Субботние страсти
Автор: Влада ДятловаВ этот раз Марика Вайд «виновница» даже дважды: мало того, что она зачинательница прекрасного Субботнего флешмоба, так еще сегодня в ее блоге бушуют такие страсти, что невозможно остаться равнодушным. И я пошла искать, где одной пощечиной можно передать такой накал и спектр чувств. Не нашла. А то что нашла — так тут герои себе ни в чем не отказывали в плане выражения разных негативных чувств, запертых в этой башне и в их душах. Да еще Irena задала вопрос про эту сцену. А я знаю, что если сама себе не отвечу на ее мудрый вопрос относительно мотивации и реакции героев, то не будет мне покоя.
Что может заставить бессловесную «мышку» спорить и даже провоцировать?
Как по мне страх, слом всех шаблонов и ориентиров, попытка найти новую опору внутри вполне могу привести к неадекватному всплеску.
А когда взошла луна, он снова услышал тихий шепот лютни и теней. Почувствовал, как вздувается приливной волной первородная, неуправляемая сила. Дым светильника поплыл по комнате, отбрасывая причудливые тени на стены.
Хин смотрел, как в переплетении теней танцует ослепительно прекрасная Лебор, рассыпая вихри белых лепестков из венка. Как в завораживающем точностью движений поединке сошлись древние герои. Из теней навстречу Хину вышла простоволосая, совсем молодая Уна и подала ему руку. Не помня себя, он потянулся навстречу жене и ощутил давно забытое — одновременно прохладу и жар ее ладони под пальцами. Боль в спине стала невыносимой. Он вскочил. Тени испуганно заметались по стенам. Он рывком открыл дверь в комнату Айфе, но остановился на пороге:
— Заткнись! По-хорошему предупреждаю. Займись чем-нибудь другим.
Тебя что, ничему не учили в твоей Гверле? Что там положено девкам делать — прясть, вышивать? Вон пяльцы! Только молчи! — развернулся и собрался выйти.
— Тебя так бесят человеческие чувства? Конечно, у тебя же их нет, Кейрнех!
— Не смей меня так называть! — поворачиваясь и делая шаг вперед, рявкнул Хин.
— Почему? Ах, наверно, потому, что твое имя настолько заляпано кровью, что даже тебе противно его слышать? Так, Кейрнех?
— Не смей произносить мое имя, глупая кукла!
— Да, я бездушная кукла, которою надо только кормить, поить и следить, чтоб не сбежала. А ты — сторожевой пес. Вот и сторожи. Молча.
— Пусть я пес, но не тебе рвать мне когтями душу. Ведьма!
— Душу? А у кого здесь есть душа? У куклы или у пса? Сомневаюсь! Так что я приказываю — пошел вон, знай свое место.
— Приказываешь? — прохрипел Хин, нависая над ней. — Ты — мне? Попробуй еще раз сказать это слово!
— А что ты сделаешь? Приказываю, пес! Вон!
Она не уловила движения его рук. Лютня, жалобно взвизгнув, упала на пол. Айфе, не успев вскрикнуть, полетела на кровать. Он навалился сверху, придавив локтем горло. Воротник затрещал.
— Я покажу тебе, где мое место!
— Не посмеешь! — хрипела она, целя ногтями ему в лицо. Но промахнулась. — Не посмеешь!
Платье трещало по швам. Айфина рука все же впилась Хину в ухо. Он зашипел, и хватка ослабла ровно настолько, что острое колено девушки врезалось в живот обидчика. Не разжимая рук, они скатились с края высокой кровати. Теперь Айфе оказалась сверху, а Хин хорошо приложился спиной и затылком при падении. Хватка его ослабла, но Айфе не успела воспользоваться моментом и сбежать. Удар ее кулачка цели не достиг. Запястья затрещали, грубо захваченные сильными пальцами. Хриплый голос сыпал проклятья на скрипучем языке.
— Не посмеешь! — в третий раз закричала Айфе. — Я невеста твоего господина, пес! И ты сильно пожалеешь, когда стану его женой!
Перекошенное от злости лицо исказилось страшной улыбкой. Хин потянул за остатки воротника и выдохнул в ухо:
— Это точно, принцесса! Ты получишь своего мужа и брачную ночь! Но вряд ли я об этом пожалею, — и смахнул ее на пол. Встал, встряхнулся, в два широких шага пересек комнату. Дверь хлопнула так, что пыль посыпалась с балок и порванные струны лютни едва слышно задребезжали.
Айфе с трудом доползла до кровати, стянула покрывало и заскулила, зажимая рот парчовой тряпкой.