Герои-гении (их есть у меня)
Автор: Анна ВеневитиноваПрисоедтняюсь (https://author.today/post/495493)
Долго искать не пришлось, Макс знал, где она. Укромный уголок в самых недрах физфака, заброшенная курилка — здесь Ольга пряталась от посторонних глаз, когда ей хотелось побыть одной. «Кафедра игры в бисер» — так она называла это местечко, и даже им с Федей рассказала про него не сразу.
Здесь Макс ощущал себя словно в старой профессорской квартире, где неизбывный бардак стыдливо именуют творческим беспорядком, но каждая пылинка несёт на себе отпечаток целой эпохи. Массивный дубовый стол времён Распутина, изрезанный перочинными ножиками вдоль и поперёк, не менее древний диван с потрескавшейся обивкой — сюда, похоже, стаскивали хлам со всего факультета. Но сколько первозданного очарования в этом хламе! Даже современный плакат с портретами членов Патриаршего Совета не казался чужеродным. Здесь, под властью рыжеволосой наяды, в единый эон сплелись все века — и былые, и грядущие.
Сама повелительница уткнулась в блокнот и задумчиво грызла карандаш, слишком буднично для богини, но недосягаемо-возвышенно для смертных.
— Привет, Оль, — Макс аккуратно присел на краешек дивана, — не помешаю?
— Привет… — она вздрогнула, будто бы просыпаясь, — ты привёз расчёты?
— Да… — Макс полез в карман за флешкой, — только здесь не всё… Прости, времени не хватило.
— Бегать по студенткам у него времени хватает… — бросила она в сторону.
Хотелось рухнуть под землю, стать кактусом на подоконнике или фотографией какого-нибудь митрополита с плаката на стене. Макс замер с флешкой в руке, боясь даже шевельнуться.
«Она знает?! Знает, и ей всё равно?!»
— Оль, ну какие ещё студентки?!
— Я должна знать всех твоих студенток?! — она швырнула блокнот на стол. — Ты помнишь, что пресс-конференция уже послезавтра?!
— Помню… Оль…
— А толку?! — она смахнула прядь со лба и забрала флешку. — Ладно, давай. Что там? Сюрпризы есть?
Стало несравнимо легче. Будто бы Макса долго держали под водой, но наконец-то выпустили подышать.
— Ничего нового. Во всей серии экспериментов у нас стабильная недостача по массе. Примерно один процент. Чуть меньше. То есть, на один атом урана получается два атома водорода недостачи. И я ума не приложу, куда они исчезают…
— Два? Ты уверен?
— Точность достаточно высокая. Это важно?
— Не знаю… Может быть…
Ольга вновь задумалась. Всю жизнь можно любоваться, как рождается мысль в этих глубоких тёмных глазах, как мутная неуверенность медленно тончает, и вдруг рвётся в клочья вспышкою озарения. Но сейчас тревоги было куда больше, чем восторгов.
— Оль, может, нам стоит отменить пресс-конференцию?
— С чего бы вдруг?!
— Мы же совершенно не понимаем, что там происходит! У нас есть только численные данные, а толковой концепции, как не было…
— Говори за себя.
— Ты читала рецензию академика Катаева? Он считает, что никакого распада нет, и предлагает свою модель, которая, как мне кажется, имеет право…
— Модель Катаева исключительно умозрительная… — Ольга осеклась и устало отмахнулась, — дедушка старенький, он своё право на ошибку честно заслужил.
— А в себе ты уверена?
— А ты, я вижу, уже не очень?
— Нет, в тебя я не сомневаюсь, но… Я где-нибудь с запятой ошибусь, Федя не ту гайку закрутит, а ты потом выводы делаешь… Может быть, стоит всё ещё раз перепроверить? Пройтись по всей серии экспериментов от начала до конца?
— Знаешь… — Ольга как-то странно улыбнулась и отвела взгляд, — у нас один профессор был… Веневитинов, Дмитрий Александрович… он мне на втором курсе чуть трояк не влепил.
— Тебе?! Трояк?!
— Представь себе. Я его потом чуть ли не до пятого курса ненавидела. Он уже и с физфака ушёл, а я никак уняться не могу… Что же, думаю, со мной творится такое? Потом поняла… Это я не его, я себя ненавидела… за то, что позволила… Он несёт какой-то пафосный вздор про Архимеда и разводной ключ, а я сижу, как дура…
— Погоди, а ты что сдавала-то?! Второй курс?!
— Уравнения Максвелла.
— То есть, ты ему про Максвелла, а он тебе про Архимеда?! Вот ведь… урод! — Макс едва сдержался, чтобы не выругаться по матери. — Ненавижу таких, которые за счёт студенток самоутверждаются!
— Речь не о нём, Макс, речь о тебе, — она вновь смахнула непослушную прядь, — я несколько лет мучилась только из-за того, что один раз за себя не постояла. Экзамен-то я потом пересдала… А тут цена вопроса другая. Сейчас отступим — всю жизнь себе этого не простим. За себя нужно бороться, а вот ты, кажется, уже готов сдаться.
— Не знаю… — Макс угрюмо пожал плечами, — как мне бороться, если я не понимаю ни хрена?! Что там вообще происходит?! Объясни мне! Куда, например, исчезает масса?!
— Масса… Ты сам заговорил про атомы водорода… Думаю, что так оно и есть. Потеряв электроны, они становятся значительно меньше, вот мы и не можем ни удержать их, ни зафиксировать.
— Откуда им там взяться?! Я ведь для сравнения…
Максу казалось, что она бредит. Бредит сумрачно и бессвязно, не заботясь даже о смысле предлогов.
— Но пусть так, — продолжил он, закипая, — пусть мы теряем ядра водорода… протоны, как ты считаешь, но вместе с массой они бы уносили ещё и положительный заряд! Чудовищный заряд! А никакой серьёзной ионизации мы не наблюдаем…
— Не протоны… Ещё Резерфорд предполагал существование нейтральной частицы с массой, равной массе протона… Думаю, что ядра всех элементов устроены одинаково… Протоны и вот эти гипотетические частицы… пускай будут нейтроны… Это же просто.
— Просто?! Ласковый боженька! — Макс не верил своим ушам. — Оль, ты сошла с ума!
— Послушай…
— Нет! Это ты послушай! — он перешёл на крик. — А кто-то ещё обвиняет Катаева в умозрительных построениях! Если ядро не монолитно, если… Там же чудовищный заряд и почти нет массы! Что удержит эти протоны вместе?! Одноимённые заряды отталкиваются! Ты помнишь это?! Нет?! Прав был этот твой… Веневитинов! Электричества ты совсем не знаешь!
— Макс, успокойся.
— Это же чушь! Абсурд! Ну покажи! Покажи, что у тебя там?! — забыв о деликатности, Макс схватил со стола блокнот, но никаких формул в нём не было. — Что это, Оль?!
— Никогда не умела рисовать…
От смущения она даже покраснела. Из блокнота на Макса глазело трое унылых человечков с невероятным количеством длинных рук. Извиваясь подобно гадюкам, руки тянулись к краям страницы, становясь похожими на силовые линии полей из учебника физики.
Точка, точка, два крючочка — так рисуют совсем маленькие дети в дошкольных учреждениях. Внутри похолодело до дрожи — наряду с услышанным, эти каракули выглядели очень тревожным симптомом.
— Что это? — запинаясь повторил Макс.
— Первенцы неба. Гекатонхейры. Сторукие сыновья Урана и Геи, — она тяжело вздохнула, глаза стали чуть влажными, — мне недавно Яша снился… А утром я вспоминала, как в детстве он мне сказки читал… Про золотое руно, про Геракла…
Всегда, когда Ольга рассказывала о старшем брате, она преображалась — становилась мягче и теплее.
— Он тебе пишет?
— Редко… Только одно и было с тех пор… Но хватит об этом, — она мотнула головой, будто бы вытряхивая лишние мысли, — совершенно очевидно, что у греков гекатонхейры являются персонификацией природных сил. Символом первозданной, хтонической мощи. Но тогда почему их трое, а не, скажем четверо, как тех же стихий? Огонь, вода, земля, воздух — что может быть проще?! Нет, их именно трое!
— То есть, ты хочешь сказать…
— Мир не такой, каким кажется, Макс. Почему мы должны верить только в то, что можем потрогать и съесть? Почему мы должны ограничиваться рассмотрением только гравитации и электромагнетизма? Я вспомнила эту сказочку, и меня осенило! Гекатонхейров трое, и фундаментальных взаимодействий тоже три! Это третье как раз и удерживает положительные протоны внутри ядра.
«Когда б вы знали, из какого сора!»
Макс сгорал от стыда. Ещё мгновение назад он судорожно думал, у кого бы проконсультироваться насчёт хорошей и недорогой клиники, а теперь… Кирпич за кирпичиком, посреди пустыни вырастало прекраснейшее из зданий — стройная физическая теория, которая казалась Максу идеальной.
— Природа не терпит изощрённой сложности, — будто читая его мысли, продолжала Ольга, — а все эти модели монолитного ядра, — она скривилась, — сильно напоминают фаршированную рыбу. Готовить долго, а есть нечего.
— Я не удивлюсь, — Макс ещё раз бросил взгляд в блокнот и хмыкнул, — если завтра, здесь же, ты напишешь лагранжиан этого взаимодействия.
— Завтра, боюсь, не успею, — она хмыкнула в ответ, — я в парикмахерскую записалась. Должна же я перед журналистами выглядеть по-человечески.
«Жизнь прошла, Митя, и прошла бездарно. Любовь не сберег… Ни одну, ни другую… Науку забросил и даже в карты играть не научился… Кусок ржавого железа — все, что осталось от твоей любви!»
Появившуюся из-за поворота электричку Веневитинов даже не заметил. С протяжным лязганьем и свистом она уже тормозила у платформы. Ещё мгновение, и она гостеприимно распахнула двери своих вагонов. Добро пожаловать, дескать…
«Что ж… Добро пожаловать в будущее, господин Веневитинов! В будущее, которого у тебя нет!»
Ничего вокруг не замечая, он вихрем ворвался внутрь и тут же угодил в неловкую ситуацию. Час предрассветный, вагон абсолютно пустой, а Веневитинов, словно бы нарочно, уселся напротив единственной пассажирки.
«Ещё решит, чего доброго, что я на неё виды имею…»
Лет двадцати или чуть меньше — как раз тот возраст, когда барышни чрезвычайно мнительны.
Однако пересаживаться было бы ещё бестактнее. К счастью, барышня весьма сосредоточенно изучала какие-то бумаги и на Веневитинова не обратила ни малейшего внимания.
«Должно быть, квартальный отчёт сверяет, — решил он. — Ну и пускай сверяет, не будем ей мешать».
Веневитинов демонстративно отвернулся к окну, достал из сумки планшет, но включить так и не успел.
— Доброе утро, Дмитрий Александрович, — не отрываясь от бумаг, бросила попутчица. — Как поживают ваши рыбки?
— Спасибо… Они вполне в добром здравии, — сконфуженно ответил Веневитинов. — Вы знакомы с моими рыбками?
— О, да! И довольно давно! — с неожиданным ехидством воскликнула барышня. — С тех самых пор, как сдавала вам экзамен по уравнениям Максвелла. Помнится, они у вас неплохо разбирались в этом вопросе.
А ведь что-то знакомое мелькнуло в её чертах почти сразу же: рыжеватые волосы, огромные карие глаза, чуть вздёрнутый носик…
«Сендерихина? — сомнения если и были, то быстро развеялись. — Совсем не изменилась… Сколько ей сейчас? Пожалуй, под тридцать, а кажется даже моложе вчерашней дипломницы Марка».
Не спасали ни английский костюм, ни высокая модельная причёска. Выглядело это так, как если бы барышня-гимназистка заявилась на вечеринку в вечерних туалетах старшей сестры — нелепо, смешно, но и трогательно до слёз.
— Ольга… Борисовна?
— Можно просто Ольга.
— Надо же! — удивился Веневитинов. — Вы сдавали мне экзамен?! А я и не помню такого… Совсем память дырявая стала…
— Третий семестр, электричество, — она засмеялась. — Вы мне тогда чуть трояк не влепили. Ссылаясь, в числе прочего, на авторитет ваших рыбок.
— Правда?! — Веневитинов немного смутился. — У моих рыбок, действительно, широкий кругозор… А это, простите, какой год?
— Январь две тысячи седьмого…
Тяжело вздохнув, Веневитинов отвёл взгляд. Сквозь вязкую пелену предутреннего сумрака в окне мелькали огни Петербурга. Далёкие, тусклые, холодные, они вытянулись причудливою гирляндой и убегали прочь, подобно зыбким образам минувшего.
«Всё-то ты помнишь, Митя… На свою беду».
Две тысячи седьмой… Тот самый год, когда мир вокруг начал стремительно рушиться, пока не рассыпался в прах.
— Как же я вас тогда возненавидела! — с лёгким озорством продолжала Ольга. — Думала, что на всю жизнь… Комплекс отличницы. Всегда первая, и вдруг такой конфуз… А потом, когда вы ушли с факультета, мне даже как-то одиноко стало…
Видимо, следовало сделать изумлённое лицо, нахмуриться или хотя бы поднять бровь, намекая на вопиющую бестактность. Однако Веневитинову отчего-то нравилась такая её прямота.
— В юности почти все ошибки считаешь фатальными, — с улыбкой заметил он. — Но ведь пересдали же потом?
— Пересдала, конечно, — небрежно махнув рукой, она засмеялась. — Только времени на подготовку потратила больше, чем потом на кандидатскую.
Этот звонкий смех хотелось слушать бесконечно — в нём сами собой растворялись невзгоды. Веневитинов уже не вспоминал о проигранных деньгах, не проклинал Крюденера, не злился на судьбу. Всё дурное осталось на заснеженной платформе, вместе с выплюнутым в сугроб окурком.
— Что это у вас? — поинтересовался он, кивнув на распечатку. — Анализируете какие-то данные?
— Да! — Ольга просияла. — Этот эксперимент в корне перевернёт наши представления об устройстве материи! Вы подсказали мне гениальную идею!..
— Я?! Когда?! — удивился Веневитинов. — Неужели на том самом экзамене?!
— Ой, простите, — от смущения она заметно покраснела. — Совсем заработалась… Всю ночь на ногах… Заговариваться стала…
— Жалко, что не я, — Веневитинов изобразил досаду. — А в чём идея?
Ольга долго рылась в карманах полушубка, пока не извлекла оттуда закупоренную пробирку с какой-то прозрачной жидкостью.
— Вот, смотрите, — она протянула пробирку Веневитинову.
— Что это? — изумлённо поинтересовался тот.
— Это вода, — с небрежным торжеством ответила Ольга, — химически чистая дистиллированная вода.
— Самая обыкновенная вода?
— Не совсем, — Ольга выдержала паузу. — Её молярная масса на единицу выше обычной. У неё выше плотность, температура кипения и плавления, но по химическим свойствам это, действительно, самая обыкновенная вода.
— Фантастика, — прошептал Веневитинов. — Ошибки быть не может?
— Ни в коем случае! — отрезала Ольга. — Я десять раз всё перепроверила! Такой воды в природе не очень много, из пятисот литров мне удалось выделить чуть меньше стакана.
— Каким образом? Химические свойства ведь одинаковы…
— Центрифуга.
Веневитинов рассматривал пробирку так бережно, словно бы в ней была не вода, а эликсир бессмертия или жидкое золото алхимиков.
— Это настоящее чудо, — вновь прошептал он, возвращая пробирку. — И как вы объясняете такие аномалии?
— Я с самого начала предполагала, что все атомные ядра устроены однотипно, — начала Ольга издалека. — Но эта концепция сталкивается с, казалось бы, непреодолимым препятствием. Атомные массы химических элементов настолько разнообразны, что привести их к общему знаменателю практически невозможно…
Веневитинов слушал вполуха. Всё, что рассказывала Ольга, не было для него новостью. Ещё лет пятнадцать назад в поле зрения КГБ попал молодой англичанин по имени Артур Макдональд. В одной из оксфордских лабораторий он поставил серию экспериментов, заложивших основу британского ядерного проекта. В частном порядке Веневитинову показывали донесения разведки и даже спрашивали совета. Впрочем, наверняка не только у него. Далеко ли с тех пор продвинулся сэр Артур — этого Веневитинов не знал. Предполагал, что весьма солидно. Однако за Макдональдом стояла система МИ-6 и колоссальные ресурсы…
Нет! Настоящее чудо было не в пробирке! Настоящее чудо сидело сейчас перед Веневитиновым и увлечённо рассуждало о структуре атомного ядра — маленькая девочка, в одиночку, за одну бессонную ночь, совершившая то, на что у системы уходят годы.