Так ли велик Наполеон, как его малюют?

Есть у меня давно и устойчиво любимый писатель - Дмитрий Мережковский, который, как известно, много и плодотворно работал в рамках социо-исторических и философских исследований. И его наследие довольно обширно. Так вот, в очередной раз перебирая его произведения в моем телефоне, наткнулся я на роман "Наполеон". Зная устойчивый и настойчивый интерес Мережковского к моральной и этической стороне исторических событий, я заинтересовался этим романом. И вот, уже на первых страницах прочел нечто, что заставило меня немного открыть рот и так с открытым ртом и задуматься. И, надо сказать, что приведенные ниже цитаты - лишь малая толика того восторга, что следует за ними. Впрочем, это не секрет, что восторг Наполеоном - вовсе не есть нечто уникальное. Напротив, это скорее общее место в среднестатистическом восприятии данного исторического персонажа. Как, впрочем, и подобных ему деятелей прошлого, вроде Цезаря, Александра и прочих Дариев.

Маленькими глазками, увеличивающими, как микроскопы, лилипуты видят каждую клеточку Гулливеровой кожи, но лица его не видят; оно им кажется страшным и мутным пятном; маленькими аршинами могут они измерить тело его с математической точностью; но вообразить, почувствовать себя в этом теле не могут.

Так мы не можем себя почувствовать в душе Наполеона. А ведь именно это и нужно, чтобы ее узнать: не увидев чужой души изнутри, ее не узнаешь.

Кажется, только один человек мог судить Наполеона, как равный равного,– Гёте. Что Наполеон в действии, то Гёте в созерцании: оба – устроители хаоса – Революции. Вот почему в дверях из одной комнаты в другую, из Средних веков в наше время, стоят они друг против друга, как две исполинские кариатиды.

«В жизни Гёте не было большего события, чем это реальнейшее существо, называемое Наполеоном»,– говорит Ницше. [4]

«Наполеон есть краткое изображение мира».– «Жизнь его – жизнь полубога. Можно сказать, что свет, озарявший его, не потухал ни на минуту: вот почему жизнь его так лучезарна. Мир никогда еще не видел и, может быть, никогда уже не увидит ничего подобного». [5] Таков суд Гете – Наполеону равного. А у нас, неравных, дело с ним обстоит еще хуже, чем у лилипутов с Гулливером. Тут разница душ не только в величине, росте, количестве, но и в качестве. У него душа иная, чем у людей,– иной природы. Вот почему он внушает людям такой непонятный, ни на что земное не похожий, как бы нездешний, страх.

А вот тут, возможно несколько длинноватая цитата с объективными фактами найденными здесь: Демография от Наполеона 

Шестого апреля 1814 года Наполеон I отрекся от престола. 

Исследователи  подсчитали, чего стоила Франции революция и империя Наполеона. Во время  революции погибло около миллиона человек, наполеоновские войны стоили  еще порядка двух миллионов. В начале революции количество мужчин и  женщин было практически одинаковым. К концу же всех войн на каждую  женщину оставалось менее 0,8 мужчины. Перед самым концом империи в армию  брали призывников 1818 года. То есть совсем мальчишек. Таким образом,  наполеоновские войны выбили целое поколение.

А  еще Наполеон принял аграрные законы, которые требовали от  землевладельцев делить свои земли между всеми своими сыновьями, а не  первенцами. Из-за этого стали меньше рожать, дабы не делать своих детей  бедняками. Эта же психология была свойственна и средним городским слоям  того времени – торговцам и ремесленникам. Как отмечает французский  социолог Мандрас, "этот средний класс формировал мелкую буржуазию, чьей  амбицией являлось приравнивание к крупной буржуазии путем обогащения  детей и их образования. Такая амбиция побуждала многие семейные пары  ограничиваться одним ребёнком, чтобы обеспечить его социальное  выдвижение". 

К  середине XIX века Франция утратила демографическое превосходство над  Германией, Австрией и Британией. За век население Франции увеличилось на  44%, в то время как в Германии и Британии – в 2 с половиной-три раза.

Население  Франции так и не восстановилось в XIX-м и первой половине XX-го веков.  Лишь в наши времена в стране наблюдается большой демографический  прирост, однако он достигнут в основном за счет иммигрантов. 

Шло  и физическое вырождение. В 1914 году средний рост французского  призывника составлял 1 метр 63 сантиметра – рост миниатюрной девушки.  Накануне революции и наполеоновской империи средний рост француза был  168 сантиметров. Получается, за столетие галантные французские кавалеры  потеряли пять сантиметров роста.

Но  вот, что удивительно, как верно подметил один публицист: по странному  свойству человеческой психологии великие памятники воздвигаются именно  великим поджигателям мира. Наполеону памятников понаставили много. Более  того, он стал легендой, сладчайшим воспоминанием умирающей Франции,  которая умиранием обязана преимущественно ему – "Великому Корсиканцу" –  даже и не французу.

Как говорится в подобных случаях - делайте свои выводы.