Из старых черновиков. Письмо внуку.

С этого письма начинается мой первый любовный роман, который так и не завершён. Я ведь из тех, которые считают, что для написания настоящих любовных автор должен быть влюблен Может в этом я и не прав, конечно.

Рабочее названия произведения "Любовь По Цельсию".

"Здравствуй, дорогой Рикки. Это твой непутевый дед, который вечно так сильно тебя бесит своим поведением. У меня всё хорошо. Ты зря волнуешься обо мне. Я тебе скажу, когда тебе восемьдесят один, у тебя гораздо меньше сил на самоубийственные поступки, которые ты мог проворачивать в семнадцать. Или в семьдесят. Так что, да. Ты зря тревожишься. Увы, мне нынче немного сложно быть экстрималом.

Но ведь ты понимаешь, что я пишу тебе не для того, чтобы рассказать о том, насколько я стар и слаб. Когда я получил твоё прошлое письмо мне стало немного грустно, потому как я, на самом деле, хотел тебя обрадовать. Честно. Когда я написал тебе о том, что я влюбился, это была радостная новость, а не моё очередное старческое самодуоство. Да, Рикки, я знаю, что ты считаешь большинство моих поступков старческим самодурством. И да, Рикки, я всё это делаю специально. Потому, что мне нравится тебя злить. Ты похож на ребёнка, когда злишься. А ребёнком ты был очень милым.

Но в этот раз всё серьёзно. Тебе пишет не старый идиот, который лает на полицейскую собаку сидя в твоей машине. Тебе пишет мужчина восьмидесяти одного года, который будучи ребёнком воровал чтобы не попрашайничать, который ненавидел мир, который в шестнадцать лет влюбился в одну белокурую девочку и простил весь этот мир в одном человеке, в одной девочке, человек, который прошёл пекло и ад гражданской войны и выжил исключительно для того, чтобы вернуться к той белокурой девочке, которой дал обещание. К твоей бабушке, Рикки.

Мы, мужчины, почему-то мало говорим о любви. Как будто это имеет к нам мало отношений. Как будто для нас это имеет мало значения. А нам, ирладнцам, чуть ли не вовсе чужды такие разговоры. Но я стар, мне восемьдесят один год, я лаю на полицейскую собаку, я ворую из супермаркета лаки для маникюра, я танцую около уличных музыкантов, даже если они и не играют и спустя тридцать лет мрака и отсутствия надежд я наконец-то влюбился. Так что, мой дорогой Рикки, не удивляйся, что я хочу поговорить о любви. Мне можно. Я уже не настолько ирландец, а следовательно и не настолько мужчина.

Когда тридцать лет назад не стало твоей бабушки мир умер. Умер Бог, умерли все ангелы со всеми своими святыми свитами. Я хотел, чтобы умерли все звери и люди, включая твоего отца, мать и тебя самого. У меня отняли моё всё, и я хотел, чтобы его отняли и у всех.

Чтобы окончательно отпустить твою бабушку и помириться с миром у меня ушло пятнадцать лет. В один момент своей жизни я понял, что да, мне одиноко, грустно и больно без твоей бабушки, но ещё у меня появилось желание улыбаться. Я хотел улыбаться, смеяться и радоваться искренне, и начал вести себя так, как ты знаешь. Я не слабоумный, мой дорогой. Просто мне стало плевать на мир. Я хочу веселья.

Девяносто три дня назад я встретил Кэтрин Ди'Анджелис. Я люблю эту женщину, Рикки. И да, я считаю каждый день знакомства с ней. В ней нет ничего общего с твоей бабушкой, но с ней я ощущаю именно тот прилив сил, то желание петь похабные песни во весь голос, желание смеяться до слёз и жить. Именно это я ощущал с твоей бабушкой, когда мне было шестнадцать лет.

И одновременно всё по-другому, Рикки. Всё похоже один в один, но по-другому. Ты меня понимаешь? Это как если начать пользоваться шкалой Цельсия, хотя ты всю жизнь пользовался Фаренгейтом. Всё как было, но одновременно и всё иначе.

Я не жду, что ты сможешь полностью понять такого старого дурака, как я, но я жду, что ты примешь к сведению всё, о чём я написал. Я хочу ещё многое тебе рассказать, написать, нарисовать, показать, пропеть, но я понимаю, что такие порывы характерны для всех влюблённых подростков.

Как бы там ни было, у меня имеется ещё одна радостная новость. Я же не могу написать письмо любимому внуку без радостной новости, верно? И не вороти нос и не закатывай глаза! Новость по-настоящему радостная, и особенно для тебя! Так вот, я становлюсь адекватным. Прямо вот беру и  становлюсь. Больше никаких краж лаков, драк с собаками, никаких электронных писем твоим бывшим девушкам и тому подобного. В моей жизни появилась большая радость и другого мне не нужно. Правда письма тебе я буду писать исключительно от руки и отправлять исключительно же через почту. Этого у меня никто не отнимет. С этим смирись навсегда.

Твой любящий, любимый и влюблённый дед Патрик Девлин".