крайней мере, доходные. И все-таки сейчас ему сделалось не по себе. Ослепительно-белые кости на темной, усыпанной почерневшими веточками, словно обугленной земле выглядели поистине зловеще, и, в довершение всего, на них отчетливо виднелись следы зубов. Кто-то явно основательно поработал над останками, обглодал их. «Лев! – с ужасом подумал Родри. – Или гиена!» Ноги у него ослабли, к горлу подкатил липкий страх. Все мысли о дороге, о повозке, даже о городе вылетели из его головы. Теперь там вертелось лишь одно: «Прочь! Скорее прочь отсюда!» 

Пошатываясь, Родри сделал короткий, неуверенный шаг – и вдруг как завороженный, вопреки собственной воле, двинулся прямиком к прогалине. Так и пребывая в этом странном, помраченном состоянии духа, он медленно опустился на колени перед жуткой находкой, дрожащими руками приподнял череп и замер, напряженно всматриваясь в борозды и трещины на гладкой кости – несомненные отметины клыков огромного зверя.

– Бедняга... – запинаясь, пробормотал Родри. – Не хотел бы я себе такого конца!

Словно услышав его слова, разом стих ветер. Тотчас же где-то вдалеке тревожно вскрикнула птица. А и без того перепуганный Родри совсем потерял самообладание.

– О святой Петрок Ланнведхенекский! О могущественный Араун Аннонский! – жалобно воскликнул он дрожащим голосом. – Смилуйтесь надо мной, пощадите!

Новый порыв ветра налетел на склон холма, ворвался на прогалину, погнал по земле сухие, полуистлевшие листья. А Родри, немного опомнившись, опустил наконец череп на землю – на то самое место, где он лежал прежде.

– Я пойду отсюда, ладно?.. – неуверенно произнес он, обращаясь не то к христианскому святому Петроку, не то к королю потустороннего мира Арауну, не то к самому черепу. Но как бы то ни было, а ответом ему было молчание.

– Ну я пошел... – повторил Родри, осторожно поднимаясь с колен. И тут прямо возле его ног слабо блеснула красная медь.

Вздрогнув, Родри замер. Затем его рука непроизвольно потянулась к валявшейся на земле загадочной медной штуковине. А еще через мгновение Родри поднес к глазам позеленевший с одного боку похожий на монету кружок с двумя кривыми прорезями посередине.

Первое, что испытал Родри, рассмотрев находку, было разочарование. Медяшка если и походила на монету, то лишь на самый беглый взгляд. На ней не оказалось ни лица императора, ни орла, ни всадника с копьем, ни даже какой-нибудь надписи – ничего, только две вытянутые изогнутые дырки! А монет с дырками Родри не просто не видывал – прежде он даже никогда не слышал о таких. Однако и украшением кружок тоже определенно не был: слишком уж простеньким и невзрачным он выглядел.

Выбросить находку Родри, однако, не решился. Более того, он не смог бы, пожалуй, даже помыслить о чем-либо подобном. С самого начала у него не возникало сомнений: медный кружок достался ему неспроста. Это был чей-то дар – может быть, святого Петрока, может быть, Арауна, но скорее всего – какой-то здешней, незнакомой ему, но тоже могущественной силы. И, разумеется, гневить эту силу черной неблагодарностью не следовало.

Так что раздумывать Родри не стал. Первым делом он вновь опустился перед черепом на колени. Затем, поколебавшись, откусил от пальца заусенец и размазал выступившую капельку крови по белой голой кости.

Обряд этот Родри придумал на ходу. Была ли такая жертва верной, он не имел ни малейшего представления, но ничего другого предложить неведомому божеству сейчас не мог. Затем, немного поколебавшись, Родри на всякий случай пробормотал «отче наш» и перекрестился. Ходили слухи, что молитвы Йеси Кристу действенны во всех римских землях.

Исполнив все пришедшие в голову обряды, Родри не то чтобы совсем успокоился, но определенно почувствовал себя увереннее. С чувством исполненного долга он поднялся с колен, а затем ощупал опоясывавшую его веревку и, уверившись в ее надежности, двинулся в путь. Теперь он уже не ломился напролом, а осторожно раздвигал поросшие мелкими жесткими листочками ветви и старательно протаптывал себе тропинку.

Когда кустарник остался позади, Родри первым делом обеспокоенно поискал глазами дорогу. Та, к его облегчению, никуда не делась – всё так же змеей извивалась по лощине, теряясь среди дальних холмов. Более того, повозка за это время успела добраться до рощи и теперь казалась совсем близкой. Родри отчетливо разглядел и впряженного в нее серого ослика, и суетившиеся рядом фигуры людей в длинных пестрых одеждах. А когда Родри спустился пониже и ветер притих, он различил и их голоса – мужской и женский.

Остановившись, Родри прислушался. Люди возле повозки громко переговаривались, но разобрать слов никак не удавалось: то ли расстояние было слишком велико, то ли разговор шел на незнакомом языке. Пришлось пройти еще шагов десять. Слышно стало лучше, но понятнее от этого долетавшая до Родри речь не стала. Тут Родри забеспокоился. Хорошо, если местные жители хотя бы немного владеют латынью, – а если нет? Как тогда напроситься к ним в попутчики? На то, что с этими людьми удастся объясниться по-камбрийски или по-саксонски, он даже и не надеялся.

Выбора, впрочем, у Родри вскоре не осталось. К человеческим голосам внезапно добавился собачий лай. Затем из-под повозки выскочила мелкая рыжая собачонка и, звонко тявкая, устремилась ему навстречу. Не успел Родри опомниться, как собака завертелась вокруг его ног, а затем напрыгнула на его колени передними лапами и, не переставая отчаянно лаять, самозабвенно завиляла хвостом.

Сначала Родри опешил. А затем облегченно перевел дух. Собачонка оказалась не просто мелкой: судя по всему, это был совсем юный и оттого вполне дружелюбный щенок-подросток. И к Родри его привело вовсе не желание защитить хозяев, а лишь ребяческое любопытство и желание поиграть.

Вскоре, однако, оказалось, что расслабился Родри напрасно. Поразвлекаться с ним решил не только щенок: здешнее божество, по-видимому, тоже пребывало в весьма игривом настроении. Более того, оно-то, должно быть, и подослало к нему эту злополучную животину!

Надо сказать, с возложенном на него божественным поручением щенок справился вполне успешно. Повиляв увешанным сухими колючками хвостиком, посопев и полаяв, он старательно провел лапами по коленкам Родри сверху вниз. И без того державшиеся на честном слове штаны такого обращения с собой не вынесли и в очередной раз сползли, а Родри остался растерянно стоять, спутанный ими, как шкодливая лошадь путами. Щенок же как ни в чем не бывало отскочил назад и, припав на передние лапы, радостно тявкнул.

– Асмун, Асмун! – тотчас же призывно закричала женщина. – Гйид!

А еще через мгновение Родри с ужасом увидел, что одна из фигур отделилась от повозки и направляется прямиком к нему, держа в руке что-то вытянутое и темное, с металлически поблескивающим навершием – явно какое-то оружие. Непроизвольно он сделал шаг назад – и тут же, запутавшись в штанинах, с размаху шлепнулся голым задом на жесткую колючую траву. Тотчас же на Родри, окончательно повалив его на землю, с радостным тявканьем налетел щенок. Первым делом он вцепился зубами в его тунику, а затем, немного потрепав рукав и для острастки порычав, устремился к голове. Не успел Родри опомниться, как щенок навалился ему на грудь, громко фыркнул в лицо и тут же ткнулся в щеку мокрым носом.

– М-м-м... Уйди, собака! – промычал Родри, без особого успеха отбиваясь от щенка одной рукой: вторая у него по-прежнему была занята странной дырявой «монетой». Тот, разумеется, и не думал униматься – хуже того, принялся с упоением вылизывать Родри щеки и подбородок. От щенка пахло неповторимым собачьим запахом – а еще почему-то конским навозом и всё той же травой-вонючкой.

А затем над Родри внезапно нависла тень. Разочарованно тявкнув, щенок взмыл вверх, подхваченный большой мозолистой рукой. Еще через мгновение Родри увидел у себя перед носом остро наточенное, сияющее на солнце лезвие топора. И ни убежать, ни подняться с земли, ни даже отвести топор рукой у него не было ни времени, ни сил. Оставалось лишь одно: плотно зажмуриться, вжаться в горячую, прожаренную солнцем землю и затаить дыхание. Так Родри и поступил.

Лежать, однако, в таком состоянии ему пришлось недолго. Внезапно перед глазами у Родри потемнело: видимо, кто-то наклонился над ним, загородив собою небо. Затем над его головой, где-то совсем рядом, тявкнул давешний щенок. И наконец по его ушам со всей мочи ударил громовой голос:

– Эй, парень! Долго будешь так валяться? Испечешься, как яйцо!

Как ни странно, понял Родри всё – до последнего словечка! Потому что говорил обладатель громового голоса все-таки по-латыни – с немного странным произношением, но всяко лучше, чем жители памятного римского города по ту сторону моря. Во-всяком случае, разборчивее уж точно.

Осторожно, стараясь сделать это как можно незаметнее, Родри приоткрыл один глаз. И тут же зажмурил его опять. Очень уж жутким показалось ему увиденное. Над Родри нависало заросшее густой черной бородой загорелое лицо с очень грубыми и жесткими чертами, словно какой-то возомнивший себя резчиком плотник неумело вырубил его из темной тисовой древесины. Более того, плотник этот, видимо, пару раз промахнулся, потому что через лоб и левую скулу бородача тянулись два шрама жутковатого вида. В придачу ко всему, словно в подтверждение этих нелепых мыслей, Родри углядел краем глаза возле самой своей щеки уже знакомое лезвие топора.

– Давай подымайся! – распорядился между тем бородач – Один такой уже довалялся: еле живой лежит.

Родри встрепенулся. Нелепая надежда вспыхнула в его голове: вдруг «один такой» – это кто-нибудь с «Дон»! Позабыв обо всем, он разом распахнул глаза и, опершись на локти, приподнялся.

– То-то же! – осклабился бородач. – Вставай, вставай!

А затем, хмыкнув, добавил:

– Только срам сперва прикрой – а то мне перед женой неловко!

 

* * *

 

Оставшийся путь до повозки Родри проделал куда быстрее, чем ожидал. Ну так еще бы он не ускорился, если веревка, поддерживавшая его штаны, была теперь крепко-накрепко завязана! Выручил его новый знакомый – тот самый местный житель, который поначалу так сильно его напугал.

Впрочем, испугаться этого человека и вправду было немудрено. Высоченного роста – чуть ли не на голову выше Родри, – заросший густой бородой, с гребнем жестких черных волос между начисто выбритыми висками, с двумя жуткими шрамами на лице, на первый взгляд он казался самым что ни на есть отъявленным разбойником наподобие какого-нибудь дикого пикта с северного побережья Фортриу. Правда, одет он был не в подобающую пикту рубаху до колен, а в длиннополый, лишь немного не доходивший до земли голубовато-серый балахон с откинутым на спину остроконечным капюшоном. Не было у него и обычных для пиктов татуировок – по крайней мере, на лице.

Тем не менее, несмотря на грозную внешность, верзила оказался человеком вполне миролюбивым. Родри уверился в этом очень быстро: достаточно было увидеть добродушную улыбку, с которой тот наблюдал за ластившимся к нему щенком. Даже когда неугомонный звереныш, рыча и потявкивая, вцепился зубами в полу его длинного одеяния, верзила не оттолкнул его и не погнал прочь, а лишь весело расхохотался.

Вскоре Родри получил возможность убедиться, что добросердечие нового знакомого распространялось не только на бессловесных животин, но и на людей. Произошло это сразу же, как только Родри поднялся на ноги и с горем пополам закрепил на поясе штаны.

– Что стоишь? – тотчас же прогудел верзила. – Веревку завязывай, да и пошли!

– Не могу я... – неуверенно промямлил Родри в ответ. Как объяснить человеку, незнакомому с бриттскими обычаями, что́ такое танэд, он не представлял себе совершенно. По правде сказать, смысл гаэльских гейсов и бриттских танэдов с трудом понимали даже саксы – так что уж было ждать от жителя далекой страны!