Ад Асгарда и милость Малюты...

  - Чего? – старлей покосилась на него. – Ты о чем, жиробас?

            Сторож булькнул чем-то из кружки, вытер блестящиые пальцы о мясницкий передник, встал. Подхватил отполированную временем, руками и разбитыми телами дубинку, звякнул ключами и пошел к ним.

            - Не смей! – Даша уперлась в прутья, побелев пальцами. – Стой!

            - Ой и вышибу тебе зубы, паскуда… - мечтательно процедил здоровяк, не торопясь открывать, стуча прутьями под дубинкой. – За слова-то такие. Вон, глянь-ка туда.

            Дубинка недвусмысленно указала на заднюю стену. Смотреть не стоило. Все увидели механизмы раньше всего остального. Дыбу. Кресло с ремнями. Стол с такими же, широкими и крепкими кожаными путами. 

            - Я балдею с вашего края извращенцев и любителей этаких милых непотребств, чесслово, - сплюнул Костыль, - что не сельцо, то людоеды, что не деревенька, то костоломы-любители, что не городок, так половые маньяки и садисты. Скучно вам тут, как погляжу. 

            - Потрынди мне здесь, балабол, - усмехнулся сторож, - потрынди.

            - Не балабол, мил-человек, - усмехнулся сивый, - а краснобай. Сечешь фишку?

            - Хм… Хош, тебе щас всеку?

            - Ну, ты или всеки, или не звезди просто так, браток, ага? И, да, жира в тебе, аки в борове. Может, тебя и почикали в детстве, с того таким и вырос, жирным и трусливым. Баб ты, гляжу, мастак палкой охаживать. Я б такую кралю если б какой палкой и пользовал, то точно не деревянной. Чо сиськами трясешь, пузо?

            Даша смотрела на Костыля с испуганным удивлением. Женя понимающе и выжидательно. Со связанными за спиной руками? Что-то шептало про опасность Костыля даже связанным полностью и прикрученным вон к тому самому креслу. Да и вообще, так-то, это что-то прямо орало: посадите его так, посадите, он вам и тогда болт покажет, хохоча и матерясь. 

            Азамат, спрятавшийся в себе, не реагировал. Никак и вообще. 

            Сторож, фыркнув лошадью, ломанул к клетке сивого. 

            Скрипнула дверь. 

            Ключ остановился в замке. Здоровяк, колыхнув впрямь изрядными чревом с телесами, оглянулся испуганно. Как мальчишка, застуканный за кражей сушеных яблок из зимней кладовки. 

            - Эт-то что тут творится, Налимушка? – поинтересовался давешний бородач, скинувший теплое и красующийся новой черной хламидой. – Ты, никак, за старое принялся, аспид? Ах ты анчутка непотребный, бес тебе в ребро, кто ж те разрешал, а?

            Сторож вытянулся, заметно подрагивая вторым подбородком. 

            - Ну-ка, дружок, накажись… - ласково посоветовал бородатый. – Живо, те говорю.

            Дубинка дрогнула, жахнула хозяйской рукой хозяина по черепушке, жидко-жалко покрытой реденькой лужайкой вокруг блестящей плеши. Еще раз, еще.

            - Ну, будет, вижу, уяснил ошибку. Чего ж ты, падла, без меня решил гостей наших раньше времени уродовать да мордовать, скажи-ка на милость? 

            - Обзываются…

            - Да ты что? – бородатый повернулся к пленникам и нахмурился. – Правда?

            - А то… - Костыль сплюнул. – Чего не подраконить такого-то кабана? Один хрен, заняться больше нечем. Картишек не прихватил, борода? Я б перекинулся. Не желаешь?

            - Экий ты пиздун, как погляжу. – хмыкнул тот. – Ну-ну… поговорить хочется? Эт ты правильно, недолго осталось. Побалакай чутка, покуда можешь.

            - Вот спасибо, добрая душа, удружил, век тебя не забуду. Так чего насчет партии в вист? Бридж? Покер, а? Мамой клянусь, обдеру тебя как липку, терять-то мне, гляжу, нечего. 

            Азамат шевельнулся, покосился на них. Отвернулся.

            - О, башкирин-то переживает. Чо, головастый, по дружку ревешь белугой, как посмотрю. Проняло, хех…

            - Почему? – Уколова уставилась горящими глазами. – Почему ты такая мразь? Что тебе сделали?

            Бородач удивился, спрятал пятерню в смоляном густющем венике, поскребся. Кивнул сторожу, так и порскнувшему за массивным табуретом. Дождался, грузно скрипнул мебелью, хитро подмигнул Даше, кошачье расправив усы. Протянул руку, тут же цапнувшую откуда-то взявшийся рог, окованный серебром. Забулькало, пахнуло солодом и хмелем. 

            Громила отпил, вытер пену, улыбнулся. Доброй улыбкой самого сильного пацана на деревне, плевать хотевшего на мелкого, заработавшего от него леща и ревущего при всех. 

            - Как звать, красавица?

            - О, моя королева, я ж говорил… - Костыль хекнул, радостно и открыто блеснул зубами. – А вы мне не верили. Даже такой дремучий питекантроп оценил всю вашу прелесть, радующую взгляд.

            - Вот ты балабол, а? – чернобородый отпил, покачал почти налысо бритой башкой с гребнем от лба и до затылка. – Так и заливаешься… страшно небось, душа непутевая?

            - Да не страшней, чем обычно. Краснобай, дядя, краснобай. Пиздобол Балалайкин это не ко мне. 

            - Угу, эт понял. Давайте, чтоль, знакомится, голь перекатная. 

            - А давай. – Костыль сплюнул, зло и как-то безнадежно. – Я вот Люто-Сквернослов, там вон молчит Чингачгук, вождь делаваров, а это леди Смерть-всем-шикарными-бедрами-вокруг-ребер. А, да! Вон там у нас просто Дарья, коию надо отпустить. От всей души советую. 

            - Ох и горазд ты, колоброд, гнать, право слово. Ты затыкаешься когда-нито?

            - Ага. Когда в сортире сижу или с красивой бабой.

            - Прям только вот так? А когда жрешь или с некрасивой?

            - Некрасивой приходится стихи рассказывать, похабные. Чтобы смеялась и не так страшновато было. А жрут, дяденька, свиньи. А я ем. 

            - Ну да… - бородач аж качнул головой, до того нравилось ему, видать. – Вот ты мне зубы заговариваешь-то, чуть не забыл, чего хотел. Налим!

            Сторож, спрятавшийся в своем уголке, вырос как из-под земли.

            - Оттащи-ка, друже, ты эту меховую паскуду к кожевникам. Князь желает чучелу ублюдка этого богопротивного.

            Азамат вздрогнул, уставился на него.

            - О, очнулся! – бородач довольно оскалился. – Чего, Азамат, не по ндраву?

            - Пожалеешь.

            - Ну да, пожалею. Держи карман шире, недомерок. Сам как бы у нас на стенке в гриднице не повис. 

            - Я балдею ваще! – Костыль поерзал. – Как в сказку попал. Жалко, что чем дальше, тем все мерзее. Князь, гридница… исполать тебе, болярин, позволь именем поинтересоваться.

            - Разрешаю, быдло, интересуйся.

            Костыль дернул лицом, побелев. Скрипнул зубами, глядя в крохотные медвежьи глазки, прячущиеся в черно-кудрявой шерсти. 

            - Как зовут, дядя?

            - Малютой…

            - О как…

            - Славка он, - буркнул Азамат, - Малюта, пят`як… Из тебя Малюта, как из козьей жопы свистулька. И дырка есть, и воздух проходит, только все больше воняет.

            Бородатый скрипнул зубами, развернулся к нему.

            - Это Асгард. – Женя вздохнула. – Додуматься же так назвать нужно. Асгард, князь, Малюта. Вы тут, натурально, очень альтернативно одаренные интеллектом особи. Мир свихнулся, чего про людей-то говорить…

            - А она шарит... – уважительно пробасил Малюта-Славик. – Интересно, откуда?

            - Земля слухами полнится, - старлей Новоуфимской СБ поморщилась. – Разве нет?

            - Ажно вот тут, в самом нутре, приятственно от таких речей, пава ты моя… Не бойсь, мож, поживешь. Нам такие нужны. 

            - А я и не переживаю, - Уколова уставилась на него, - мне бы только руки освободить да выбраться. 

            - Это ты зря. В смысле, чо не переживаешь и руки. Их-то тебе ломать придется, а бояться стоит. Жертва впереди, Всеотцу. На костер живой страшновато идти, небось.

            Даша сопела, играла желваками.

            - Экая она у вас дикая, от ведь… Ну, ин ладно, а ты, балабол, потрынди, потрынди... хуль тебе осталось пиздеть-то? Ладно, гостюшки, я пока пойду, а вы тут, коли еще не со всеми попрощались да жизнь свою, грешную, вспомнили, подумайте. И не завтра, нонеча же, апосля обеда, и пожжем вас.