Переводы и истолкования иностранной поэзии. Роберт Фрост

Автор: Ребекка Попова

По мотивам недавнего обсуждения в блоге Ирины Седовой,  где ТС  озвучила довольно известную мысль, что автор перевода

 стоит между Сциллой и Харибдой, то есть между максимально точной передачей смысла и классическими рифмами. Приходится подбирать что-то хотя бы более-менее созвучное, чтобы текст можно было бы спеть под музыку оригинала.

Вообще-то пост я планирую написать об одном стихотворении Роберта Фроста, но для завтраки расскажу сначала историю, произошедшую на просторах АТ.

Ольга Михайлова как-то раз  опубликовала свой перевод стихотворения Артюра Рембо под названием "Богема" ( Ma Bohème )  Сонет. Из Рембо

Когда я это увидела, то у меня в мозгу что-то щелкнуло и я вспомнила, что мы обсуждали этот стих с моим американским приятелем, пишущим стихи  (оригинальный язык которого - испанский).

Я стала искать в нашей переписке особо  понравившуюся ему строчку,  и это оказалась вторая строчка исходника

Mon paletot aussi devenait idéal

В переводе Иннокентия Анненского первые две строчки звучат так:

Не властен более подошвы истоптать,
В пальто, которое достигло идеала

Я решила полюбоваться этой строчке в русском переводе Ольги. И каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что  в своей интерпретации Ольга вообще "достижение идеала" исключила, так пересказав смысл первого четверостишия своими словами:

Замерзшие пальцы грея в карманах дырявых

Протертых штанов, в пальтишке нелепом...

Почему такой важной кажется моему другу именно эта вторая строчка про пальто  (всего в исходнике аж целых 14 строк)?

Вот примерный перевод его истолкования смысла этого самого "ставшим идеальным пальто": (Mon paletot aussi devenait idéal):

С одной стороны,  ГГ находится в поиске неких неосязаемых вещей, но в то же время  прочно стоит на земле - про это ему напоминает его материальное ..."облачение". Словом, он не может отрицать свою двойственную природу. И квинтэссенция вот этого всего - как раз вторая строчка про пальто, которое "сделалось идеальным".


Ну, а теперь - к Роберту Фросту.

Здесь у нас все попроще, поскольку исходник английский, который многие более или менее знают. Да и насколько я понимаю, у меня примерно половина френд ленты балуются переводами с иностранных языков.

Речь идет о стихотворении  «Into my own»  - собственно говоря, вот тут по ссылке и исходник, и куча русских переводов.

https://stihi.ru/2011/02/13/11


One of my wishes is that those dark trees,
So old and firm they scarcely show the breeze,
Were not, as 'twere, the merest mask of gloom,
But stretched away unto the edge of doom.

I should not be withheld but that some day
into their vastness I should steal away,
Fearless of ever finding open land,
or highway where the slow wheel pours the sand.

I do not see why I should e'er turn back,
Or those should not set forth upon my track
To overtake me, who should miss me here
And long to know if still I held them dear.

They would not find me changed from him they knew--
Only more sure of all I thought was true.

Конечно, первым делом я посмотрела  автоматический перевод.

У меня возникло несколько возможных теорий по поводу того, что могло бы означать  «edge of doom” (край погибели?) в конце первого четверостишия.

Проблема тут в том, что Фрост изъясняется  иносказательно, поэтому это именно тот случай, когда читателю трудно уловить  смысл, если он  видит перед собой лишь буквальный перевод.

Довольно мрачная версия  состоит в том, что речь тут идет о смерти, и созерцание тоже вполне могло быть уподоблено смерти. 

Но вот что казалось мне непонятным в этом случае.  Обычно  - например, в сонетах Шекспира - последние две строки перекликаются с началом стихотворения и как бы являются его логическим завершением. Однако в этом стихотворении Фроста -и именно это показалось мне необычным - в третьем четверостишии  предмет разговора совершенно меняется, и последние две строки относятся не к началу стихотворения, а именно к третьему четверостишию. То есть  в этом случае третье четверостишие и последние две строчки не вполне согласовывались бы со смыслом стихотворения и стояли бы  особняком. 

В  третьем четверостишии мне не вполне понятно, кто такие те, кто будут героя  overtake ( "догонять") -это просто его близкие или это его последователи, поклонники, или кто-то более обобщенный и метафорический?  И будут ли они его догонять на его пути к смерти или на каком-то другом пути - например, на пути познания?

Вторая версия - речь все же идет о погружении поэта в себя.

Если мы примем гипотезу, что стихотворение полностью посвящено духовному поиску поэта, мыслителя, а не банальной человеческой смерти, то тогда оно становится гораздо более логичным, и в этом случае  третье четверостишие и последние две строки будут не стоять особняком,  а являть собой логическое завершение всего стихотворения.  Да и, в общем, тогда название стихотворения - «Into my own» - получало бы вполне понятное объяснение, ведь  речь в нем идет о том, что поэт собирается погрузиться в себя...  И надеется, что истинные поклонники выдержат его отсутствие и поймут его.

Есть еще вариант не особо вдаваться в подробности и воспринимать  "невзгоды" в некоем общем смысле.  Тогда можно предположить, что после первого четверостишия, в котором автор высказывает  свои мысли  о собственном далеком будущем, он делает паузу и меняет тему разговора, начиная во втором четверостишии говорить о  предстоящем аллегорическом движении в сторону «открытой земли», не связанное с упомянутым в первом четверостишии «краем гибели».

+92
371

0 комментариев, по

6 622 59 1 165
Наверх Вниз