Субботний флешмоб в пятницу

Знаю, что на календаре сегодня только пятница. Но суббота наступит у меня еще не скоро, хотя, она уже где-то наступила. Поэтому отрывочек для поддержки бессрочного субботнего флешмоба от Марики Вайд.

Сегодня это свеженаписанный фрагмент из пятой главы новой версии романа "Дар Анубиса". На АТ выложена старая версия, которую заменю новой, когда закончу.

Ахетмаатра открыл глаза. Поежился. В одежде, ставшей влажной из-за близости воды, тело немного замерзло. Он сел, обхватил руками колени, посмотрел на небо с тонкой бордовой полосой у горизонта и мерцающими звездами, обреченно вздохнул. Он не знал, как поступить, какой путь избрать. Попытка вспомнить надпись на крышке закончилась провалом. Душевная боль становилась все сильнее: одиночество — вот какую судьбу он уготовил себе мальчишескими глупостью и упертостью, а вина перед Тиа довершала и без того мрачную картину его бессмысленного будущего. Рука непроизвольно заскользила по талии в поисках короткого кинжала, который он стал прятать в одежде по совету телохранителя Хаэмхета. Но оружие, как и все украшения, сейчас лежало на "его мумии" в музее. От отчаяния по щекам заскользили слезы, прячась в отросшей за пять недель темной бороде. А он все смотрел на звезды в каком-то странном ожидании, что маленькие точки сложатся в несколько недостающих символов.

 Осторожный египтянин не обратил внимание на шуршание тростника и человека с фонариком в руках, появившегося из зарослей. Заблудившийся турист вздрогнул, наткнувшись в безлюдном месте на сидевшего у кромки воды незнакомца.

 — Эй, привет, — поздоровался нежданный гость.

 Парень нехотя повернул голову в сторону голоса и улыбнулся, хотя ни слова не понял.

 — Что-то случилось, да? — снова поинтересовался турист.

 Ответа не последовало, только взгляд, в котором читалась невыносимая тоска.

 — Я чем-то тебе могу помочь?

 Снова тишина. Парень все так же пристально смотрел на потревожившего его покой.

 — Жан-Поль Вернье. Фотограф. А тебя как зовут? Эй!

 Египтянин опустил взгляд. Жан-Поль сел рядом, положил фонарь на песок, чтобы не ослеплять молчаливого собеседника.

 — Я заблудился в этих папирусных джунглях. Хотел на закате пирамиды сфотографировать с необычного ракурса. Дорогу не подскажешь?

 Не услышав ни звука, Вернье снял рюкзак, достал завернутые в пакет лепешки с фруктовой начинкой, предложил одну незнакомцу.

 — Хекену… — Ахетмаатра отрешенно поблагодарил на древнеегипетском, отломил кусочек.

 — Коптик? — поинтересовался фотограф.

 — Оставь меня в покое, — ответил принц на родном языке, не желая продолжать общение. — Уходи…

 — Подожди… — спохватился Жан-Поль. — Я с тобой тут на своем французском болтаю, а ты, может, и не знаешь его. Давай на английском попробуем. Ай эм Жан-Поль, турист.

 — Туристо… Каиро… — молодой человек вспомнил слова итальянца, адресованные себе.

 — Итальяно? — удивленно воскликнул француз. — Белиссимо! Рагаццо!

 Сверкнув глазами, Ахетмаатра набросился на назойливого собеседника, повалил на песок и сделал короткий глубокий вдох. У мужчины легко закружилась голова.

 — Оставь меня в покое, грязномыслящий! Убирайся! — прошипел египтянин уже на родном языке фотографа, превращая цепочку на его шее в тонкую змею.

 — Как? Когда ты выучил?

 Жан-Поль лежал, раскрыв рот от удивления и не замечая стягивающихся колец вокруг шеи. Внезапно француз забился в судорогах, стал хватать ртом воздух. Ахетмаатра отстранился, улыбнулся, и змея рассыпалась на золотые звенья.

 — Фантастика… — прохрипел мужчина и, растирая рукой шею, сел по-турецки. — Настоящее чудо! Как ты это сделал?

 — Будешь знать, чего не нужно, и язык твой выстелет ровную дорогу к гробнице твоей, — ответил парень цитатой из заученного в детстве поучения. — Кто не царь языку своему, да знает лишь с ячменное зерно.

 — Мудро… Откуда такое знаешь?

 — Письмена не для красоты даны, а для ума, — вздохнул египтянин. — Но в этом мире красота так же превыше ума, как было и в моем.

 Жан-Поль развернул фонарь и принялся разглядывать напавшего: парень лет двадцати-двадцати пяти, с красивым разрезом выразительных глаз, утонченными чертами лица, чувственными губами, не араб, а больше европеец, исхудавший, небритый, явно бездомный. В душе Вернье тихо кольнуло: где-то на юге Франции жили уехавшие и забывшие про него дети — ровесники незнакомца.

 — Жан-Поль Вернье, фотограф, — мужчина представился еще раз, надеясь услышать, как зовут странного собеседника.

 — Аахе… — парень осекся и пристально посмотрел на француза. — Ахет, — он сократил свое египетское имя до первого слова. — Да, Ахет.

 — Приятно познакомиться.

 — Мне тоже, чужеземец.

 — У тебя есть здесь семья или друзья?

 Ахетмаатра насторожился:

 — Зачем это?

 — Хочу предложить тебе работу, только в другой стране.

 — Зачем в другой стране?

 — Я там живу. Там лучше, чем здесь. Тебя только привести в человеческий вид…

 — Не хочу… Уходи… — Ахет напрягся, склонил голову, чтобы чужак не видел его лица. — Хотя… У тебя есть кинжал?

 — Что-то похожее есть. И подарю, если скажешь, зачем он.

 — Убить себя, — не скрывая намерений, произнес парень. — У меня ничего острого нет.

 Жан-Поль вздохнул, достал из рюкзака походный нож, протянул египтянину. Тот прикоснулся лезвием к сонной артерии.

 — Оно того стоит? — поинтересовался Вернье, вспоминая, как он в начале карьеры после череды неудач пытался наложить на себя руки.

 — Да.

 — Подождать можешь денек-другой?

 — Зачем?

 — Ты красивый. Хочу сделать несколько твоих фотографий на память при свете солнца. Я же фотограф. А потом можешь умирать сколько захочешь.

 Ахет помолчал несколько минут, взвешивая все "за" и "против" и кивнул в ответ. Несколько часов жизни уже не сыграют для него никакой роли.