Ох, детки...

Вспоминать ту историю со старшеклассниками, которые зажали ее в туалете она не хотела. Они изводили ее довольно долго, но загнать в угол у них не получалось. Единственная защита затравленного зверька — изворотливость. Но однажды она потеряла бдительность. Их было трое. По школе шли уроки, а Сашка прогуливала историю в туалете, уж больно не хотелось разъяснять историчке в очередной раз, что подготовить домашнее задание зимой, когда в доме за неуплату отрубили и свет, и газ тяжело. Алгебру порешала, а на все остальное света не хватило — по-светлому надо еще дров нарубить, воды натаскать, поесть чего-нибудь сварганить.

Сначала в туалет зашла техничка, неодобрительно поджав губы, она для близира повозила грязной, плохо отжатой тряпкой возле кабинок и умывальников. Но Сашке ничего не сказала, а уходя оставила дверь полуоткрытой. Сашке было лень вставать с насиженного теплого подоконника, под которым была батарея, и закрывать дверь. Хотелось спать — мамкины дружки куролесили всю ночь. Им отсутствие света и газа не мешало, кровь подогретая до сорока градусов не мерзнет, а бурлит.

Лениться — это плохо, так им всегда говорили в школе. И то правда. В приоткрытую дверь ее и заметили давние обидчики. Видать, тоже прогуливали. Но им-то кто что скажет?! Администрация школы закроет глаза — Степкин отец, директор, как любили говорить все вокруг, «градообразующего предприятия». Сахзавод — единственное место, где иногда платят зарплату, а если не платят, то натурой дают. А из натуры путем нехитрых химических реакций можно произвести «живые деньги». Живее, чем обесцененные фантики. Этим можно рассчитаться за все.

— А, вошь алкоголическая! — обрадовался развлечению Степка.

Сашка ответила. Любой филолог бы позеленел от зависти могучести ее умения передавать свои чувства в три загиба. В этом плане «учителя» у нее хорошие были.

Ну и пошло-поехало... Их было трое, старшее ее на пару лет. Швыряли, как теннисный мячик по корту. Губу она рассадила о край умывальника — пружина в середине все скручивалась, но не выстреливала. В волосах была дурацкая дешевая заколочка — крестная Нюшка раз в припадке любви к «сиротке» подарила. Сашка выдрала из волос заколку и, зашипев как кошка, прыгнула на Степку и располосовала ему щеку. Он отшатнулся, дверь из туалета на какой-то миг осталась свободной.

Она неслась по коридору, сама не зная куда. Они бежали за ней — молча, сосредоточено сопя. Путь был только наверх, к чердачной двери.

Обидчики отставали всего на несколько мгновений. Дверь на чердак была закрыта на тяжелый висячий замок. Но Саша не понимала тщетности потуг и дергала, дергала, дергала...

Пружина лопнула, дверь открылась, жарким пыльным вихрем ударило, но с ног не сбило, а словно облизнуло. За дверью распахнулся необозримый простор, наполненный ветром. Тугие струи обвивались вокруг Сашки, ласкались волнами, наполняли силой руки-крылья. Сашка взмахнула руками, словно пробуя взлететь. Взлететь на получилось, зато преследователи катились вниз по ступеням, как сбитые в кегельбане кегли. Руки-ноги вертелись, как крылья мельниц. Как не поубивались?! Синяков понаставили, Степка руку сломал. Дальнейшие разборки уже с участием директрисы школы, завучей, родителей Сашка помнила с трудом. Интернат — страшное слово обрело вдруг положительное значение. Вместо него всплыло — колония для несовершеннолетних. А вместе с этим в поле зрения Сашки оказался инспектор по делам несовершеннолетних Рустам Аланович. Человек пришлый, в Матюшино проживший недолго — домом даже своим не обзавелся, по казенным квартирам мыкался.

— Со мной пойдешь в участок, — велел он. Сашка обмякла, поднялась с трудом, только когда он крепко взял ее за локоть.

— А вашему сыну я бы посоветовал сделать укол от столбняка, — обращаясь к директору «градообразующего предприятия», сказал инспектор, — я там лестницу осмотрел, на которой ваши ребятки девочку зажали. Штырь нашел, о который ваш сын щеку распорол, когда она, сопротивляясь, его оттолкнула. Ржавый штырь. Я, когда в Афгане служил, многого понасмотрелся. Сделали бы укол...

— Ты, Рустам Аланович, человек еще не матюшинский. Может чего не допонял? Это она моему сыну щеку располосовала.

— Да, Виктор Сергеевич, я еще не во всем разобрался. А потому кровь из умывальника в туалете я в пробирочку взял. Чья она, хочется узнать. В женском туалете-то?

— Не боись, — все так же держа Сашу за локоть сказал Рустам Аланович, — разберемся. И Сашка ему поверила, вернее его руке, крепкой и надежной.

В участке инспектор провел ее по лабиринту каких-то обшарпаных темных коридоров. И втолкнул в теплую комнату, заваленную всякими бумагами и тщательно выставленными приборами. За столом обретался сухонький старичок. Он со смаком попивал чай из блюдечка и на вторжение посмотрел неодобрительно.

— Слушай, Игнатьичь, сними с нее побои, а, — подобострастно попросил высокий и статный Рустам. Сашке показалось, что он даже слегка поклонился. — А еще бы мне, вот эту пробирочку проверить на соответствие.

— Во-первых, обеденный перерыв. Не видишь — чай пью. Во-вторых, ты лезешь не в свое дело. В-третьих, экспертиза — дело долгое.

— Во-всех, ты, Игнатьичь, кудесник. Как захочешь, так и будет. В-последних, неужто и ты сахзавода боишься?

— Иди-ка сюда, — поманил эксперт Сашку пальцем. И она, не помня себя, подошла и плюхнулась на указанный стул. — Люблю пить чай не в одиночестве. А потому мы будем сегодня пить чай, а как напьемся, будешь спать здесь, — и он ткнул пальцем на топчанчик у стены. А утром все утрясется. Рустамчик у нас снайпер. Зато его и ценим. А ты, детка, съешь-ка конфетку. Глюкозу тебе в крови поднять надо после такого.

Чаю действительно было выпито немало. Где-то на третьей чашке и десятой конфетке Сашку перестало трясти. Эксперт шаманил, разве что в бубен не бил, но что-то непонятное под нос бормотал. Рустам заполнял бланк, иногда кое-что спрашивал у Саши, иногда чесал ручкой за ухом, пытая подобрать правильную формулировку. Правда, когда дошли до чердачной двери, инспектор удивленно вскинул глаза на Сашу:

— Ты ври да не завирайся. На месте дверь и замок тоже, только дужку погнула.

— А как же я их таких здоровых одна сбросила с лестницы?

— Состояние аффекта называется. Да, и толкнула ты только первого, а он остальных.

— И что? — спросил Таред, когда Сашка надолго замолчала.

— Рустам Аланович как-то все действительно утряс, — тихо ответила Сашка. —Он сам за руку отвел меня в школу. А все сделали вид, что так и надо. «Ты там поосторожней, — напоследок посоветовал он, — чудом я тебя отмазал. И оставь всякие двери в покое.»