Спустя двадцать лет

Не зря говорят, что в нашем мире все по блату. Именно так Рейн из моих «Черными нитями» получает эпизодические роли во всех книгах. Люблю я его. Потому что он обычный. Просто человек, который попал в сложную ситуацию, сцепил зубы, выбрался. Так что даже в последний книге, «В красный», для него нашлось местечко. Правда к сюжету флэшбэк имеет мало отношения, но... Он же по блату, ему можно)

Рейн ненавидел революционеров, и это было мнение того, кто двадцать лет назад устроил революцию. Оказалось, когда стоишь у власти, все видится с другой стороны. Раньше борцам с Ири, сражающимся за независимость острова, он сочувствовал. Сейчас — видел угрозу: сепарация означала минус пять миллионов человек, тысячи гектаров урожайных полей и семьдесят процентов поставок древесины.

Открылась дверь зала. Голос секретаря ударился о высокие мраморные потолки и перешел в эхо:

— Кир Л-Арджан, к вам Киро и Лито.

Выступив за равенство, ирийцы-революционеры отказывались от принятого обращения «кир» и от фамилий, и называя их по именам, секретарь показывал уважение, однако сейчас это прозвучало так, словно он говорил о мальчишках, пожаловавших в кабинет отца. Впрочем, на мальчишек пришедшие не походили: слишком высокие, слишком крепко сложенные, со слишком большим количеством ожогов и шрамов на лице и руках. Хотя не нужно было их видеть, чтобы знать, на что они способны — вместе с Рейном Киро участвовал в революции, а его сын Лито буйным характером пошел в отца и даже обогнал его.

— Постарел, — протянул Киро, садясь за другой конец стола — слишком далеко для разговора не на повышенных тонах, — потолстел. Предал былые интересы.

Без разбега — сразу прыжок. Хорошо. Борьбу за независимость Ири Киро вел уже двадцать лет, но за это время Рейн не встречался с ним лицом к лицу — его оказалось недостаточно, чтобы забыть, как разговаривать с ирийцем.

— Да. Отменив грабительский хлебный закон — предал. Смягчив трудовое законодательство — предал еще раз. Дав вам двадцать пять процентов мест в Народном собрании — предал окончательно. Знаешь, Киро, я старался. Я шел навстречу, пока не понял, что вам не самоуправление нужно — вам сама идея борьбы нравится. Даже с таким расчетом я бы искал компромисс, но вы начали брать пленных и пытать их. Кое-кто дорогой мне оказался среди них. Выдать его вы отказались, поэтому время дипломатии прошло.

Киро не перебивал. Тоже постарел. Раньше он бы и слушать не стал — оборвал, обругал, проклял и сжег.

— Как будто вы не берете пленников, — рявкнул Лито. — Точно, не берете. Вы казните на месте.

Киро исподлобья посмотрел на сына, и тот замолчал, но плотно сжатые губы указывали, сколько брани он пытается удержать.

— Кто? — спросил старший ириец, постукивая пальцами по столу.

— Сын.

Этот паскудник всегда лез куда не надо. В тринадцать он бунтовал и едва не сбежал с добровольцами, записавшимися в ирийский освободительный корпус. В семнадцать — уже пересмотрел взгляды и улизнул с солдатами, сражающимися против революционеров. Злость нашептывала, что так ему и надо — может, выучит урок, но надолго ее не хватало, и от того, чтобы направить на Ири все войска, останавливало уже немногое.

— Жаль, — Киро равнодушно пожал плечами. — Мой брат умер за ту революцию, а твой сын умрет за эту. Какие шутки выдает жизнь.

Не забыв старых привычек, Рейн всегда носил с собой револьвер, да и за дверью ждала охрана. Что угодно можно было придумать, чтобы вышибить из Киро его дурные мозги, но такого желания не возникло. Это были старые счеты, дополненные новыми, — для финальных подсчетов они сойдутся вдвоем и без оружия.

Может быть, он и правда изменил тем идеям, за которые боролся двадцать лет назад. Но в огне Кирия горела достаточно, и теперь от него требовалось защитить покой в государстве и семье. Если цена этого — свобода одного острова, ее он заплатит.