О РАБОТЕ КАМУФЛЯЖА.

      Что делает нормальный человек в последнее солнечное воскресенье лета, когда клиентка сорвала сеанс татуировки, а следующая должна прийти только в четыре часа? Правильно. Идёт гулять с девушкой или пить пиво с друзьями, или гулять по городу среди празднично настроенных горожан. 

     Поэтому я вытаскиваю камуфляж, натягиваю штаны и китель, сую ноги в свои любимые “ловы”, нахлобучиваю панаму, набиваю рюкзак всякой фигней для весу, оставляю дома телефон и отправляюсь в лес. 

    Иду к нему минут пятнадцать, вызывая неприязненные взгляды прохожих, которые привыкли видеть в камуфляже только дворников. 

    Лес обхватывает меня сразу и целиком. 

    Зеленью листьев, свежестью воздуха, пением каких-то невидимых птичек и шуршанием начавших опадать листьев под ногами. В лес нельзя вломиться вот так, со стороны новостроек, быстро и верно берущих его в кольцо окружения. Вонзающих в него длинные лезвия асфальтированных дорожек с удобными скамейками и фонарями, по которым в его нутро запускаются бесконечные мамочки с колясками, бегуньи с болтающимися в ритме бега хвостами волос, и пенсионеры с палками для скандинавской ходьбы, которым никто не объяснил, что такое скандинавская ходьба.  В моем лесу зияют раны благоустроенных площадок для пикников, с обустроенным стационарными мангалами и прекрасными столами под просторными навесами. 

    Но пройдите немного вглубь. 

    Туда, где заканчивается эта презренная облагораживающая показуха превращения леса в благоустроенный парк, и он покажет себя настоящего. С буреломом в оврагах, с замшелыми стволами, перегораживающими поляны своими массивными древесными трупами. С тропинками, над которыми туда-сюда сигают по веткам белки. С частоколом солнечных лучей, нарезающих траву крупными желтыми ломтями. 

    В это лес нельзя вбежать в ярких кроссовках и наушниках, где "линкин парк” отгораживает тебя от странной смеси тишины и звуков. Именно здесь нужно сперва лечь навзничь, раскинув по мху руки, и дать лесу впитать тебя, признать своим, пусть и не надолго. 

     Я лежу, пока не остаётся только воздух, солнце, и деревья вокруг. 

     Потом нехотя поднимаюсь и начинаю бегать. 

     После получаса кросса по пересеченке выбегаю к одной из самых популярных  дорожек. Мне любопытно проверить, как работает камуфляж. 

    Недавно наша команда перешла на “гринзон” взамен приевшегося всем “мультикама”. Так что я выбираю коричневатое дерево с зелёными и желтыми пятнами мха, стоящего в двух метрах от асфальта за вуалью из тройки веточек орешника, вытягиваю гудящие ноги, надвигаю панамку на лоб и замираю. 

     Следующий час я расслабленно медитирую, считая прошедших мимо меня людей. И забавно и радостно то, что меня вообще никто не замечает. Ну, или они настолько ко великие актёры, что не выдают себя ни единым мускулом лица.        Мужчины, женщины, дети. Всего шестьдесят семь человек прошли прямо передо мной, сидящим к ним лицом на расстоянии моего роста, и ни один не обратил на меня внимания. Только собаки останавливаются, мотая головой и шевеля носом.                

      Похоже, и они меня не видят. Класс. 

   Досидевшись в полной неподвижности до того, что по мне начали прыгать синички, я встаю, напугав как раз проходящую мимо пару.   

    Снова в лес. Теперь я отрабатываю быстрые забеги от укрытия к укрытию и залегания с оценкой обстановки. Потом быстрое перемещение по-пластунски. Отработка навыка плюс отличная физуха. Добежал, упал, прополз, поднялся. 

     На одной из полян брёвна лежат почти в шахматном порядке. Идеально для отработки. Медленно ползу к первому. Очень медленно. Представляя себе, что кругом стоят часовые. 

Прижимаюсь к земле за бревном. Потом быстрый взгляд налево - чисто. Прямо - чисто. Направо - выпученные глаза какого-то дедка, сзади... Стоп!

     Со звуком резко остановленной пластинки из фильмов, торможу взгляд и возвращаю его на выпученные глаза. 

     Потом удивленно сажусь на задницу. 

    Дедок ростом сантиметров шестьдесят. Одет в какое-то холщаное рубище, на голове тоже намотан кусок той же ткани.

    В руках у него маленькое лукошко с грибами. И он странный какой-то. Через пару секунд до меня доходит, почему. В нем зияют дыры. Не в смысле в нем самом, а он прозрачный в нескольких местах. Насквозь.

- Здрасьте, - говорю.

Дедок сглатывает.

- Здравствуй, мил человек. А ты как так незаметно подобрался? Одёжа у тебя чудная. Невидимая почти.

Усмехаюсь с затаенной гордостью..

- Это называется «гринзон». Это камуфляж, дедушка. – Киваю на него.  – Твой, кстати, барахлит.

Старичок вытягивает руку, там и тут пронизанную пустотой, и тяжело вздыхает.

- Да уж…

Он ставит лукошко и усаживается на бревно. Потом лостает откуда-то сухой сморщенный гриб, резко нажимает на него и втягивает носом поднявшееся из разорванной шляпки коричневое облачко.

- Грибы куришь, дедушка? – констатирую я.

- Чавой делаю?

- Грибы, - показываю, – куришь.

- Аааа… - Дедок отводит руку и смотрит на сморщенную тушку гриба. – Да.. Вдыхаю. Для светлости ума и увеселительных картин.

- Завязывал бы ты, - советую. – До добра галлюциногены не доведут.

- Чавой?

- Дурным будешь, чавой. Ты ж, лесовик, поди?

- Он самый! – с гордостью говорит дедок. – А ты чавой такой покойный? Чавой не пужжаешься, не бягёшь?

- Люди теперь не из пугливых, дедуль, – говорю.  – Мы такого уже насмотрелись, ничего не проймет.

- Это да, - вздыхает лесовик, доставая еще один гриб. – Совсем житья не стало в лесу. Крики везде, мусор, твари четверолапые шныряют. Того и гляди на глаза кому попадешься, со свету сживут.

- Это потому что невидимость твоя не работает.

- Она, проклятущая. Годы уже не те. Раньше только подумаю – и нет меня. А теперича – вон… 

- Да.. старость не радость. 

- И главное, первые восемьсот годков от любого бы сокрыться мог так, что днем с огнем… А нынче, чую, как молодняк погорю. На ровном месте.

Прикидываю. До игры еще далеко…

Решительно стягиваю рюкзак и снимаю китель. Вручаю лесовику.

- Держи, дедушка. Маскируйся на здоровье!

Дедок неуверенно принимает подарок.

- Енто мне?

- Ага

- Насовсем?

- Да. Вот, панамку тоже держи. А то таскаешь гнездо какое-то…

Лесовик сдергивает свою чалму, напяливает панаму. Потом облачается в китель, который закрывает его целиком на манер халата. Проводит по ткани пальцами.

- Хороша пряжа… - говорит он довольно. – Гладко. 

- Она еще и мокнет не сразу, - вставляю я немного рекламы, - так что до берлоги своей добежать успеешь. Если быстро.

Дедок смотрит на меня.

- А порты?

- Ты, - говорю, - дедушка, не наглей. Мне еще домой идти.

- Лады… - вздыхает он. – Спасибо, мил человек.

- Не за что, дедуль. Прячься на здоровье. 

Дедок делает пару шагов назад и внезапно исчезает. Я шевелю головой и замечаю его силуэт. Паттерн камуфляжа приобрел глубину и полупрозрачность. Словно картинки «мэджик ай». Как будто полупрозрачное стекло частично раскрасили в «гринзон».

- Ну, как? – раздается оттуда.

- Отлично! – искренне говорю я. – Нашим бы снайперам так уметь.

- Пусть приходят, - добродушно говорит лесовик, - научу.

Он снимает панаму, демонстрируя добродушную бородатую мордашку с весело блестящими желтоватыми глазками, и поднимает лукошко.

- Пойду я, мил человек. А и тебе спасибо за гостинец. Приходи со своей снайперой сюда через седмицу, учить буду. Прощевай на этом.

Он надевает панаму обратно и удаляется эдаким зеленоватым бугорком, чуть слышно шелестя полами кителя по листве.

Я поднимаюсь и иду домой, по дороге срывая папоротник и делая из него кулоны, как в юности.  Которые развешиваю на ветках вдоль дорожки, для детишек.

Надо будет наших командных снайперов сюда через неделю привезти. И не забыть рассказать обо всем.

Вот, не забыл.)