Чудовищный мезальянс

Лазерный синематограф — удовольствие и без того не дешёвое. Однако цены на рождественский показ выросли ещё в семеро, когда стало известно, что сеанс посетит юная княжна Волконская со своим новоиспечённым женихом.

Так это или не так — простая публика могла лишь догадываться, — в зале ей места не нашлось. Князья, фабриканты-миллионщики, иностранные послы — все они выкладывали баснословные суммы за право увидеть первыми и рассказать другим, какую партию уготовил премьер-министр для своей любимой дочери. Даже сама графиня Аракчеева, презрев здоровый сон и пилюли от подагры, явилась засвидетельствовать почтение «блистательной паре» и благословить «священный союз сердец», который сама же, в узком кругу доверенных лиц, окрестила чудовищным мезальянсом.

Все пейринги «Формулы Распутина» сложились почти сразу и как-то сами собой. Уже потом, но довольно рано, я обнаружил, что почти все они (за очень редким исключением) представляют собой мазальянсы. Причём, что характерно, женщина всегда выше мужчины по социальному статусу. В эту схему укладывается и "детский" дженовый пейринг Сталкер/Ксюша, и, с известными оговорками, пейринг Веник/Ольга. С социальной точки зрения, Веник, конечно, выше Ольги, но ему самому на социальные нормы мягко говоря наплевать, его больше волнует место в научной иерархии. А вот тут уж извините...
Самыми яркими в этом отношении обещают быть два пейринга: основной (но о нем пока помолчим) и пейринг Яша/Кристина. Оба, впрочем, пока в зачаточном состоянии.

Вот я и предлагаю запустить флешмоб на тему мезальянса, если у кого-то есть.

Со свой стороны представлю весьма нехарактерную для романа парочку. А именно Гарик/Улита. Здесь всё наоборот, и создавал-то я этот пейринг как бы в насмешку над самим собой.

С этой-то мыслью Гарик окончательно задремал и провалился в тот же самый сон, но изрядно переиначенный. Будто бы кто-то в лоскуты изорвал новенький плед, а затем неловко сшил заново.

Женечка сидела за партой и как прилежная гимназистка строчила свой донос, а Кристина носилась по небу на метле, поливая тормозной жидкостью несчастного генерала Джунковского. Тот затравленно метался, грозил ей кулаком, в бессильной злобе матерился, но она лишь восторженно визжала, заходя на очередной вираж.

И вдруг в груди похолодело — Гарик с ужасом осознал, что визжит отнюдь не Кристина.

Причиной переполоха, по обыкновению, была Клякса. Она повалила в сугроб какую-то барышню и теперь норовила зализать её до смерти.

— Клякса! Нельзя! — Гарик вскочил, словно ошпаренный. — Ко мне! Фу!

Косматое чудище особым послушанием не отличалось, а тащить за ошейник полцентнера обезумевших от радости мышц — задачка не из лёгких.

— Не бойся, она не укусит! — успокаивал Гарик жертву. — Она просто так знакомится!

— Ты тоже так знакомишься?! — прошипела барышня откуда-то снизу. — Сразу напрыгиваешь?!

Худо-бедно Кляксу удалось утихомирить. Пока Гарик пристёгивал поводок и нахлобучивал намордник, девица так и сидела на снегу, будто щитом прикрываясь корзинкой с какой-то снедью. Её по-детски пухлые щёчки рдели румянцем, глаза, и без того огромные, с перепугу стали размером с блюдце.

— Прости, — Гарик подал девушке руку, — меня, кстати, Игорь зовут.

Помощь она проигнорировала — поднялась сама. Молча и деловито стряхнула снег с одежды, не забывая осуждающе посматривать на виновников происшествия.

Невысокая, в скромном красном берете и курточке на рыбьем меху — Гарик принял бы её за гимназистку, не будь она так вульгарно накрашена.

«Будто доярка на сельской дискотеке, честное слово!»

— Господи Иисусе! Как же от тебя воняет! — вот и лексикон у неё был соответствующий. — Небось, квасил всю ночь?!

Жеманность светских барышень Гарика временами утомляла, но и к такой, поистине народной прямоте, нужно было ещё привыкнуть.

— А что, нельзя? — промямлил Гарик.

— Да хоть сдохни под забором! Мне-то печаль какая? — она подобрала с земли своё лукошко и уже через плечо добавила. — Только зубы перед этим почистить не забудь.

Решительно двинувшись по Столешникову, барышня прошла шагов пять, но вдруг остановилась. Теперь она смотрела на Гарика, будто выбирала новый ридикюль или насадку для пылесоса.

— Между прочим, ты мог бы меня проводить. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

«Вот так сюрприз! Только что нос воротила, и на тебе!»

— Э… Ну ладно. А далеко?

— На Тверскую, тут близко… Понимаешь, я к барыне одной иду, а за мной хмырь какой-то увязался, боюсь, как бы не тот самый, который нам дом поджёг.

Она кивнула в сторону Петровки, и Гарику показалось, что там, меж домами, действительно, мелькнул чей-то кургузый силуэт.

— Так вам дом подожгли?!

— Барыне моей, в Кривоколенном. А ты и не слыхал, поди?!

— Нет…

— Конечно! Если кажный божий день бельмы заливать, конец света пропустишь!

Они уже медленно брели пустынным переулком — сквозь строй маленьких рождественских ёлочек в ажурных кашпо, дежурящих у каждого подъезда. Сверкали гирлянды на проводах, одно за другим зажигались окна, а плетущаяся позади Клякса виновато побрякивала поводком.

О загадочном преследователе Гарик не думал — Клякса, даром, что добродушная, вид имела весьма брутальный. Думал он о том, что порою очень легко заработать дурную репутацию, от которой потом почти невозможно отделаться. Не оправдываться же перед этой простушкой за своё пьянство. Дескать, обычно я пушистый зайчик и только по понедельникам — серый волк.

— Так как звать-то тебя, алконавт?

— Игорь. Я же сказал уже. А тебя?

— Дульсинея.

— Что, правда?! Редкое имя…

— Нет, не правда, — она впервые улыбнулась, — Улита я. Улита Матвеевна Шубина.

— Ты читала Сервантеса?

— Кого?! — Улита покраснела, будто услышала что-то неприличное. — Какого ещё вантуза?!

— Понятно, — Гарик обречённо вздохнул, — а на Тверской у тебя что за дела?

— Жаловаться иду. На барыню свою.

— Другой барыне?

— Ага.

— Наверное, строгая у тебя барыня? Понуканиями достала?

— Наоборот! — Улита встрепенулась, и глаза её зажглись восторженным блеском. — Добрее на всём свете никого не сыскать! Только эта доброта ей боком выходит! Её дом подожгли, а она, как овца стриженная, прости господи! Я ей говорю, чтобы звонила… куда следует, а она всё бубнит, что полиция во всём разберётся. Ага! Как же! Видала я ту полицию! Приехал какой-то очкарик малахольный, сажу с потолку соскрёб, и поминай, как звали!

«Нет, ну форменная доярка!»

— С потолка, — поправил Гарик, — правильно говорить «с потолка», а не с «потолку».

— А ты у нас шибко грамотный?!

Не будь Гарик сонным и пьяным, он нашёлся бы что ответить, но в опустевшей голове гуляли лишь сквозняки, да и то — сплошь всё ленивые и неуклюжие.

Они благополучно миновали памятник генералу Скобелеву, свернули на Тверскую и довольно быстро оказались у дома Кристины Сперанской. Конечно, дом принадлежал не Кристине, а её матери — всесильной княгине Волконской.

Гарика так и подмывало похвастаться своими знакомствами. А вот здесь, мол, живёт моя подружка, та самая, с которой я вчера так удачно квасил. Только хвастаться было без толку. Улита, если и слышала фамилию Волконская, то едва ли представляла, кто это такая.

Скромный такой домишко — всего три этажа, его и особняком-то назвать сложно. Однако, если знаешь, куда смотреть, можно увидеть в окне стройный силуэт хозяйки. Вот и сейчас она там — стоит, дымит своим неизменным «Пегасом».

— Ну всё, я пришла, — Улита остановилась, — спасибо, что проводил.

— Как?! Так ты к этой барыне идёшь?! — ошарашенный Гарик кивнул на то самое окно. — К этой?!

— Ну да. А что?

— А ты знаешь, что к ней министры за полгода очередь занимают?!

— Подумаешь! Зато я ей пирожков напекла! С капустой!

— С капустой?!

— И с яблоками. Только ты это… иди. Не надо, чтобы нас вместе видели.

Впрочем, и с Улитой далеко не все так просто. Но это уже тема для другого флешмоба.