Истории из СССР. Похорона, телевизор и дневники

Помню, был я как-то попаданцем в СССР.

Учился, значица, в советской школе. И все было вроде ничего.

И тут.

Умирает Черненко, Генеральный Секретарь ЦК Коммунистической Партии Советского Союза.

И его, натурально, хоронят.

По этому поводу в нижний холл школы – слева лестница в классы, справа кабинет директора, Алексея Наумовича, по кличке «Тушкан», - вытаскивают парту и на нее водружают телевизор.

Потому что похорона.

На Красной Площади, естественно.

Телевизор включают, чтобы все желающие школьники могли посмотреть интересное зрелище похорон Константина Устиновича Черненко. Ну и, натурально, человек 20 смотрит это дело. Надеясь прогулять часть урока.

Мы тоже с корешем, Лехой Богдановым  (по кличке «Обезьян» - из-за оттопыренных ушей), стоим и смотрим. 

Мы что, лысые? Думаете, охота на литературу идти? Тем более, когда заданные главы не прочел. Так можно и банан схлопотать. Кстати, - и это в минус, - обоих давно к доске не вызывали.

И вот мы стоим и смотрим похорона.

Тут звучит звонок, который дает нянечка. Но телик не выключают.

Часть учеников, более дисциплинированная, уходит на свои уроки. Тем паче, что из своего кабинета выходит директор (а он строгий был) и говорит:

- На урок давайте.

Но – без нажима.

И уходит обратно в кабинет.

Удаляется большинство смотревших – все-таки Тушкан есть Тушкан. Он - строгий. (Напоминаю, Тушкан, - это директор школы Алексей Наумович Эдинбург (а вот представьте себе – такое фамилие).

Их оставалось только двое.

Вру. Их осталось пятеро, наиболее наглых. Я, Обезьян, и еще трое учеников, разглашать ФИО которых я сейчас уже не имею права.

На экране телевизора происходит самое интересное. Гроб начинают опускать в могилу у Кремлевской Стены.

Как же на это не посмотреть? Конечно, мы смотрим. Нас никто не гонит. Наконец могилу закапывают, подходит нянечка тетя Тоня и по-матерински говорит: 

- Шли бы вы на урок, лоботрясы.

Ну, поскольку все уже практически всё посмотревши, мы и пошли. Те, трое – на математику, а мы с Обезьяном – на литературу. 

Опоздали минут на 20. Думаем – к доске всех уже вызвали. Нас не вызовут.

Заходим в класс.

Учительница, Наира Львовна Зиновьева, говорит:

- Дневники мне на стол.

Во мне аж все захолонуло от возмущения.

- Я говорю (подпустив дрожи в голос):

- Наира Львовна! Так мы же не просто так! Мы смотрели похороны (с ударением на первом слоге) Константина Устиновича Черненко! (в те времена было положено говорить правильно. Особенно с училкой русского и литературы. Да и с другими учителями тоже).

Обезьян говорит:

- Точно!

Наира Львовна говорит:

- Я сказала – дневники мне на стол! В конце урока заберёте. И садитесь на свои места, быстренько.

Мы понимаем, что делать нечего, уныло достаем дневники и кладем Наире Львовне на стол. 

Слава богу, нас в тот день отвечать не вызвали. А ведь мы с Обезьяном не выучили ни хрена. В этом смысле пронесло.

Но в конце урока нас обоих ждала жирная надпись красной ручкой в дневнике: «Серьезно опоздал на урок литературы без уважительной причины. Препирался с учителем».

Тогда такая запись в дневнике подарком не была.

Конец истории попаданца в СССР.

/Примечание: в СССР слово Бог писалось с маленькой буквы/.

Конкурс:

Отгадайте – это правда? ) или это - художественная проза про СССР? ))