Субботний отрывок, впервые в апреле!
Автор: Юлия ОлейникСегодня из недавно завершённого "Рефугиума"
Отъехав метров на сто пятьдесят, Егор заглушил двигатель и вылез наружу.
— Дальше не поедем, нужно, чтобы станция была в пределах видимости. Можете снимать окрестности, но далеко не забредайте. Зверьё так и рыщет.
Герман тоже вылез, поправил очки и скомандовал Максу:
— Давай общий вид и панорамки, я пока гляну, что тут интересного поблизости.
Пока оператор с инженером копошились в своей технике, Герман огляделся и вынул бинокль. Через секунду он подошёл к Егору и сунул оптику ему.
— Посмотри вон там, где валуны. Там что-то лежит.
Егор прижал к глазам бинокль.
— Белый медведь. Похоже, мёртвый. Здоровая туша.
— Так близко к лагерю?
— Им здесь в последнее время как мёдом намазано. И медведи, и песцы, и птицы. Все около станции трутся, хотя Барнев строго-настрого запретил Диане выкидывать объедки за территорию.
— А этот медведь? Может, он раненый?
— Хочешь проверить пойти? Ты, Герман, не знаешь, что такое раненый медведь. Он от боли может быть шалый, задерёт, пикнуть не успеешь. Хотя я думаю, что он сдох. Наши последнее время не стреляли, а задрать его мог только другой медведь или морж. Но рёва тоже никто не слышал.
— Пошли глянем. У тебя же ружьё.
Егор посмотрел на Германа как на слабоумного.
— Это белый медведь! Что там смотреть?
— Тарас, Макс, вы коптер взяли? — Герман повернулся к подошедшим коллегам.
— Нафига? — пожал плечами Макс. — Мы ж поехали просто окрестности поснимать, а Барнев запретил коптеры из-за этого вояки с фургоном. И ты подтвердил. Тебе коптер за каким хреном? Тут пустыня.
— Ч-чёрт... Ладно, была-не была, пошли.
— Куда?! — почти заорал Егор. — Тушу медведя снимать? Да на кой хрен она вам сдалась?
Но видя, что перевес не на его стороне, взял ружьё и ракетницу из вездехода и пробурчал:
— Молитесь, чтобы он дохлый был.
Макс с Тарасом возбуждённо переговаривались, обсуждая, как лучше снять тушу медведя. В сценарии этого не было, но и вся экспедиция в Арктику изначально уже пошла не по сценарию.
* * *
Труп медведя лежал грязно-белой тушей на покрытой мелкими цветочками промёрзшей земле. Шея зверя была странно вытянута, лапы раскиданы, но нигде не было видно следов крови, словно хищник просто обессилел и прилёг. Глаза его были закрыты, ран или повреждений на шкуре заметно не было. Мух, вечных спутников падали, слава богу, в Арктике не водилось и медведь мог бы сойти за уснувшего, если бы не неестественная поза.
— Он сдох от голода? — спросил Макс, осторожно ведя панораму по громадной туше.
— Непохоже. — Егор присел на корточки рядом с медведем. — Он упитанный, шуба хорошая, лапы мощные. Близко не подходите! Может, он больной был, инфекции нам на станции не хватало... Надо Барневу сообщить... Снимите его поподробнее, для отчёта, только совсем впритык не подходите.
Герман задумчиво оглядывал труп короля Арктики, как вдруг поднял голову.
— Егор! А что это у него за ушами и вокруг морды, словно его рой пчёл искусал?
Егор слегка наклонился, изучая морду зверя.
— Точно... Будто пчёлы его изжалили. Может, он от болевого шока умер? Такое бывает. Да ну вас! Какие тут пчёлы! Хватит меня путать.
— Bombus glacialis, — Герман скривился в странной усмешке, — ледниковые шмели вашего друга Щербакова.
Егор выпрямился во весь рост и с недоверием посмотрел на журналиста.
— Думаешь, это они? Витольдовы шмели? Закусали белого медведя насмерть? Да ну, бред. Витя сам говорил, шмелей мало, колоний у них кот наплакал...
— А в последнее время они «роятся», сам говорил, — подхватил Герман, — что тоже нехарактерно.
— Смотрите! — Тарас пытался варежкой что-то подобрать с земли. — Это же шмель! Большой полосатый мух! Вот же он, лежит!
На выдубленной от холода земле лежал трупик шмеля — крупного, полосатого, крупнее, чем его сородичи из средней полосы и с пучками красных волосков около задних лапок.
Егор сел на корточки и присмотрелся.
— Да, это витольдовы ребята. Он таких приносил. Но... Заесть полярного медведя, здорового и в полном расцвете сил? Да тут армия шмелей нужна.
— Так это шмели? — вскинул голову Герман.
— Хз, хз... Заберём его с собой, там скажем Барневу и Щербакову. Остальным пока не надо, пусть спецы промеж себя разбираются. Вы ещё что-то снимать будете?
— Пока аккумуляторов хватит. Тарас, ты сколько взял?
— Три набора. По такой холодрыге на двадцать минут каждый. Этот почти сел уже.
— Окей, отснимите всё, что сможете, насколько хватит заряда. Медведя крупно, морду в деталях, общий вид относительно станции и относительно побережья. На сценарий забейте, потом доснимем.
— Говорить что-то будешь?
— Нет. Пока рано и не о чем. Работайте, я пока с Егором побалакаю.
Пока Макс и Тарас снимали тушу медведя во всех ракурсах, Герман подошёл к учёному. Егор задумчиво раздувал щёки, как бы говоря: «Пу-пу-пу...»
— По вашей системе опасностей это ЧП?
— А хер его знает, — честно признался Егор, — с одной стороны медведь мёртв. Опасности нападения на станцию нет. Да даже если бы сунулся, отпугнули бы ракетницей или выстрелами. Но то, что его могли насмерть зажрать эти чёртовы шмели... Это ж насекомые, им пофиг, где летать, они знака «кирпич» не видели. А если в лагерь залетят?
— Макс, сними шмеля ещё! — крикнул Герман и повернулся к Егору. — То есть ты считаешь, что станции что-то угрожает? Нападение роя шмелей? Они ядовиты?
— Да мне почём знать! Вернёмся, пойдём сначала к Щербакову, потом к Барневу. И только так и не иначе. Сергей сгоряча может любые вылазки запретить, а этот сучий Радомазов только рад будет. Нет, сначала к Витольду. Пусть он объясняет, что случилось с его ненаглядными шмелями. Если это, конечно, они.
— А кто?
— Песец в пальто. По виду явно укусы пчёл. Шмели вроде не кусаются. Хотя насчёт этих я бы не обобщал. Кто в Арктике живёт, тот мира не знает...