Юг, негры, кровососы

Сент-Клер – фамилия бывшего хозяина семьи крепких высоких темнокожих. А – Александр, никаких тайн. Огюст – в честь дедушки, кавалериста «сорвиголов» Расжака, не сдавшихся северянам до последнего. Последним для дедушки Огюста стала оборона Джексонвилля, где его прах упокоился…

Огюсту А. Сент-Клеру хотелось бы думать именно так, но это было неправдой. А лжи самому себе лейтенант 13 участка Ночного города терпеть не мог, что от его «клиентов», что от копов, что от самого себя. 

Дедушку Огюста никто не упокоил. Белые «сорвиголовы», кто в мешках из-под маиса, кто-то в кое-как сколоченных хлипких гробах, добрались до дома. Черные парни в серых мундирах получили свое сполна и такого Огюст А. Сент-Клер не пожелал бы даже врагу. 

Ниггеры, джимми, черномазые, да еще посмевшие воевать с мятежниками против белых. Никто не обманывался, Север шёл на Юг не из-за идей аболиционизма, рабы имелись и у сторонников Линкольна. И дед Огюст взял ружьё, новую соломенную шляпу, старый мундир сына своей хозяйки, погибшего где-то в Вирджинии. И пошёл воевать, ведь обедневшие Сент-Клеры даже не пороли своих рабов, не продавали родившихся детей, а старикам давали свободу, не выгоняя с плантации и не отлучая от стола. 

Деда Огюста подвесили за ребро на мясницкий крюк, закрепленный на телеграфном столбе. Раздробили суставы, выломали рёбра, разрезали брюшину и, обмотав сухостоем, политым керосином, подожгли. Семье об этом рассказал самый младший Сент-Клер, вернувшийся из Джексонвилля на одной ноге и с одной рукой. Той самой рукой Андре подписал освобождения всем темнокожим крохотной плантации и куска старых лесов, чья древесина их кормила. 

Половина ушла, половина осталась и с того вечера, со скрипящего пера под свежей дранкой навеса у веранды Сент-Клеров, началась новая жизнь. И не сказать, что она оказалась волшебной. 

Луизиана, страна несбывше           йся французской мечты, акр за акром, пойма за поймой, зеленела и наливалась соками. Залив делал её теплой, тростник рос ввысь, но на плантации Сент-Клеров в основном сажали кукурузу. Маисовая мука, возможно, не такая вкусная как из зерна, но к ней пришлось привыкнуть даже белым Сент-Клерам. Но по праздникам здесь пекли настоящие торты, белые и пышные, с бисквитами, пропитанными сладким густым кремом на собственном роме. 

Главное достояние Сент-Клеров – деревья. Деревья, растущие над узкими протоками и между черно-непроглядных пятен великих болот. Деревья, старые и уставшие, усеянные длинными бородами испанского мха. Деревья, из века в век умирающие единственным способом – падая и засыпая под темной болотной водой. 

Стволы, пропитавшиеся её густой жижей, считались мореными и продавались на вес. Мебель из такой древесины делалась в Орлеане креолами, прячущими от всех секреты, привезенные краснодеревщиками из Франции, полтора века назад сожравшей себя, короля, дворян и множество секретов. Включая секреты завитушек рококо, полировки до зеркального блеска и плавных изгибов спинок, боковин и даже самих мебельных основ. 

Огюст Сент-Клер, весь в деда, огромный, сильный и смекалистый, работал с последним из Сент-Клеров-белых. Инвалиду, обучавшемуся инженерному делу, деревянная нога никак не мешал руководить своими бывшими рабами. 

- Кто не обвязался веревкой? Сдохнуть желаешь раньше времени, а, Огги?!

Сент-Клер блестел белозубой улыбкой, привязывался и нырял в воду. Там, на мягком илистом дне, опасном и желающем затянуть в себя, спали круглые длинные топляки. Почти каменные по своей твердости, кривые и покрытые выпуклыми следами от сучьев, они не желали всплывать. Огги, ловко завязывая прочные канаты, выпускал пузыри и работал. Так же, как его отец, дед и прадед. И не сказать, что ему не хотелось чего-то другого, но здесь жила семья, здесь жарило солнце, гревшее всю его родню полтора века подряд, и Огюст Сент-Клер не жаловался. 

И не забывал крутить головой по сторонам, щурясь через старые очки, отданные ему Андре Сент-Клером на пятнадцать лет. Очки, провощенные насквозь, с толстой латунью окуляров и не менее толстыми линзами, спасли уже не одного ныряльщика. 

Луизиана, наполненная потомками французов и индейцев-чокто, имела не так много тайн от своих детей. Но некоторые знали даже только-только начавшие ходить крохи.

Никогда не уходи в лес в одиночку, а если идешь, то бери с собой соль и сталь. Соль задержит высоких волосатых детей леса, а сталью, если они тебя загонят, сможешь вспороть горло. 

Никогда не забывай прикрывать ставнями окна и не слушай соседей, живущих не в лесу и строящих легкие, дунь и свалятся, хижины. Ставни плантации Сент-Клер держали выстрел из «кольта» и не пускали красноглазого кабана Сойе, любвшего по ночам пожрать человечинки. 

Никогда, никогда-никогда, ныряя в темные воды, не забывай сперва пошуметь. Если повезёт, то никто не появится, если повезёт меньше, то увидишь бурун раньше его хозяина, если не повезёт вовсе, так крути головой под водой, ныряльщик. 

Аллигаторы редко вырастали в пять футов и предпочитали не нападать на людей, работавших с берега или с толстобокой «Нэнни», старой лодки Сент-Клеров. Аллигаторы мало пугали Огги, в пятнадцать имевшего целую коллекцию их голов, зубов, кож и всего остального. Изделия из аллигаторов, шнурки, ремни, бумажники и даже заказные портфели, бело-чёрная семья Сент-Клер сбывала в Орлеане у давным-давно известного скупщика. 

Очки, выданные Огги Андре Сент-Клером помогали заметить водянок, тварей, живущих под водой и на островках из мангровых корней, прячущихся в самой непроходимой топи к западу. 

С одной Огги уже дрался, дрался, надев амулет, пришедший с Залива и тонко-острым серебряным клинком, выданным ему Андре. Сент-Клеры, не особо набожные, прекрасно умели справляться с тварями, пусть их знаний хватало не на всех. Семья Сент-Клер прибыла в Луизиану из Лангедока. Семья Сент-Клер, сумев пронести свои тайны через века, считалась себя катарами. 

- Огги, - Андре Сент-Клер, смоля трубку из початка, показал на выступ берега, - проверь-ка вон там, дружок, чую – есть там что-то эдакое…

«Эдакое» нашлось. Вместе с «эдаким» Огюст Сент-Клер нашёл водянку, выпустил в воду немало крови, но выжил. И победил.

А потом…

А потом соседний участок, большой дом Большого Лавуазье, выкупили. История случилась странная, сам Лавуазье, в жизни не болевший ничем, кроме похмелья после бурбона, сгорел за две недели. Огги был там на похоронах, помогал черномазым дружкам, троим старикам. Он нес гроб и был готов поклясться – вместо крепкого высоченного мужчины, лишь чуть уступавшего самому Огюсту ростом, между досок лежало нечто, больше всего напоминающее вяленую курицу. 

Новые хозяева приехали тем же вечером, прибыли на трех грузовиках и трех длинных дорогущих автомобилях. Нечистое дело, думалось всем, глядя на молчаливых смуглых людей, легко носивших в дом немалые ящики, не должно все случиться так быстро.

Но случилось.

Белых Сент-Клер уже не осталось, лишь Андре, ходивший кое-как, добрался к дому соседа, сплюнул и отправился домой, сидя в дряхлой коляске. Огги Сент-Клер, глядя ему вслед, удивился. Удивился цвету лица старика, обычно красного от солнца, а сейчас вдруг ставшего иссиня-белым. 

Огюст хотел пообщаться с ним позже, когда дом ляжет спать, а сам Андре будет сидеть у камина. Но решил отправиться к чистой протоке и смыть пот. Лучше бы он этого не делал. 

- Ого… - переливом птичьей трели донеслось с берега. – Какой ты…

Сумерки накатывали всё сильнее, но Огги рассмотрел её: высокую, стройную, рыжую, в легком платье. И глаза, странно чёрные, пульсирующие изнутри. И губы, узкие, вытянутые, с языком, мелькнувшим между ними. И…

- Подожди меня, красавчик.

Платье упало, казалось, само по себе. Огюст Сент-Клер, вполне знавший – как быть с женщинами, покрылся мурашками, глядя на выпуклый бледный живот, тонкие ноги, выше колен переходившие в крепкие широкие бёдра, на узкую рыжую полоску волос нагло торчащего лобка, на полоску, совершенно не скрывающую вывернутых наружу половых губ. 

- О, какое внимание…

Она спустилась вниз, а Огги вдруг понял – мир вокруг молчит. И даже водянка, потихоньку подкрадывающаяся со стороны тростника, пропала. А раз так, то…

Он не успел схватиться за амулет. Не успел потянуть клинок, ведь того не имелось, клинок прятался в шкатулке старика Андре, как-то рассказавшего ему о таких женщинах и…

- Поцелуй меня, - сказали черные глаза, - поцелуй и встань на колени.

Нуар, блюз, "Лаки Страйк", красивые опасные женщины, "типа-крутой" детектив, магия, мистика и городское фэнтези в Нью-Йорке 30-ых годов прошлого века параллельного мира и альтернативной истории. 
Этот мир почти как наш... но Другой. Здесь когда-то безгранично царила магия и Старые, расы, жившие до людей. Сейчас все иначе, все изменилось, но никуда не делись ни Старые, с их умениями, ни Другие, люди, выбравшие Иную сторону, ни магия, пусть она и конечна.
Здесь, в мире Договора, заключенного после войны между Старыми и Другими, боровшимися с человечеством, тихо дремлет недовольство, а умения ждать, как и долгой жизни, жителям Иной стороны не занимать.
Здесь шаткое равновесие охраняют СК, Служба Контроля, и боевые маги. А еще здесь есть почти самые обычные полицейские, отвечающие за Ночную сторону любого города.

Читать цикл: https://author.today/work/series/6426

В оформлении использованы:
иллюстрация Enrico Marini
обложка работы: Мяу Фикс \ Ольга Куранова