Палыч

Колонну лучше жечь с первой и последней машин. Неплохо подбить одну-две в центре, чтобы стало совсем хреново. Если все получилось именно так, то верно расставленные пулеметы и остальной ансамбль отработают на пятерку. И в этой ситуации хорошее есть только в одном случае: когда ты не в колонне-ленточке-караване. 

Палыч не выдался большим ростом, да еще сутулился, ручищи длинные, когда шел, чуть приседал, загребая ногами, ну, прямо форменная обезьяна. Вислый нос грустно смотрел вниз, у него была какая-то огромная зимняя шапка, отчего Палыч смотрелся еще смешнее. И, довеском, он чуток шепелявил. В общем, карикатура на доблестного бойца Внутренних войск, не говоря про их оперативные части. 

Треть батареи была из ростовских пацанов со станиц с хуторами, умевших работать руками просто на загляденье. Еще треть оказалась с Урала, Ебург с Челябой, и городских среди них не наблюдалось акромя Корнея, чья семья даже имела настоящую профессорскую дачу за бывшим Свердловском. Любимым воспоминанием Корнея, на выездах, в холод, стала новогодняя дача и чай вприкуску с домашним салом. Но то не суть.

Суть в руках Палыча. Этот смешной, с виду, организм, умел делать всяко-разно как полторы батареи разом. Ничего такого не подозревалось ровно до второй командировки в Даг, где первым делом батарея занялась чем? Правильно, подготовкой палатки для житья, отправив два расчета расчищать и укреплять позиции гранатометов, сделанные еще год назад и отлично сохраненные Лабинским полком. 

- Мы противотанковая батарея! – заявил в какой-то по счету раз «его высокоблагородие» господин товарищ комбат, выставив вверх палец и поведя черной щеточкой усов. – Мы лучшее подразделение полка! Все вперед, бойцы, проверять буду сам!

Я хуею, сказал я сам себе в голове, рассматривая полкузова досок, возникших откуда-то. Дальше стало интереснее.

Дальше палатка изнутри наполнилась стуком молотком, визгом плохих ножовок и командами сержантов, батарея херачила полы, рундуки, тумбочку дневального и что-то еще. Палыч оказался каким-то специально настроенным на столярно-плотницкие работы андроидом, а идея с полами оказалась куда умнее, чем виделось вначале. На Первомайке, до перевода в артдивизион, земляной пол казался мне нормальным. После увиденного и опробованного в дивизионе все варварство батальона вылезло наружу. 

Палыч, казалось, умеет вообще все. Он пилил в одиночку пилой «Дружба-2», держа ее, само собой, за одну ручку, колол дрова со скоростью ветряной мельницы, забивал гвозди с одного точного удара, умудрялся чинить даже те части кузова и, твою мать снова даже, ходовой, за которые осторожно брались даже водители. Ну, кроме Егора. А еще, хрен пойми откуда, Палыч умел тачать обувь. И только баранье упрямство Коли, решившего действовать согласно указаний комбата, вытекла в обнаруженный проверкой обычный гвоздь, вбитый в каблук Колиного сапога. 

Комбат, чистя ухо длинным ногтем мизинца, смотрел на Палычевские умения снисходительно и, разве что, не трепал его за плечо барственными жестами. Задрачивал его поручениями и потом спокойно отправлял на пост. Палыч не жаловался. 

А потом, после трех месяцев нашего второго Дага, четырех нападений на три заставы нашего полка, начавшейся именно тогда второй кавказской войны и восьмерых не вернувшихся в Крас человек, мы немного отдохнули и упороли в Чечню. 

Палыч оказался в расчете Расула и потерялся-прикомандировался во втором батальоне с начала зимы. Мы встретились перед этим, осенью, когда стояли с шестой ротой между Горагорском и Знаменским. Когда блокпост СОБРа посредь ночи поливали огнем, расчет Палыча уложил сколько-то гранат в сторону пулемета, а наш, прикрывая другой фланг, немного не рассчитав, зафитилил первую куда-то чуть дальше. В сторону какой-то полуразрушенной фермы. К утру ферма стала разрушенной почти полностью. 

В феврале Расул, Лубянский и остальные, кроме Гуся с Палычем, напоролись на растяжку. Или мину, то даже не суть. Троих отправили домой с ранениями, Расула просто увезли, совершенно целого, с крохотной дыркой у коленки. Только мёртвого. 

«Его высокоблагородие» уже не был комбатом, но мы с ним все равно схлестнулись в очередной раз и новый комбат, суровый уральский мужик Шевель, спрятал меня от него к Гусю. И к Палычу. 

Палыч, на вольных приданных хлебах, разошелся вовсю. Землянка дышала теплом, печка всегда насыщалась дровами, Палыч порой чудил и даже дурил. Они с Гусём были внутри, когда Палыч кинул в печку диафрагму от ОГ. Или от ПГ, то не суть. Это такая хрень от гранаты к СПГ, гранатомета калибра 73 миллиметра, стальная трубка с дырками, с обычным порохом внутри, поджигающим ленточный в зарядах и воспламенителем, работающим от электроспуска. Порох оставался в диафрагме, мешочки зарядов намокли во вьюке и Гусь их снял. А Палыч херакнул диафрагму в открытый огонь.

Мы с Адиком подумали, что землянку накрыло миной, потому там и хлопнуло. Но больше мин не было, изнутри вылетели туча пыли пополам с золой и Палыч. Гусь не показывался. Гусь нашелся там же, где и сидел, на вырубленных в земле нарах. Над его головой, в подпорке из бревнышка, аккуратно торчала заглушка для конфорки нашей садовой печки. Он, наверное, не бегал за Палычем по зимнему полю за селом Автуры только из-за нервного потрясения. 

В апреле двухтысячного, за месяц до дома, нас снова раскидало и Гусь с ним оказался у Беноя, напротив бывшего лагеря Гудермесского завода точных механизмов. Вокруг все подуспокоилось, по дорогам вовсю колесили машины и автобусы, мир вроде как начал налаживаться. 

После обеда, как-то раз, случилось два события. Относительно нормальное и совсем плохое. Из Сержень-Юрта в нашу сторону вышла колонна тульских десантников. А со стороны лагеря, тихо и незаметно, к дороге подобрались бородачи. 

Колонну подожгли как по-писаному. В шайтан-трубу Гуся с Палычем засандалили почти точно, исковеркав изнутри ствол осколком и завалив позицию. Сам Гусь лупил с АК, а вот Палыч оказался в открытом седле ЗУ-23, почему-то пустовавшем, вместе с кем-то из зенитчиков, прямо на открытом лбе холма, где стоял взвод. И Палыч шарашил с обеих стволов установки – мама не горюй, пока те не удрапали к реке и не прикатила наша помощь на двух «бэшках». ВОПу повезло, живыми остались все. Десантуре повезло меньше, к сожалению. Палычу и зенитчику ничего не дали, а вот командиру ЗУ неожиданно выпала «За отвагу». Бывает, чо.

Палыч уже почти двадцать лет занимается какими-то троллейбусами, то ли чинит, то ли сам управляет. А, да: он тогда приставал ко мне неделю, не меньше, но заполучил чертвого таракана, что скорпион, на плечо. Сбылась скромная Палычевская мечта, совсем незадолго до дембеля.